Страница 63 из 326
— Хорошая у тебя работа. Сколько развлечений в служебное время, — усмехнулся Тейлор.
— Да уж, на работу не жалуюсь, — согласился тюремщик. — Но бывает такое — глаза бы не глядели. Попадаются скверные игроки. Эти на меня лишь тоску нагоняют. И от телезрителей потом одни жалобы. Только начнут игру и успеют сделать несколько ходов — как все уже кончено. Словно им не терпится, чтобы их задушили. Нет, мы любим настоящее зрелище, когда приговоренный борется до последнего.
— Ну и положеньице у меня, — протянул Тейлор. — Ведь я не знаю гомбарских игр, а у вас не знают наших.
— Это не беда. Любой игре можно быстро научиться. К тому же тебе предоставляется право выбрать игру. Разумеется, не такую, чтобы с тебя сняли кандалы и выпустили играть на улицу. Выбирать придется из настольных игр, поскольку играть ты будешь в закрытом и охраняемом помещении. Хочешь добрый совет?
— Хочу.
— Вечером сюда явится чиновник, узнать, какую игру ты выбрал. Ему нужно будет найти тебе стоящего противника. Не проси, чтобы тебя научили играть в нашу игру. Будь ты умницей из умниц, у твоего противника все равно останется преимущество: ему-то игра хорошо знакома, а у тебя — никакого опыта. Выбери одну из ваших настольных игр. Тогда преимущество будет за тобой.
— Спасибо за предложение. Но что толку в преимуществах? Вот если бы проигрыш означал смерть, а выигрыш — жизнь.
— Я уже говорил: исход игры не имеет значения.
— В чем тогда преимущество выбора?
— Ты выбираешь, умереть ли тебе этим утром либо умереть завтра или даже послезавтра.
Надзиратель поднялся со скамьи, закрыл дверь и сказал уже через прутья решетки:
— Я все равно принесу тебе книжку с описанием наших игр. У тебя вполне хватит времени прочитать ее до прихода чиновника.
— Очень любезно с твоей стороны, — сказал ему Тейлор, — Но, думаю, мне она ничего не даст.
Оставшись один, Уэйн Тейлор растянулся на скамье и задумался. Мысли были отнюдь не из приятных. Профессия космического разведчика отличалась повышенным риском, и никто не знал этого лучше самих космических разведчиков. Теоретически каждый из них охотно соглашался на эти опасности, руководствуясь древней как мир мудростью: беды всегда случаются с кем-то, но не со мной. А на практике… Тейлор засунул указательный палец за воротник рубашки, немного сдавливающий ему шею.
Когда он спускался, продираясь сквозь пелену облаков, и два военных самолета гомбарцев вели по нему прицельный огонь, он успел нажать кнопку «D» и подать сигнал тревоги. Бортовой передатчик тут же послал в эфир короткое, но емкое сообщение с координатами планеты, идентифицирующее ее как враждебную территорию.
Ранее, находясь за несколько тысяч миль от Гомбара, Тейлор сообщил о намерении совершить вынужденную посадку и передал координаты планеты. Следовательно, второе сообщение подтверждало первое и показывало, что его жизни может угрожать опасность. По подсчетам Тейлора, со времени нажатия кнопки «D» и до момента посадки сигнал тревоги успел повториться не менее сорока раз.
Едва опустившись на поверхность планеты, Тейлор включил часовой механизм взрывного устройства и спешно покинул корабль. Самолеты гомбарцев жужжали где-то рядом. В момент взрыва один из них как раз пролетал на бреющем полете над кораблем. Самолет разнесло на кусочки. Второй самолет сразу же набрал высоту и стал кружить, выслеживая Тейлора. Вскоре он понял, что его угораздило сесть в военной зоне, где было полно болванов в форме, жаждущих крови. И все же Тейлору удалось шесть часов подряд играть с ними в кошки-мышки и пройти не менее двадцати миль. Зато потом взбешенные вояки отыгрались на нем и руками, и ногами.
Он не знал, сумела хотя бы одна из приемных станций землян услышать поданный им сигнал тревоги. Хотелось бы думать, что да, поскольку такие сообщения передавались по спец-каналу, который прослушивался круглосуточно. Тейлор ни на секунду не сомневался в том, что свои обязательно придут ему на выручку. Вот только каким образом?
Был и второй вопрос, беспокоивший его: когда? Не оказалась бы помощь запоздалой. Этот сектор патрулировал «Мак-лин» — самый крупный и грозный боевой звездолет землян. Если сейчас он выполнял штатное патрулирование и, по счастью, находился в ближайшей к Гомбару точке, тогда на путь сюда (при максимальной скорости) ему понадобится не менее десяти месяцев. Но если «Маклин» вернулся на базу и его временно заменяет какой-нибудь устаревший и тихоходный корабль, срок может растянуться до двух лет.
Два года. Это безумно долго. Десять месяцев — и то слишком долго. Ему вряд ли удастся продержаться десять недель. Да что там недель, даже десять дней казались весьма проблематичными. Время, неумолимое время. Человеку его не растянуть, а кораблю не сжать.
Вернувшийся надзиратель пропихнул между решетками двери обещанную книгу.
— Вот, держи. Ты уже достаточно знаешь наш язык и поймешь, что в ней написано.
— Спасибо, — сухо поблагодарил его Тейлор.
Он снова лег и быстро одолел принесенную книгу. Некоторые страницы он пролистывал, едва прочитав начальные строчки: там описывались слишком короткие и примитивные игры, годные разве что для детей. Тейлор не удивился, встретив описание гомбарских разновидностей игр, широко известных на Земле. Например, гомбарцы тоже играли в карты, но вместо четырех мастей у них было десять, а число карт в колоде насчитывало восемьдесят.
Так и ализик, о котором он слышал от надзирателя, оказался более громоздкой и усложненной версией земных шахмат. Доска состояла из четырехсот клеток, и у каждого игрока было по сорока фигур. Неудивительно, что какой-то ушлый гомбарец сумел растянуть эту игру на шестнадцать дней. Похоже, ализик был самой длинной игрой из описываемых в книжке. Может, выбрать эту игру? Но выдержат ли власти (не говоря уже о телезрителях) его черепаший темп, когда он по десять часов будет обдумывать каждый ход? Сомнительно. Впрочем, даже такое ухищрение не помешает его опытному противнику тратить на ответный ход считанные секунды.
Нет, ему нужна игра, сами условия которой вынуждали бы его противника играть медленно и где никакие ухищрения последнего не могли бы ускорить ход игры. Но именно игра, а не видимость игры, иначе и последний дурак моментально разгадает его замысел. Причем такая игра, которую противнику ни за что не удастся закончить ни с победой, ни с поражением.
Однако подобной игры не существовало ни на трех планетах Гомбара, ни на сотне планет, населенных землянами, ни в миллионах других миров Вселенной. Ее не могло быть по одной простой причине: появись такая игра, в нее никто не стал бы играть. Что землянам, что другим разумным расам нужны результаты. Едва ли сыщутся чокнутые, согласные дни напролет терпеливо корпеть над доской или еще чем-нибудь, зная, что это никогда не кончится. А кому из зрителей понравится эта тягомотина?
Неужели таких чокнутых нет и никогда не было?
Никогда?
Тейлору вдруг вспомнились строчки, вычитанные когда-то. Название книги давно стерлось из памяти, а они остались: «Последний ход будет означать исполнение Божьего Замысла. И в этот день, в этот час, в это самое мгновение с громом разверзнется бездна и поглотит Вселенную».
Тейлор вскочил на ноги и, словно тигр, заметался по тесной камере. Глаза его оставались холодными и бесстрастными.
У чиновника были необъятное брюхо, маленькие поросячьи глазки и приклеенная елейная улыбка. Манерами своими он походил на распорядителя циркового манежа, готовящегося объявить какой-нибудь коронный номер.
— A-а, — протянул он, заметив у Тейлора книжку. — Изучаешь наши игры?
— Да.
— Надеюсь, ни одна из них тебе не подошла.
— Ты надеешься? — удивился Тейлор, не чувствуя ни малейшей необходимости говорить гомбарцу «вы». — А почему?
— Зрителям давно хочется увидеть что-нибудь новенькое, какую-нибудь игру, совершенно неизвестную у нас. Новая, оригинальная игра была бы настоящим удовольствием для всех. Разумеется, при условии, — поспешил добавить чиновник, — что она проста для понимания и что твой выигрыш не будет слишком быстрым.