Страница 14 из 22
– Ребенка?! – подскочила я, но тут же выкрутилась: – У нее что, было много детей?
– После Гражданской войны было много сирот, – пояснил Александр Генрихович. – Они нередко попадали в лапы к подобным Фаинам, которые заставляли их воровать или просить милостыню…
– Ужас! – воскликнули разом трое ребят.
– Не то слово, – искренне согласился ученый. – И это далеко не весь список ее преступлений. Картежные игры, перепродажа краденого, об остальном лучше не говорить. В бараке жило немало народа, но фактической хозяйкой была Фаина. Эта женщина льстиво улыбалась, сладко говорила, но горе было тому, кто ей верил… Говорят, Фаины боялись даже уголовники.
И вот к этой-то особе обратился в начале двадцатых годов молодой ученый, единственный уцелевший. Как он сумел с ней договориться – неизвестно, но старуха предоставила ему помещение для научных изысканий, выгнав из половины барака его обитателей и отгородив ее стенкой. За этой стенкой через некоторое время стало твориться что-то странное. Днем в бараке стояла тишина, а ночью его окна озарялись слабым светом, в них мелькали многочисленные тени, слышались какие-то странные звуки… В конце концов остальные жильцы разбежались кто куда, и барак остался полностью во владении Фаины и ее квартиранта.
Шли годы. Барак приобрел недобрую славу. Однажды Фаина зачем-то позвала к себе с десяток бродяг-гробокопателей, пообещав им хороший заработок. Они пришли, и с тех пор их больше не видели. Но спрашивать о чем-то Фаину никто, разумеется, не рискнул.
И вот однажды – было это июльской ночью сорокового года – случилось жуткое событие, очень сильно напугавшее жителей поселка. Среди ночи, незадолго до рассвета, все они проснулись от непонятного гула и вибрации в воздухе, от которых закладывало уши. Люди выскакивали из своих жилищ на улицу и видели ужасающее зрелище: над зловещим бараком клубился странный светящийся туман, становясь то почти прозрачным, то багровым, то пугающе черным. Он порой сжимался, а порой разрастался на полнеба, так что казалось – он заполонит все окрестности. Синхронно с этим то стихал, то нарастал низкий монотонный гул, почти на грани слышимости. Казалось, пространство кривится и корчится в этом тумане, и земля стонет от такого святотатства. Потом все накрыла кромешная тьма, без единого лучика света, гул стал чудовищно громким, и дальше мало кто что запомнил. Скорее всего, люди теряли сознание…
– Прошу прощения, Александр Генрихович, – вклинился Стас. – Вы так рассказываете, как будто сами видели.
– Видеть не видел, – улыбнулся тот. – Но в молодости, лежа в больнице, имел разговор с одним стариком, который жаждал кому-нибудь излить душу. Этим кем-то оказался я. История, конечно, вызывала сомнения, но заинтересовала меня, и я решил проверить данные. Пришлось правдами и неправдами добраться до милицейских архивов, потом я нашел нескольких живых свидетелей… Так вот, ребятки, это такая же правда, как то, что я сейчас с вами говорю!
Искреннему тону Александра Генриховича трудно было не поверить. Кроме того, про туман я и без того кое-что знала.
– И что, все умерли? – подала голос Таня. – Наверное, был переполох на весь город!
– Нет, Танечка, никто не умер. И переполоха тоже не было. Поселок-то на отшибе стоял, город тогда еще сюда не дотянулся. И вообще, о произошедшем старались не болтать. Но последовало продолжение событий: в окрестностях стали пропадать люди. Собственно, такое там и раньше случалось, поселок-то криминальный… Но тут за месяц исчезло больше двух десятков человек, и почти обо всех одна и та же информация: ушел на базар и не вернулся.
Я покосилась на Таню. Смертельно бледная, она смотрела на ученого, не мигая. А он продолжал:
– Вот тогда за этот рассадник преступности взялись всерьез. Пропавших так и не нашли, но выяснили: все следы ведут к бараку. Однажды ночью его окружили сотрудники милиции и уже хотели ворваться внутрь, но вдруг дверь распахнулась, и на пороге предстал тот самый ученый. Он выглядел жутко: кожа его была неестественно белой, а глаза горели дьявольским огнем, и в них светились красные искры.
– О, что я вижу – за мной, наконец, пришли! – его голос был каким-то неестественным, в нем не было и тени страха, слова звучали глумливо. – Глупые людишки! Вы не сможете причинить мне никакого вреда, потому что я – я! – совершил великое открытие, которое изменит мир, я нашел ключ к бессмертию! Я открыл проход в такие глубины, которые вам и не снились, жалкие вы ничтожества! Но раз уж пришли, то заходите, полюбуйтесь на то, что мне теперь подвластно.
Он отступил внутрь, словно приглашая гостей войти. Все дальнейшее случилось молниеносно. Два милиционера ворвались в барак первыми, остальные замешкались, что их и спасло. Неожиданно обстановка внутри стала меняться, деревянный пол, закопченные стены – все поплыло, искривилось, как смятая картинка, и через несколько секунд перед глазами оторопевших милиционеров предстало совсем другое зрелище: прямо перед ними разверзлась бездонная пропасть, в которой клубился туман. Волну ужаса, исходящую оттуда, ощутили все. По другую сторону провала стоял ученый, пренебрежительно ухмыляясь, а за его спиной… За его спиной милиционеры увидели ряд лежащих человеческих тел, принадлежавших мужчинам, женщинам, подросткам… Один из милиционеров впоследствии уверял, что двое или трое из них смотрели на него живыми глазами…
Пройти в это логово было невозможно, и в ученого несколько раз выстрелили. Но он продолжал стоять и улыбаться – похоже, пули то ли не причиняли ему никакого вреда, то ли вовсе не долетали… А потом он взмахнул рукой, и воздух завибрировал, исполняясь необъяснимой угрозы…
Милиционеры отступили. Они увидели, как окна барака загорелись ярким светом, а потом вдруг погасли, и воцарилась тишина. Было непонятно, что случилось с их товарищами, которые вбежали внутрь. Поэтому, выждав какое-то время, милиционеры решили пойти на переговоры.
Они распахнули дверь, входить, разумеется, никто не стал, и посветили фонариками. Но говорить было не с кем: перед ошеломленными стражами порядка предстал обыкновенный захламленный барак. В нем не было ни души, и от зловещей ямы тоже не осталось и следа. Обыск ничего не дал, и некоторые заговорили о дьявольщине.
«Глупости! – заявил капитан, руководивший операцией. – Наверняка этот ученый спрятался где-то в тайнике, сейчас мы его выкурим».
Хлам посреди барака сгребли в кучу и подожгли. Милиционеры вышли наружу и окружили здание, готовые схватить любого, кто выскочит из огня.
Однако то, что случилось дальше, назвал дьявольщиной даже этот суровый капитан. Огонь еще не успел охватить барак, как вдруг земля под ногами затряслась, ночную темноту озарила ярчайшая вспышка, на миг всех ослепившая, а где-то поблизости раздался истошный женский крик, тут же резко оборвавшийся. Когда к людям вернулось зрение, оказалось, что ни огня, ни дыма больше нет, а здание медленно окутывает белесый, слегка светящийся в темноте туман.
Земля под ногами дрожала, милиционеры, шатаясь и спотыкаясь, отходили подальше от страшного барака – и вовремя. В считаные минуты не стало видно ни стен, ни крыши, остался только огромный кокон из белесого тумана, который колыхался, клубился и разрастался. Потом он побагровел, почернел и слился с ночной темнотой, а милиционеры услышали голос.
Это был негромкий, казалось бы, шепот, который тем не менее услышали все: «Что, испугались, жалкие людишки? Неужели вы возомнили, что сможете чем-то помешать мне! Но ваша дерзость заслуживает наказания, и вы будете наказаны. Нет, я не стану убивать вас сейчас – живите, ничтожества, и бойтесь. Сегодня, помнится, тридцать первое августа? Последний день лета… Ну что же, значит, для каждого из вас он рано или поздно станет последним. Черная дата, которая навсегда страшным проклятием нависнет над этим местом и над вами, – тридцать первое августа!»
Шепот смолк, и люди очнулись. Повернулись к бараку… Барака не было. Не было и места, где он мог бы стоять – был поселок, и было кладбище вплотную к нему, а того участка между ними, где прежде стоял барак, как не бывало…