Страница 3 из 23
А тут еще походка – из-за покалеченной левой ноги он ковылял, точно краб. Женщина смеется… даже в этой замороженной обители смерти есть женщины. Прачки – так их называют, чтобы не употреблять некрасивого слова «шлюхи».
Непонятно, откуда они берутся – просто появляются, как черви на трупе или воронье после битвы. Одни опытные, способные принять за ночь двадцать мужчин и перепить любого из них, другие – что твои невинные девы. Есть и походные женки: совершит такая венчальный обряд с солдатом перед одним из богов, а после войны он ее тут же бросит. Ночью она с ним спит, утром латает ему сапоги, вечером стряпает ужин. Убьют его – обберет мертвеца. Некоторые и впрямь занимаются стиркой, за многими таскаются хвостом грязные ребятишки. И такая вот баба смеется над ним, Теоном! Ничего, пусть. Его гордость погибла здесь, в Винтерфелле: в темницах Дредфорта ей не место. Того, кто знал поцелуй свежевального ножа, смех перестает ранить.
По праву рождения он занимает место на конце высокого стола, у стены. По левую руку от него сидит леди Дастин, как всегда в черном, без единого украшения, по правую нет никого. Боятся, как бы на них его бесчестье не перекинулось.
Русе Болтон предложил здравицу в честь леди Арьи.
– В ее детях два наших древних рода соединятся, и вражде между Старками и Болтонами будет положен конец. – Он говорил так тихо, что все примолкли, насторожив слух. – Жаль, что наш добрый друг Станнис опаздывает, – это вызвало смех, – Рамси так надеялся поднести его голову в дар леди Арье. – Смех усилился. – Когда он явится, мы окажем ему достойный прием, как настоящие северяне, а пока будем есть, пить и веселиться. Зима вот-вот нагрянет, друзья мои, и немногие из нас доживут до весны.
Еду и напитки для свадебного стола привез с собой лорд Белой Гавани. Пиво – хочешь темное, хочешь светлое, не говоря уж о винах, привезенных с юга и выдержанных в его глубоких подвалах. Гости поглощали рыбные пироги, тыкву, репу, сыр, горячую баранину, жареные говяжьи ребра. Вскоре настал черед трех свадебных пирогов величиной с тележное колесо. Внутри у них чего только не было: морковка, лук, та же репа, грибы, свинина в густой подливе. Рамси резал их своим фальшионом, а подавал сам лорд Виман: первые порции лорду Русе и его толстухе-жене, урожденной Фрей, следующие сиру Хостину и сиру Эйенису, сыновьям Уолдера Фрея.
– Такого вы еще не пробовали, милорды, – приговаривал он. – Запивайте его борским золотым и смакуйте каждый кусочек, мой вам совет.
Сам он умял шесть ломтей, по два от каждого пирога, и причмокивал, и оглаживал свой живот. В бороде у него застряли крошки, камзол украсился пятнами соуса. Даже Толстая Уолда, съевшая три куска, не могла угнаться за ним. Рамси тоже уплетал за обе щеки, а вот молодая ни кусочка не проглотила. Когда она поднимала глаза, Теон видел, что они по-прежнему полны страха.
Мечи в чертог не допускались, но каждый мужчина, даже Теон Грейджой, имел при себе кинжал, чтобы резать им мясо. Глядя на бывшую Джейни Пуль, он чувствовал на боку холодок стали. Спасти ее он не может, а вот убить – чего проще. Пригласить леди на танец и перерезать ей горло, свершить доброе дело. А если старые боги смилуются, то Рамси и его на месте убьет. Смерти Теон не боялся: в подземельях Дредфорта он испытал куда более страшные муки. Этого урока, который Рамси преподавал ему палец за пальцем, он не забудет до конца своих дней.
– Ты ничего не ешь, – заметила леди Дастин.
– Не хочется… – Слишком мало зубов у него осталось во рту, чтобы получать удовольствие от еды. Пить легче, хотя чашу тоже приходится обеими руками держать.
– Напрасно. Такого свиного пирога, если верить нашему толстому другу, мы еще не едали. – Леди повела чашей в сторону лорда Мандерли. – Видел ты когда-нибудь столь счастливого толстяка? Чуть не пляшет и сам подает тарелки.
Лорд Белой Гавани в самом деле являл собой портрет дородного весельчака – он смеялся, хлопал других лордов по спинам и заказывал музыку.
– Спой нам «Конец ночи», певец, – я знаю, невесте понравится. А не то поведай об отважном Данни Флинте, чтобы мы все прослезились.
– Можно подумать, что это он новобрачный.
– Он попросту пьян, – проронил Теон.
– Страх свой топит, несчастный трус.
Трус? Теон не был в этом уверен. Сыновья Вимана, такие же толстые, не посрамили себя в бою.
– На Железных островах тоже принято пировать перед битвой. Близость смерти придает жизни особую сладость. Если Станнис придет сюда…
– Придет, куда денется, – усмехнулась леди. – И когда это случится, толстяк намочит штаны. Его сына убили на Красной Свадьбе, а он делит хлеб-соль с Фреями, принимает их у себя, обещает одному из них свою внучку и подает им пирог. В старину Мандерли бежали на Север с юга, отдав свои земли и замки врагу, а кровь всегда окажет себя. Не сомневаюсь, что толстяк охотно перебил бы нас всех, только духу, несмотря на обилие плоти, у него не хватает. Под всем этим жиром бьется сердце столь же трусливое, как… как и твое.
Это хлестнуло Теона, будто кнутом, но ответить столь же хлестко он не посмел. Охота была платить собственной шкурой за дерзости.
– Если миледи думает, что лорд Мандерли замышляет измену, об этом следует сказать лорду Болтону.
– По-твоему, Русе не знает? Глупости. Посмотри, как он следит за Мандерли, и заметь: он не притронется ни к чему, пока лорд Виман не отведает это первым. Не пригубит вина, пока тот не выпьет из того же бочонка. Русе будет только в радость, если толстяк попытается нас предать. Он ведь бесчувственный, Болтон. Пиявки, которых он так обожает, давно высосали из него все страсти. Любовь, ненависть, горе – для него всего лишь игра. Одни охотятся с гончими, другие с ястребами, третьи бросают кости, а Русе играет людьми. Тобой, мной, Фреями, Мандерли, новой толстушкой-женой, даже своим бастардом; все мы фигуры в его игре. – Леди Барбри подставила слуге чашу и жестом велела ему наполнить чашу Теона. – Ему, по правде говоря, одного лордства мало. Почему бы не королевство? Тайвин Ланнистер мертв, Цареубийца – калека, Бес в бегах. Ланнистеры кончились, а от Старков Болтона любезно избавил ты. Старый Уолдер Фрей не будет против, если его крошку Уолду сделают королевой Севера. Возражения могут последовать со стороны Белой Гавани, но я почему-то не думаю, что лорд Виман переживет грядущую битву – и Станнис тоже. Русе уберет их, как убрал Молодого Волка, и кто же тогда останется?
– Вы, – ответил Теон. – Леди Барроутона, вдова Дастина, урожденная Рисвелл.
– Да, – согласилась довольная леди Барбри, – я могла бы ему помешать. Русе, конечно, тоже об этом знает и потому старается меня ублажить.
Она хотела сказать еще что-то, но тут в лордову дверь за помостом вошли трое мейстеров – один длинный, другой пухлый, третий совсем юнец, но похожие, как три серые горошины из одного стручка. Медрик до войны служил лорду Хорнвуду, Родри – лорду Сервину, молодой Хенли – лорду Слейту. Русе Болтон призвал их всех в Винтерфелл, чтобы посылать и получать письма с воронами мейстера Лювина.
– Будь я королевой, первым делом этих серых крыс извела бы, – прошипела леди Дастин. Медрик, согнув колено, говорил что-то на ухо лорду Русе. – Шмыгают повсюду, питаются объедками лордов, шушукаются друг с дружкой и нашептывают разное своим господам – непонятно только, кто из них господа, а кто слуги. У каждого большого лорда есть мейстер, каждый мелкий мечтает его иметь. Если у тебя его нет, ты вроде как ничего и не значишь. Серые крысы читают и пишут письма даже неграмотным лордам – как тут поймешь, не прибавили ли они что-нибудь от себя? Какая вообще от них польза, скажи на милость?
– Они врачуют, – сказал Теон.
– Это да. В хитрости им не откажешь. Когда мы слабы и наиболее уязвимы, они тут как тут. Иногда они излечивают больных и принимают от нас благодарность, иногда оказываются бессильны и утешают скорбящих, за что мы опять-таки благодарны. В знак благодарности мы даем им место под своим кровом и допускаем ко всем своим постыдным тайнам. Без их совета не обходится ничего – глядь, и завладел советник браздами правления. С лордом Рикардом Старком именно так и произошло. Его крысу звали мейстером Валисом. Умно, не правда ли, что они даже при поступлении в Цитадель обходятся лишь одним именем? Никто не знает, кто они на самом деле и откуда взялись – но если покопаться, то можно выяснить. Нашего мейстера Валиса до того, как он выковал свою цепь, звали Валисом Флауэрсом. Флауэрсами, Хиллами, Риверсами, Сноу мы называем бастардов, чтобы отметить их, но они ловко избавляются от своих прозвищ. Матерью Валиса была некая девица Хайтауэр, а отцом, как поговаривали, архимейстер из Цитадели. Серые крысы не столь целомудренны, как хотят нам внушить, а хуже всех староместские. Отец-то и пристроил его в Винтерфелл, лить медовую отраву лорду Рикарду в уши. Брак с Талли, вот он чего добивался…