Вторая модель

Со всех сторон спешили экипажи скорой помощи - на колесах и крыльях, специальные и приспособленные на скорую руку, они отбывали, чтобы вернуться еще и еще раз. Добровольцы с носилками протоптали широкую тропу, на месте которой была потом проложена улица Милосердия. На высоте нескольких сотен футов на спешно нанятых вертолетах кружили журналисты. Их телекамеры фиксировали творящийся внизу ужас. Трансляция агонии сопровождалась потоком высокопарных эпитетов, который не мог передать и десятой части той неприукрашенной правды, что глядела с экранов ста миллионов телевизоров.

Грэхем с пилотом вкалывали вместе с остальными, вкалывали еще долго после того, как сгустились сумерки и ночь укрыла плотным саваном еще не найденных мертвецов. Ущербная луна взошла на небосводе и свесила свои лучи к изуродованной земле. Ладонь, застывшая на железной балке, тянулась им навстречу.

Залатанный гиромобиль с молчаливым водителем за рулем доставил Грэхема обратно в Бойсе. Разыскав отель, он принял душ, побрился и позвонил полковнику Лимингтону.

- Весть о катастрофе потрясла весь мир, - сказал Лимингтон. - Президент уже получил выражения соболезнования от пятнадцати зарубежных правительств и бессчетного количества частных лиц.

- Мы делаем все необходимое, чтобы как можно скорее и точнее определить, что же это все-таки было - повторение Хиросимы, Черного Тома или Техас Сити, - продолжал он. - То есть, что является причиной: военная акция, саботаж или несчастный случай.

- Нет, это не Хиросима, - заявил Грэхем, - то есть не атомный взрыв, во всяком случае, в том смысле, в котором мы его понимаем. Это обычный, банальный взрыв, вызванный разрушением молекул, - только в гигантском масштабе!

- Откуда вы знаете?

- Со всех концов набежали дозиметристы со счетчиками Гейгера. Перед отъездом я порасспросил кое-кого из них. Они сказали, что радиация в норме, по крайней мере, но их измерениям. Похоже, что район совершенно безопасен. Если что-то и дает излучение, то наши приборы не могут его зарегистрировать.

- Что ж, надеюсь, скоро все выяснится, - проворчал Лимингтон. Несколько секунд он молчал, потом добавил. - Случись вам наткнуться на что-то, предполагающее существование некой связи между этим ужасным бедствием и тем расследованием, которое вы ведете, - немедленно бросайте все и связывайтесь со мной. В таком случае одному человеку с этим делом не управиться.

- Пока на такую связь ничто не указывает, - ответил Грэхем.

- Ничто - пока вы что-нибудь не копнете! - возразил Лиминггон. - В свете того, что уже произошло, у меня есть серьезные подозрения. Как вы и опасались, Бич стал в нашем списке двадцатым, - если, конечно, не попал в число тех немногих, кому удалось спастись. Ему заткнули рот прежде, чем вы успели до него добраться, - точно так же, как поступили со всеми остальными. Мне это не нравится.

- Может, вы и правы, сэр, только...

- Грэхем, я повторяю еще более решительно: если вы наткнетесь на какую-то связь между этим фейерверком и делом, которое вы расследуете, сразу же прекращайте розыски и безотлагательно сообщите мне.

- Хорошо, сэр.

- Если связь подтвердится, мы призовем к решению загадки лучшие умы державы. - Голос полковника прервался, потом зазвучал снова. - А сами-то вы как расцениваете ситуацию?

Грэхем был в нерешительности. Он знал, что так же далек от истины, как и в самом начале, но не мог избавиться от странного, безотчетного чувства, которое преследовало его со времени гибели Мейо. Казалось бы, смешно придавать значение ощущениям, которые, несмотря на силу и неотвязность, продолжали оставаться смутными и неуловимыми. Не было ли это чувство сродни тем подозрениям, которые заставили его пуститься в погоню неизвестно за чем? Не связаны ли эти психические сигналы с его интуицией сыщика? Что это - ключ к разгадке или пустое суеверие? А может быть, просто нервы пошаливают?

Наконец, приняв решение, он заговорил неторопливо и осторожно:

- Шеф, у меня по-прежнему нет ни малейшей идеи, что за всем этим кроется, но мне кажется, что иногда говорить на эту тему - опасно. - Тут ему пришла в голову мысль, и он добавил: - Похоже, что иногда опасно даже думать об этом.

- Что за чушь! - насмешливо воскликнул Лимингтон. - Настоящих телепатов не бывает, а гипноз сильно переоценивают. К тому же пока еще никто не создал приборов, которые могли бы засечь чьи-то тайные мысли. Да и как, черт побери, можно вести расследование, не думая?

- В том-то все и дело, что никак, - сухо ответил Грэхем. - Поэтому мне и приходится рисковать.

- Вы что, серьезно?

- Более чем! Я полагаю, - а вернее - чувствую, что временами эти вещи можно обмозговывать совершенно спокойно и с пользой для дела. Но я столь же определенно чувствую, что иногда наступают какие-то непонятные мгновения, когда задумываться о них значило бы самому подставить себя под удар. А почему я так чувствую - и сам не могу объяснить. Может, я просто сдурел, только чем глубже я в это дело влезаю, тем больше ценю свою дурость.

- Почему?

- Да потому что я пока еще твердо держусь на ногах, а другие их давно уже протянули.

Грэхем повесил трубку. В глазах у него горел странный огонек. Почему-то он знал, что правильно оценивает грозящую ему опасность. Он должен пойти на риск, неимоверный риск, выступив против сил, совершенно неизвестных и поэтому особенно грозных. Неусыпная бдительность - вот нереальная цена свободы. И если ему, как и Уэббу, суждено пасть в тщетном усилили заплатить эту цену, что ж, так тому и быть!

Шеф полиции Корбетт наконец нашел того, кого искал на верхнем этаже битком набитой Центральной больницы. По словам раненого получалось, что из трех тысяч уцелевших, извлеченных из-под развалин Силвер Сити, он был единственным, кто работал на заводе Нэшнл Кэмера.

Пострадавший был забинтован с головы до пят, даже глаз не было видно. Свободным оставался только рот. В палате стоял сильный запах дубильной кислоты - немое свидетельство того, что несчастный получил обширные ожоги. Грэхем присел с одной стороны койки, Корбетт - с другой.

- Пять минут, не больше! - предупредила усталая сиделка. - Он очень слаб, но может продержаться, если дать ему шанс.

Приблизив губы и закрытому повязкой уху, Грэхем спросил:

- Что же все-таки взорвалось?

- Резервуары, - послышался слабый шепот.

- Нитрат серебра? - Грэхем постарался, чтобы в вопросе прозвучало недоверие.

- Да

- Как вы это объясните?

- Никак. - Он провел распухшим языком, бледным и пересохшим, по марлевой бахроме, окаймлявшей обожженные губы.

- Где вы работали? - тихо спросил Грэхем.

- В лаборатории.

- Занимались исследованиями?

- Да.

Грэхем со значением взглянул на Корбетта, который внимательно прислушивался к разговору, потом обратился ж человеку на койке:

- Над чем вы работали, когда произошла катастрофа?

Ответа не последовало. Рот под бинтами плотно сжался, дыхание стало совсем неслышным. Встревоженный Корбетт вызвал сиделку.

Девушка примчалась и захлопотала над пациентом.

- С ним все в порядке. У вас еще две минуты. - Она тут же убежала. От долгого дежурства лицо ее побледнело и осунулось.

Грэхем еще раз задал вопрос - снова молчание. Нахмурившись, он дал Корбетту знак вступить в разговор.

- С вами говорит Корбетт, начальник полиции Бойсе, - сурово изрек тот.

- Человек, который вас допрашивает, - офицер Разведывательной службы Соединенных Штатов. При вчерашнем взрыве погибло больше тридцати тысяч человек, а те немногие, кто уцелел, находятся не в лучшем состоянии, чем вы. Необходимость выяснить причину трагедии гораздо важнее, чем ваша лояльность по отношению к работодателям. Советую не упрямиться.

Плотно сжатые губы не шевельнулись.

- Если вы не заговорите, у нас найдутся средства. - начал было Корбетт.

Дав ему знак замолчать, Грэхем снова приблизил губы к уху лежащего и тихо сказал:

- Доктор Бич разрешил вам сказать все, что вы знаете.