Дни

– А больше не осталось мусса с шампанским, а? – спрашивает Серж.

Этот вопрос встречают громкие возгласы удивления и поросячье хрюканье братьев.

– У меня уровень сахара в крови понижен, – оправдывается Серж.

– К сожалению, господин Серж, ваша третья добавка полностью истощила наши запасы, – произносит Пёрч с преувеличенным лукавством в голосе, рассчитанным на то, чтобы вызвать новые насмешки и хихиканье братьев, что и происходит.

– Послушай, Пёрч, – обращается к нему Питер. – Мы тут кое о чем спорили. Может, ты нам что-то дельное подскажешь?

– Попытаюсь оказать любую помощь, какая в моих силах, – отвечает Пёрч, водружая пустую тарелку Чедвика поверх горы посуды, уже балансирующей на его ловко расставленных пальцах левой руки.

– Как ты думаешь – это правда, то, что говорят об абсолютной власти?

– Что она абсолютно развращает?

– Ну да.

– Ума не приложу, что могло породить подобную дискуссию среди сыновей Септимуса Дня.

– Ну, допустим, это просто профессиональный риск. Скажем так. – Питер ставит свою тарелку на башню из остальных. – Ну? Есть у тебя по этому поводу мнение?

– По правде говоря, здесь не то место, где мне следует иметь свои мнения, а те, что у меня имеются, не к месту здесь высказывать.

Со всех сторон его оглушают подбадривающие крики: «Да брось!», «Ерунда!»

– Ну что ж… – Пёрч останавливается между Питером и Субо. – Я выскажу свое мнение, но единственно потому, что меня об этом попросили. Господа, власть открыта для злоупотреблений, если она не подчиняется системе ограничений и противовесов, – например, это случается, если она находится в руках диктатора, который подавляет и заставляет замолчать тех, кто отваживается поднять против него голос, и силой устраняет тех, кто способен покуситься на него. Но означает ли это, что власть сама по себе оказывает развращающее влияние? Ведь очевидно, что диктатору уже присуща развращенность; изъян уже налицо, а власть лишь усугубляет его. Власть одной личности над другими порождена сознательной потребностью человечества в том, чтобы им руководили и управляли. Не будь такой потребности, власти не существовало бы вовсе, – следовательно, мы вынуждены предположить, что власть – нечто хорошее, необходимое, благотворное для всех людей – до тех пор, пока те, кто находится у власти, ответственны за тех, над кем властвуют. Могу привести пример из моего непосредственного опыта: вы, господа, можно сказать, обладаете абсолютной властью над этим магазином, над каждым его сотрудником и покупателем, – а это довольно ощутимая ответственность, учитывая важность гигамаркета для экономики и престижа страны, которой он служит. Однако, чтобы ваши решения оказывались благотворными для вас самих, они должны быть благотворны и для всех людей, находящихся у вас под началом. Грубо говоря, любая неразумная мера, которую вы предпримете, принесет ущерб вам же, а значит, в ваших интересах все тщательно продумывать и принимать только разумные меры. Каковыми, спешу заметить, они неизменно и являются. В этом смысле та абсолютная власть, которой вы обладаете, отнюдь не развращает вас, а, напротив, вдохновляет на то, чтобы стремиться к высочайшему благородству в мыслях и поступках. Коротко говоря, абсолютная власть – абсолютно разумна. – Пёрч делает легкий поклон, давая знак, что речь закончена.

– Браво! – восклицает Питер. – Молодец! – Он первым начинает хлопать, и под всеобщие одобрительные аплодисменты Пёрч успевает подхватить тарелку Субо и с торжественным видом, без улыбки, обогнуть стол и подойти к месту Криса, где стоит нетронутое главное блюдо, уже холодное и застывшее.

– Значит ли это, что господин Крис сюда не придет?

Понди и Торни украдкой переглядываются, но Пёрч делает вид, будто не замечает этого. Остальные братья чем-то отвлечены – видимо, обдумывают мудрые и не лишенные лести слова Пёрча.

– Может быть, и придет, – говорит Понди. – Когда мы с Торни уходили от него, он, кажется, был не прочь съесть на обед что-нибудь твердое.

– Наверное, он имел в виду кубики льда, – насмешничает Питер.

– Я могу разогреть его порцию и отнести к нему вниз, – предлагает Пёрч.

Понди с Торни снова обмениваются быстрыми взглядами. Пёрч сразу же понимает, что тут что-то не так.

– Да нет, он точно собирался обедать вместе с нами, – говорит Торни. – Наверное, просто задержался.

– Лучше оставить его прибор здесь, – добавляет Понди.

– Хорошо, сэр.

Не успевает Пёрч покинуть Зал заседаний, как компьютерный терминал под локтем у Чедвика издает громкий, протяжный гудок.

– Срочное сообщение, – говорит Чедвик. Он снимает очки, дышит на линзы, протирает их рукавом пиджака, снова надевает, потом нажимает пару клавиш.

– От кого? – интересуется Субо.

– От «Глаза». – Чедвик принимается читать сообщение, появившееся на экране.

Братья с молчаливым любопытством глядят на него. Торни ловит взгляд Понди и беззвучно спрашивает: «Крис?» Понди качает головой: вряд ли срочное сообщение как-то связано с походом Криса вниз.

– Черт! – вырывается у Чедвика. Его тонкие запястья опускаются на стол с обеих сторон клавиатуры.

– В каком смысле «черт»? – спрашивает Питер. – У тебя на все одно слово.

Чедвик не отвечает и не отводит взгляда от монитора. Его глаза бегают слева направо, перечитывая сообщение.

– «Черт» в плохом смысле, – подтверждает Питер. – Черт!

39

Аренда: в Британии срок аренды длится семь лет или измеряется семилетиями; эта традиция будто бы восходит к представлению о «критических годах», которые, как считалось, жизнь находится в особой опасности

14.41

Мисс Дэллоуэй подкатывает тележку к центральному кассовому прилавку в «Компьютерах» – массивной квадратной плите из черной пластмассы, водруженной на десятки паучьих стальных ножек, вроде огромного микрочипа.

– Глядите, кто пришел, – говорит мистер Армитедж. Если он и удивлен появлению мисс Дэллоуэй в своем отделе, то никак не показывает этого. – Мы пришли, чтобы извиниться, да? Заключить перемирие?

– Не мир вам несу, но меч.[17]

– А это что у нас – пивной бочонок? – Мистер Армитедж склоняется над краем прилавка и заглядывает внутрь тележки. – По-моему, бочонок пива похож на предложение мира.

Слово «пиво» долетает до слуха всех Техноидов, находящихся поблизости. Они собираются вокруг тележки, радостно потирая рукава своих полиэстеровых рубашек, пока те не начинают издавать электрический треск.

– Нет, не пиво, – отвечает мисс Дэллоуэй, с некоторым трудом забирается в тележку и садится на корточки лицом к поручню, так что бочонок оказывается у нее между ног. – Скорее, здесь – конец пути земного. Ведь смерть – тупой конвойный и не терпит отлыниванья.[18] Смерть – от всех болезней исцеленье.[19]

– Что, простите? – Необычный блеск в ее глазах заставляет мистера Армитеджа насторожиться.

– Смерть, мистер Армитедж. Смерть, врач прославленный.[20] Смерть-жрица, что восходит к крутизне,/Где Бог суровый, триединый восседает.[21] Неизбежна смерть и в срок придет.[22]

Мисс Дэллоуэй обхватывает руками бочонок, крепко прижимает его к себе: птица-мать, высидевшая гибельное металлическое яйцо.

14.41

– Мистер Хаббл? Мистер Хаббл? Мистер Хаббл? – Хант поворачивается к мистеру Блуму. – Бесполезно, сэр. Или его связь с «Глазом» нарушена, или он без сознания, или…

– Третьего варианта нет, – твердо говорит мистер Блум. – Где же эти охранники?

17

Перифраз слов Христа «Не мир пришел Я принести, но меч» (Мф.10:34).

18

«Но смерть – тупой конвойный и не терпит отлыниванья…» – предсмертные слова Гамлета; У. Шекспир, «Гамлет», акт V, сцена II (пер. В. Пастернака).

19

«Смерть – от всех болезней исцеленье» – цитата из трактата Томаса Брауна «Religio Medici» (1646).

20

«Смерть, врач прославленный» – цитата из популярного стихотворения неизвестного английского автора:

21

Цитата из поэмы английского поэта Френсиса Томпсона (1859–1907) «Гимн Земли».

22

Слова Цезаря в трагедии У. Шекспира «Юлий Цезарь», акт II, сцена II (пер. М. Зенкевича).