Страница 16 из 42
Вниз было жутко смотреть. Вершина скалы, накренившись на юг, нависла над воздухом. Сосны внизу казались маленькими, кусты — игрушечными. На севере зеленый склон горы, сплошь покрытый торчащими верхушками деревьев, круто спускался к озеру.
Окруженное лесом, озеро, словно голубой топаз, врезанный в темную глыбу малахита, лежало спокойное, величественное. В отраженном водой небе торжественно плыли белые хлопья облаков. Как будто колеблемая береговой волной, чуть покачивалась стена сосен вокруг водяной глади. Опрокинувшись в топазовый омут, темнела в воде гора, увенчанная грозным шиханом.
Озеро, будто гигантский глаз, смотрело на окружающий мир.
Нагромоздив горы, прикрыв их густыми лесами, застлав все это облачной пеленой, кудесница-природа вырезала в земной толще громадные впадины, залила их чистой, прозрачной водой — и Земля тысячами глаз-озер глядит на мир и все не может наглядеться: так он прекрасен.
— Смотрите! — воскликнул Вова. — Чье-то гнездо!
В скале, метров на восемь или десять ниже той площадки, на которой расположились ребята, был виден уступ, немного вдавшийся в шихан и с трех сторон защищенный нависшим гранитом. На этом уступе приютилось большое гнездо. В нем сидели птенцы.
— Орлиное, — сказал Миша и начал отвязывать с пояса веревку.
Дима насторожился:
— Ты что? Зорить хочешь?
— Что я, маленький? — обиделся Миша. — Просто посмотреть.
— Миш, дай сперва я: я легкий, — сказал звеньевой.
— А кто в классе занял первое место по канату?
Лёня отступил.
— Ладно уж, — смирился он, — лезь. Только я потом тоже…
Они прочно обмотали веревку вокруг острого выступа площадки. Миша обвязал одним концом туловище и, перехватываясь руками, стал спускаться. Можно было бы спуститься и без веревки, но с веревкой лучше: во-первых, безопаснее, а во-вторых — и это было самым важным, — так Миша походил на альпиниста, карабкающегося по смертельным кручам. Ногами он упирался в скалу, а руками перехватывал веревку.
Вот он уже у гнезда. Это была массивная чаша больше метра шириной и почти такой же высоты, свитая из сучьев, и какой-то толстой сухой травы. Внутри гнездо было неглубоким, почти плоским. Два крупных птенца таращили глаза на никогда не виданное ими существо, неожиданно появившееся перед их уютной квартирой. Их клювы были окружены ободками цвета серы, переходившими в буроватые круги у глаз. Казалось, птенцы были в роговых очках. На неуклюжих телах, покрытых белым пухом, начали пробиваться мелкие темные перышки. Один птенец открыл рот и сердито пискнул резким, грубым голосом.
В это время ребята с вершины утеса заметили двух птиц, тревожно реявших над шиханом. Распластав длинные, мощные крылья, они кружили, спускаясь все ниже. Вдруг одна из них взмахнула крыльями, сложила их, прижав к телу, и стремительно ринулась вниз.
Страшная догадка пришла не сразу. Когда же Лёня сообразил, в чем дело, и крикнул Мише: «Берегись!», было поздно.
Лесные орлы почти никогда не нападают на людей, даже если те разрушают их гнезда, но горный беркут — птица воинственная и грозная. Цепкие когти орла, клюв и мощные крылья, до двух метров в размахе, — страшное для врагов оружие.
Резкий толчок в спину заставил Мишу судорожно вцепиться в веревку. Миша повернул голову и увидел, как, описав стремительный короткий полукруг, беркут готовится к новому наскоку. Он подлетел совсем близко — так, что можно было ясно разглядеть его бурое тело, испещренное темными, почти черными пятнами, желто-ржавчатую грудь и, в каком-то мгновенном повороте, большие желтые глаза, налитые холодной яростью. Вытянув лапы и быстро размахивая крыльями, орел на секунду повис в воздухе, как бы высматривая, откуда лучше напасть.
Миша сжался и перехватил веревку поудобнее. Беркут бросился вперед. Миша с силой взмахнул рукой. Она рассекла воздух — орел увернулся… Второй наскок. Рука ударила по крылу. Темнобурое с белым основанием перо, медленно кружась и качаясь из стороны в сторону, лениво заскользило вниз.
Веревка качалась. «Перетрется?!» Миша хотел крикнуть об этом товарищам, но поперхнулся, словно в горле оказался кусок шерсти.
— Веревка… — прохрипел он. — Подложите что-нибудь… — И подумал: «Не услышат!»
В тот же момент он заметил, как продолговатым бурым комком падает с неба второй беркут. Пальцы, сжимавшие веревку, сделались желто-синими. Не спуская глаз с птиц, Миша нащупал ногой выступ в скале и, подтягиваясь на веревке, начал подниматься. Перед глазами мелькнуло широкое бурое крыло. Миша зло, не чувствуя руки, ударил по нему и почти тотчас ощутил, как что-то крепкое, сухое резко хлестнуло его по голове…
А Лёня, обвязав второй конец веревки вокруг талии, уже спускался вниз. Очутившись рядом с Мишей, он бешено заорал и замахал рукой.
Увидев около себя второго человека, орлы отпрянули и с тревожным клёкотом закружили у гнезда. То, что его товарищ оказался рядом, придало Мише сил. Он даже улыбнулся, но глаза его остались напряженными и темными.
Выбравшись наверх, Миша долго сидел молча, устало вытянув ноги и опустив руки. Орлы хлопотали у гнезда.
— А они молодцы, — неожиданно сказал Миша. — Так и надо.
Ребята улеглись на камне. Ветерок обдувал горячие лица. Медленно ползли по голубому шелку облака, и ласково лучилось солнце. Перед тем как спускаться с вершины шихана, долго всматривались ребята в широкую даль, и жалко было оторвать от нее взгляд.
— Хорошо как все-таки! — вздохнул всей грудью Миша.
— А вон там, за горками где-то, Шарта течет, да? — сказал Дима.
— Пора двигаться. — И звеньевой встал.
При спуске Вова вел себя героем и даже старался помочь брату, а когда дошли до ущелья, через которое час назад Вова не решался перебраться, он, хотя и с веревкой на поясе, перепрыгнул его сам.
Перед расщелиной, по которой лезли наверх, они остановились. Подняться по ней было трудно, а спускаться…
— Надо искать другой путь, — сказал Миша. — Тут нам не спуститься.
Но другого пути не было. Тогда Миша с Лёней стали держать веревку, и с ее помощью вниз полезли Дима и Вова. Друзья, оставшиеся наверху, чуть не поссорились: Лёня говорил, чтобы следующим по веревке спускался Миша, а Миша — чтобы Лёня.
— Я звеньевой. Это все равно что капитан. Он с корабля сходит последним.
— Никакой ты не капитан, и это вовсе не корабль.
— А веревка чья? Твоя. Вот ты и спускайся.
— Лёня, так ты-то как будешь?
— А ты? Я цепкий. Я спущусь.
Звеньевой настоял на своем. Когда Миша очутился внизу, Лёня сбросил веревку, шутливо крикнул: «Теперь меня ловите!» и лег животом на край расщелины, спустив ноги вниз. Он нащупал ногой выступ, ухватился руками за камень, спустился ниже и снова стал шарить ногой… Миша с Димой стояли внизу, на дне расщелины, напряженно наблюдая за своим вожаком. Казалось, вот-вот Лёня сорвется вниз. И когда наконец он встал рядом с ними, трудно было различить, у кого сильнее билось сердце — у Лёни или у его друзей.
Обедали на берегу ручейка под горой. Потом началась дикая тайга. Раза два тропа терялась в чаще, в буйной заросли трав и кустарника. Дурманящий запах цветов наполнял млевший от жары воздух. Рубахи намокли от пота.
Под вечер пришли к новому озеру. Оно было больше первого. Противоположный берег еле виднелся. Вода была серой, крупная рябь морщила ее. Берег обрывался вниз отвесной скалистой стеной. По обрывистому ущелью, выточенному в камне речкой, когда-то втекавшей в озеро, спустились к воде. Рядом была пологая площадка, а над ней — углубление в скале, небольшая пещерка.
— Вот шикарно! — обрадовался Лёня. — И шалаша не нужно.
Развели костер. Пламя заметалось. Над озером дул ветер. Волны бежали на берег, росли, поднимались и, всплескивая брызги, бились о камни. Брызги долетали до костра, и огонь сердито шипел.
Стало темно. Лишь светил костер, и блики огня играли на прибрежной скале.
— Вы только не смейтесь, — неожиданно сказал Дима: — я песню сочинил. Про нас. Еще вчера начал…