Страница 3 из 12
В те времена поминать вслух чертей и бесов считалось опасным и богопротивным делом, обычно их называли иносказательно, однако, говоря о характерниках, подьячий вынужден был от иносказаний отказаться, из-за чего его доклад со стороны мог показаться совместной молитвой. Налагая на себя крестное знамение, собеседники как бы защищались от происков слуг Сатаны. Боярину еще пару раз и полы шубы при этом пришлось откидывать, от резких движений правой руки они запахивались, на лбу у него появились капли пота.
– Господи ты Боже мой!.. Чего только людишки не измыслят. Оседлать нечистую силу… скажешь, и он молельник и постник?
– Насчет постник… не знаю, а что молельник, так точно. Там, на юге, чуть не все монастыри объездил, каждый раз с богатыми дарами.
– И слуга Врага рода человеческого под седлом ему Господу поклоняться не мешает? Он, Ивашка этот, из каких?
– Мелкопоместный шляхтич. Смолоду в черкасы ушел, до куренного быстро дослужился, это…
– Знаю.
– Недавно, правда, дали ему под начало с два десятка каторг, однако он с начальствованием над ними не справился, гетман его оттудова изгнал, хорошо, не повесил за урон. Сейчас опять куренной, черкасы Ивашку любят, в его честь курень в Васюринский переименовали.
– Что истинно православный и за веру кровь проливает, хорошо. А что с нечистой силой водится… так с него за это бог спросит. Вот мы о Москале-чародее говорили. А он к чему черта приставил? Тоже под седло определил?
– Нет, боярин-князь. Он куда большую пользу, как говорят, от нечистой силы получил. Знания.
Черкасский откинулся на высокую спинку и внимательно посмотрел на подьячего, машинально теребя свою роскошную черную, с проседью бороду.
– Хм… знания, говоришь? И какие? Неужто он может предсказать, что завтра или потом случится?
– Не гневайся, боярин-князь, не ведаю сего. Однако большая часть скасок говорит, что прорицать он не могет, зато ведает, как разное оружье можно улучшить.
– Оружье?.. Хм… думаешь, это он измыслил новые пушки, что нам гетман прислал, виду неказистого, однако на удивление легкие, для стрельбы удобные? И пули мы теперь льем не старого образца, а новые, куда дальше летящие. Стрельцы не нахвалятся.
– Да, боярин-князь Иван Борисович, говорят, он их измыслил. И многое другое, зажигалки, например, лампу эту, – Василий кивнул в сторону керосиновой лампы, – зеркала на ранее сугубо разбойном Дону начали лить, большие стекла оконные…
– Я ж и говорю, ПОЛЕЗНЫМ ЗДЕСЬ, В МОСКВЕ, может быть. А там, среди разбойников-казаков, от него ВРЕДА БОЛЬШЕ, чем пользы. Вот и подумай, как дело поправить.
– Слушаюсь, боярин-князь! Только… нелегкое это дело… и от спешки скорее еще больше вреда будет… – Подьячий, хоть и стоял перед сидящим вельможей, умудрился посмотреть на него снизу вверх.
– А тебя никто и не гонит. Пока. Но и не тяни. Когда надумаешь, мне скажешь, сам ничего не предпринимай. Прав ты… сомнительное дело, нелегкое.
Иванов молча склонился в поясном поклоне.
– Что о третьем колдуне собрал? Приличное имя у него есть?
– Как не быть? При крещении наречен Ефимием. Происхождения знатного, из Кантемиров…
– Что, из тех самых?
– Да, боярин-князь, внук казненного султаном в позапрошлом годе силистрийского паши, лютого ворога христианской веры.
– Да… не в деда внук пошел. А с чего имя такое, что и выговорить-то противно?
– Осмелюсь возразить. Хоть внук и христианство принял, пошел он не в никому не ведомого отца, а именно в деда. Его и прозвали так срамно за любовь к шуткам, от которых на людей медвежья болезнь нападает.
– Неужто прям-таки…
– Да, боярин-князь. Именно в свои шаровары и обделываются. И не детишки малые. Казаки, татарва, турки… в том числе и знаменитые разбышаки. А их испугать – нелегкое дело. Сами кого хочешь до родимчика доведут.
– Как же его за такое насмерть не убили? – не смог скрыть удивления Черкасский.
– Били, боярин-князь, били смертным боем, и не раз или два. Только он поваляется немного, отойдет от побоев и опять за старое принимается.
– С нечистой силой тоже знается?
– Хм… эээ… и не знаю, как сказать.
– Вот что знаешь, то и говори.
– Хм… сказывают, что она с ним не желает теперь знаться. Совсем.
Боярин помолчал, переваривая услышанное, однако, хоть был недюжинного ума, с этой задачей не справился.
– А ну-ка подробнее, почему это слуги Врага рода человеческого не хотят знаться с грешником? Он ведь грешник?
– Ясно дело, грешник. А знать его не хотят, потому что боятся. Он якобы и над одним из помощников Врага рода человеческого успел пошутить. Да так, что они теперь его и на сковородке или в котле видеть не желают. Опасаются, что он и оттуда что-нибудь отчебучит.
Князь широко улыбнулся и помотал головой:
– Господи ты, Боже мой! И чего только люди не напридумывают. Это что же, он теперь в рай пойдет, когда преставится?
– Кх… сказывают, что и апостол Петр на него сильно обиделся.
Боярин коротко хохотнул:
– Насмешил. Значит, пребывать ему теперь в земной юдоли до самого Страшного суда, как вечному жиду?
Иванов пожал плечами:
– Се мне неведомо. На все Божья воля.
– Это точно, все в руках Его. Еще чем-то, кроме шуток, сей Ефимий отличается?
– Проведал я, ракеты те страшные, что казакам не одну победу уже принесли, делает именно Ефим Кантемиров. Да… много еще чего про него рассказывают, и не разберешь, где – правда, а где – лжа. Здесь во многих донесениях… правду от лжи отличить нелегко, а уж в скасках о нем…
– Считаешь, и он ЗДЕСЬ пригодился бы?
– Ох, не знаю. Ежели уж Враг рода человеческого его вблизи видеть не хочет…
В помещении на некоторое время воцарилось молчание. Черкасский обдумывал услышанное, Иванов ждал приказаний или дополнительных вопросов. Однако ни того ни другого не последовало. Вельможа молча встал, надел на голову шапку и, глянув на подьячего, молвил:
– Хорошо поработал. Мне еще обмыслить все надобно. Разведование о колдунах продолжай, но осторожно. Ничего супротив них делать не нужно. Пока.
Глава 1. Весна идет, войне дорогу
Евразия, весна 1639 года от Р. Х.
Исторический процесс инерционен, и нелегко развернуть его в сторону от проторенного, наезженного пути. Аркадий читал об этом в хороших альтернативках и теперь мог убедиться, что любимые авторы не врали.
Не потерявший Багдад и Междуречье, а наоборот, приобретший немалый кусок Анатолии, шах Сефи так же позорно, как и в реале, проигрывал войну Великому Моголу Шах-Джахану. Индус особыми талантами в воинском деле не отличался, но по бездарности Сефи его переплюнул. Блестящая и многочисленная тюркская конница, составлявшая основу армии Сефенидов, легко громила врагов в поле, но была бесполезна при штурме крепостей, а поход затеяли ведь ради отвоевания Кандагара. Воспользовавшись длительной войной персов с турками, индусы сумели вернуть его себе. До побед шаха Аббаса он принадлежал именно моголам.
Заведенных в подражание янычарам гулямов, омусульманенных грузинских мальчиков, для этого не хватало. Османским янычарам они сильно проигрывали во многих отношениях. Недостаточно многочисленные, заметно уступавшие прототипам в выучке и вооруженности, гулямы такую твердыню взять не могли. А собственно персы… о них и вспоминать не стоило. Да и приличной артиллерией, весьма развитой у османов, шахская армия похвастаться не могла. Поэтому планы Сефи дополнительно поживиться территорией от находящейся в смуте Османской империи накрылись медным тазом. Не до того ему стало. К потерям в Афганистане добавилась угроза от нашествия узбекских ханов, персы прочно увязли на востоке.
Еще восточнее, в Джунгарии, наметили на следующий год встречу и монгольские тайши. Многочисленные победы маньчжуров их не на шутку встревожили, явственно проглядывал крах династии Мин и реальная опасность для кочевников. Маньчжурский вождь Абахай уже переименовал Позднюю Цзинь в Цин и покорил восточных монголов. Прихватив с собой старших сыновей для представления знати других племен и большое войско, что потом спасло ему жизнь, туда отправился и калмыцкий предводитель Хо-Урлюк. Впрочем, немалая часть подчиненных ему кочевников осталась в Приволжье и Прикубанье. И почти все они готовились к новому походу на Польшу.