Страница 15 из 23
— Я не слепой, ваше величество, и согласен с тем, что эти замки следует заселить…
— Мальчик согласен! Какая удача!
— …гарнизонами Ночного Дозора.
— У тебя нет на это людей.
— Так дайте мне их, ваше величество. Я поставлю в каждом форте своих офицеров, опытных командиров, хорошо знающих Стену и то, что за ней. Знающих, как выжить грядущей зимой. Взамен за все, что мы для вас сделали, дайте мне людей, чтобы заселить форты! Бойцов, арбалетчиков, зеленых мальчишек, кого угодно. Согласен даже на раненых и больных.
Станнис, недоверчиво глядя на Джона, рассмеялся, будто залаял.
— В смелости тебе не откажешь, Сноу, но ты безумен, если думаешь, что мои люди наденут черное.
— Пусть себе носят любые цвета, но моих офицеров они должны слушаться, как своих.
— У меня на службе состоят лорды и рыцари, отпрыски древних благородных домов. Не станут они подчиняться крестьянам, убийцам, браконьерам…
«И бастардам, ваше величество?»
— У вас самого десница контрабандист.
— Был контрабандистом. Я ему за это пальцы урезал. Ты, я слышал, стал девятьсот девяносто восьмым по счету командующим — что, по-твоему, скажет насчет этих замков девятьсот девяносто девятый? Думаю, твоя голова на пике поможет ему стать сговорчивым. — Король положил меч на карту, расположив его вдоль Стены. Сталь мерцала, как солнечный свет на воде. — Ты остаешься лордом-командующим, лишь пока я тебя терплю, не забывай этого.
— Я стал им, потому что меня выбрали мои братья. — Порой, просыпаясь утром, Джон сам в это не верил и думал, что ему привиделся горячечный сон. «Это как новая одежда, — сказал ему Сэм. — Поначалу и жмет и тянет, а поносишь немного — глядишь, и привык».
— Аллисер Торне говорит, что выборы были неправильные, и я склонен в это поверить. — Карта, озаренная светящимся мечом, лежала между ними, как поле битвы. — Счет вел слепой старец, которому помогал твой жирный дружок. А Слинт именует тебя перевертышем.
«Кому и знать, как не Слинту», — подумал Сноу.
— Будь я перевертышем, то всячески угождал бы вам, а после бы предал. Вашему величеству известно, что выборы были честные. Мой отец всегда говорил, что вы человек справедливый. — «Суровый, но справедливый», — так на самом деле говорил Эддард Старк. Джон счел за лучшее подправить его слова.
— Лорд Эддард не был мне другом, но голова у него работала. Он бы отдал мне эти замки.
«Ага. Так бы и отдал».
— Стоит ли говорить о том, как поступил бы мой отец, ваше величество? Я принес присягу — Стена моя.
— Посмотрим, надолго ли. Оставь себе свои развалины, коли они тебе так дороги, но если хоть один замок останется незаселенным до конца года, я заберу его, с твоего соизволения или без. А если хоть один перейдет к врагу, головы тебе не сносить. Ступай вон.
— С позволения вашего величества, я провожу лорда Сноу, — сказала Мелисандра, поднявшись.
— К чему это? Он знает дорогу. А впрочем, как хочешь, — махнул рукой Станнис. — Деван, принеси мне поесть. Вареные яйца и лимонную воду.
На винтовой лестнице после теплой горницы пробирал холод.
— Ветер поднимается, миледи, — сказал сержант Мелисандре, возвращая Джону его оружие. — Вы бы надели плащ потеплее.
— Меня греет вера. — Они начали спускаться, и Мелисандра сказала: — Я вижу, его величество полюбил вас.
— Да уж. Всего-то дважды пригрозил лишить меня головы.
— Бойтесь его молчания, не его слов, — засмеялась красная женщина. Во дворе ветер бросил на нее черный плащ Джона, и она взяла спутника под руку. — Возможно, вы правы относительно короля одичалых. Я помолюсь Владыке Света, чтобы он указал мне путь. Глядя в огонь, я вижу сквозь камень, сквозь землю, проникаю в глубину человеческих душ. Говорю с давно умершими королями и детьми, еще не родившимися на свет. Смотрю, как проходят годы, лета и зимы вплоть до конца времен.
— Ваш огонь никогда не ошибается?
— Никогда. Но мы, жрецы, всего лишь смертные и порой путаем неизбежное будущее с возможным.
Джон чувствовал ее жар даже сквозь шерсть и вареную кожу. На них, идущих рука об руку, поглядывали с любопытством — будет о чем языки почесать в казарме.
— Если вы и впрямь видите в пламени будущее, скажите, когда одичалые снова нагрянут. — Джон снял ее руку со своей.
— Видения мне посылает Рглор, но я поищу в огне вашего Тормунда. — Красные губы искривились в улыбке. — Я и вас видела там, Джон Сноу.
— Это что, угроза? Вы и меня сжечь хотите?
— Вы превратно истолковали мои слова. Я вижу, вам неловко рядом со мной, Джон Сноу?
Он не стал этого отрицать.
— Женщинам на Стене не место.
— Ошибаетесь. Я давно мечтала на ней побывать. Великое знание воздвигло ее, и подо льдом заключены великие чары. Стена — одна из дверных петель этого мира. — Мелисандра, дыша теплом, посмотрела вверх. — Я столь же уместна здесь, как и вы, и вскоре могу сослужить вам большую службу. Не отказывайтесь от моей дружбы, Джон. Я видела вас в вихре бури, окруженного врагами, которых у вас так много. Назвать вам их имена?
— Я их и без того знаю.
— Напрасно вы так уверены. — Рубин на горле Мелисандры вспыхнул красным огнем. — Бояться следует не тех, кто клянет вас в глаза, а тех, кто вам улыбается и точит ножи у вас за спиной. Не отпускайте от себя волка. Я вижу лед и кинжалы в ночи. Замерзшую кровь и обнаженную сталь. Там очень холодно.
— На Стене всегда холодно.
— Вы так думаете?
— Я знаю, миледи.
— Ничего ты не знаешь, Джон Сноу, — прошептала она.
БРАН
«Мы уже там?» Бран не спрашивал этого вслух, хотя ему очень хотелось. Они все шли и шли — через дубовые рощи, мимо высоченных страж-деревьев, темных гвардейских сосен и голых каштанов. Далеко ли еще? Ходор в очередной раз взбирался на каменный склон или спускался в трещину, где грязный снег хрустел под ногами. Далеко ли? Лось расплескивал наполовину замерзший ручей. Сколько еще осталось? Очень уж холодно тут. Где же трехглазая ворона?
Раскачиваясь в корзине на спине Ходора, Бран пригнулся под веткой дуба. Снег пошел снова, тяжелый и мокрый. У Ходора один глаз замерз и не открывался, борода заиндевела, на косматых усах висели сосульки. Он все время держался за ржавый меч, взятый в крипте под Винтерфеллом, и время от времени замахивался на ветку, поднимая фонтаны снега, стуча зубами и бормоча:
— Ход-д-дор.
Его голос, как ни странно, успокаивал мальчика. На пути от Винтерфелла к Стене Бран и его спутники коротали время, разговаривая и рассказывая истории, но здесь все было иначе. Даже Ходор это чувствовал, и его «ходоры» раздавались все реже. Бран не знал, что в лесу может быть так тихо. До снега палые листья, взметаемые северным ветром, шуршали вокруг, как тараканы в буфете, но теперь их плотно укрыла белая пелена. Пролетит порой ворон, хлопая крыльями, — вот и все здешние звуки.
Лось пробирался через сугробы, пригнув голову с обледенелыми рогами. На нем ехал разведчик, мрачный и молчаливый. «Холодные Руки», назвал его толстяк Сэм: руки у него, несмотря на бледность лица, черные, твердые и холодные, как железо. Все прочее, кроме них, одето в шерсть, кольчугу и вареную кожу, на голове капюшон, лицо до самых глаз замотано черным шарфом.
Позади него на лосе сидели Риды — Мира обнимала брата, согревая его. У Жойена под носом замерзли сопли, и временами он содрогался всем телом. «Каким же он кажется маленьким, — удивлялся Бран. — Меньше меня и слабее, хотя я калека».
Маленький отряд замыкал Лето с заиндевелой мордой, все еще припадающий на заднюю лапу, куда у Короны Королевы попала стрела. Бран чувствовал боль от раны всякий раз, как залезал в волчью шкуру. Последнее время он жил в теле лютоволка чаще, чем в своем собственном; волк, несмотря на густую шерсть, тоже мерз, но видел дальше, слышал лучше и чуял гораздо больше запахов, чем закутанный мальчик в корзине.
Когда Брану надоедало быть волком, он залезал в Ходора. Здоровенный конюх при этом ныл и мотал головой, хоть и не так сильно, как в первый раз, у Короны. «Он знает, что это я, — надеялся Бран, — и привыкает быть мной». Не сказать, чтобы в Ходоре было очень удобно: он не понимал, что происходит, и Бран все время чувствовал его страх. С Летом все получалось гораздо лучше. Он — это Бран, а Бран — это он. И чувствуют они одинаково.