Страница 119 из 145
На месте офицерского сборища осталась груда развалин, а под ними — двадцать убитых гитлеровцев и тридцать пять раненых. Три разных ноги от трех господ офицеров было найдено местными жителями через день после похорон в канаве близ шоссе.
Монтер прибыл на базу одного из наших подразделений и был назначен минером, а скромная девушка продолжала «мирно» жить в местечке и покупать необходимые товары для нашего отряда.
Гитлеровцы продавали иногда для нас такие материалы, характер которых без труда мог указывать на то, что их потребителями являлись не мирные граждане, а партизаны. На оккупационные марки и особенно на такие продукты, как сало и масло, гитлеровские коменданты продавали нам бензин, который был необходим для нашего движка радиостанции, и даже запасные части к этому движку.
Вначале мы бензин получали только из Москвы, сбрасываемый нам на грузовых парашютах в специальных бочках. Позже мы приспособились его доставать путем обмена на сало у фашистских комендантов. Особенно охотно шли на эту сделку гитлеровцы, когда им выпадала поездка в Германию. Продукты мы добывали у оккупантов, нападая на их склады и транспорты.
Женская боевая группа из семейного лагеря доложила мне о некоей Марфе Степанченко, уроженке Киева. О ней было известно только то, что перед самой войной она прибыла в город Кобрин и при оставлении города Красной Армией почему-то не эвакуировалась. Ничего подозрительного в поведении девушки, однако, бойцы не замечали.
Когда женщины из нашей боевой группы семейного лагеря познакомились с Марфой поближе и предложили ей выполнить боевое поручение, она очень обрадовалась.
Спустя несколько дней Степанченко получила сильно действующий заряд и поручение подорвать здание кобринской жандармерии. При этом ей сказали: «Мина с пятичасовым замедлением, и чтобы ее не обнаружили гитлеровцы до взрыва, целесообразно снять предохранители до того, как мина будет уложена на место». Утром она привела заряд в боевое состояние, положила его на дно корзины и заложила сверху яйцами, а потом тихонько постучала в дверь соседа. Молодой человек, пользовавшийся доверием гитлеровских жандармов и не имевший никакого успеха у девушек, был польщен вниманием красивой соседки и с удовольствием согласился проводить ее в жандармерию, а если это понадобится, то и оказать ей протекцию. Девушка повесила на руку корзину, и соседи вышли из дому, оживленно беседуя.
К несчастью, в жандармерию прибыло какое-то важное лицо, и в здание никого не пропускали. План явно срывался, а время шло. По расчету исполнительницы, «адская машина» в ее корзине должна была взорваться через час. Что было делать? Куда девать эту проклятую корзину? Оставить ее на улице? Но какая-нибудь хозяйка могла соблазниться продуктами, внести находку к себе в дом и взлететь вместе с нею на воздух. Нести обратно к себе? Мина взорвется в собственной квартире. Рассеянно отвечая на любезности провожатого, Марфа осматривалась вокруг, ища выход из труднейшего положения, как вдруг заметила у караульного помещения солдата, который обычно принимал у нее яйца для начальника помещавшейся рядом с жандармерией военной почты. Недолго думая, девушка попросила своего услужливого кавалера передать корзину этому солдату, чтобы он поставил ее пока в помещении почты. Кавалер тотчас же выполнил поручение, и соседи отправились домой. Они отошли не более двух кварталов от жандармерии, как раздался взрыв, разрушивший угол здания. Девушка во-время отделалась от своей корзины, — еще немного, и она взорвалась бы у нее в руках. Исполнительница переселилась на хутор к своим знакомым.
А после более удачного выполнения нашего задания Марфу Степанченко разрешено было взять в один из наших семейных отрядов.
Груженная продуктами машина гитлеровского продовольственного магазина неслась по шоссе. Когда по обеим сторонам дороги замаячили высокие деревья, полицейский, сопровождавший машину, стал поторапливать шофера. По слухам, в этих местах пошаливали партизаны. Шофер, молодой парень, и сам нажимал что есть силы.
Гриша болел, когда его год призывался в Красную Армию, а когда поправился, пришли оккупанты. Чтобы не попасть на каторгу в Германию, парень добровольно поступил на работу к «панам» и вот уже два с лишним года водил фашистские грузовики. Прекрасно понимая, что этим он наносит вред родной стране, но не находя способа избавиться от своих хозяев, Гриша до смерти боялся партизан. Ему представлялось, что вот сейчас они выскочат из лесу, скомандуют: «Руки вверх!», убьют полицейского — ну, ему-то туда и дорога, — потом застрелят дрожащего рядом на сиденье толстого завмага, а затем и его самого, Григория. А может быть, заберут к себе в лес и будут там еще перед смертью допрашивать, как и почему он продался гитлеровцам, а потом, ясное дело, повесят на первой же попавшейся осине.
И партизаны действительно выскочили из лесу, скомандовали «стой» и «руки вверх», убили полицейского, а шофера Григория и полумертвого от страха завмага попросту согнали с машины. Потом молодой партизан, примерно ровесник Григория, забрался на шоферское место, другие партизаны впрыгнули в кузов, и тот парень сказал Григорию:
— Крутни-ка ручку, ты, шкура!
Машина, тяжело перевалив через кювет, исчезла в лесу, а шофер с завмагом поплелись пешком докладывать начальству о происшедшем.
Всю дорогу Гриша думал о том, что напрасно он боялся бежать в лес к партизанам. Ведь вот поймали его, можно сказать, на месте преступления и ничего, отпустили. А у него не хватило даже мужества попроситься с ними в лес. Явился Гриша в комендатуру, рассказал о случившемся на лесной дороге. Комендант выслушал его и завмага и снова послал шофера на работу, но теперь уже не на транспорт, а в оружейную мастерскую. Парень знал устройство танка, и ему поручили собрать из частей разбитых танков средний танк специально для борьбы с партизанами.
Работа подвигалась успешно. Через неделю-другую танк мог пойти в дело. Сборщику сообщили, что в виде награды за усердную работу ему будет предоставлена честь самому вести танк на «красных бандитов». И понял тогда Гриша, что больше медлить и колебаться нельзя. «Новый порядок» захватывал его все крепче: вчера он был трусом, завтра станет предателем. Но попросту бежать в лес было уже поздно: слишком много сделал он полезного для врага. Нельзя было прийти к своим с грязным пятном на совести.
В свободное время шофер начал посещать ближайшие деревни и искать встречи с партизанами. После нескольких рискованных для непосвященного человека знакомств он был представлен моему уполномоченному этого района и получил от него взрывчатку и соответствующий инструктаж.
Танк был готов к действию 29 сентября. Гриша сделал пробный пробег в присутствии начальника мастерской, и гитлеровцы остались так довольны его работой, что даже представили его командиру карательной роты.
30 сентября в 17 часов было назначено испытание собранного танка в присутствии специальной комиссии, а в мастерскую прибуксировали еще один танк для ремонта. Вечером Гриша поставил оба танка вплотную друг к другу и подвел к ним автомашину, на которой находились два металлообрабатывающих станка, привезенных для установки в мастерской. В моторную часть собранного танка он заложил специально сконструированную мину. Затем посетил начальника ремонтных мастерских и заложил вторую мину под лестницей его квартиры, помещавшейся в одном доме со штабом карательного отряда.
В 15 часов 45 минут того же дня раздался взрыв в здании штаба, при котором погибли командир карательного отряда и три солдата, а в 16.00 собранный с таким старанием танк разорвало на части и стоявшие рядом автомашину со станками и другой танк так повредило, что оккупантам осталось одно — бросить всю затею с ремонтом танков.
Сделав свое дело, Гриша явился в лес да еще пригнал уведенную им же «под шумок» легковую автомашину. Он был зачислен минером в одну из наших боевых групп.