Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 98

— Позвольте, позвольте! У англичан, у французов простор океана, а Балтика сосуд замкнутый. Как же нам угодить королю Георгу? Пребывать на самом дне сосуда и в одиночестве? Ясно ли я выражаюсь?

— Вполне, мой принц. Но мы обеспокоены… Каков же следующий шаг России? Вы стремитесь усилить Голштинию. Требуете для Карла Фридриха Шлезвиг. Да, провинция спорная… [57]

— Грубо захваченная, мсье.

— Не отрицаю… Но Англия гарантировала владения Дании, этого не изменить.

— Значит, и Франция тоже?

— Наш альянс с Англией при любых обстоятельствах сохраняется. Русских это раздражает. Кампредон, скажу по секрету, в отчаянии. Договор висит в воздухе, всё упирается в Шлезвиг. Для Дании кусок земли существенный. Она в клещах, а вы ещё понуждаете её отменить зундскую пошлину. Но платят все суда, идущие через пролив. Мы не протестуем.

Бурный, негодующий жест. Из рукавов сюртука выбились, распушились манжеты — пена валансьенских кружев. Щёки шевалье розовеют, он увлечён беседой. Приватная, ни к чему не обязывающая, она позволяет лучше понять Россию, соперника, во многом загадочного. Меншиков отхлёбывает из чарки крошечными глотками, спокойно.

— Дания нам должна, мсье, — сказал он. — От шведа кто избавил? Мы, мсье.

Кружева грустно опустились.

— Очевидно, лев считает себя образцом великодушия. У газели другое мнение.

— Это вы — газели? — прыснул светлейший. — Вы и англичане? Ой, умора!

Распотешил и гостя. Затем притихли. Шевалье, насытившись мясом, общипывал артишок.

— Сегодня снят, — пояснил хозяин, — в собственной оранжерее.

— Мир, в котором мы живём, жесток, дорогой мсье. Сошлюсь на Сааведру [58].

«Идеи христианского политического правителя», книга из библиотеки казнённого Алексея. Меншикову читали отрывки, запоминал дословно.

— Суверен, который не заботится о расширении своего государства, весьма рискует. Соседи постараются сократить. А по-русски говоря, с волками жить — по-волчьи выть.

— Горе нам, — отозвался гость. — Мы плохие христиане. Но, может быть, путём взаимных уступок… Если бы Карл Фридрих взял компенсацию за Шлезвиг…

— Спросите его!

— Э, дело дипломатов!

«Сытно я накормлю свой дом», — дочитал ла Мотрей. Аппетиты, аппетиты., опустошённое блюдо убрали, появились фрукты. Апельсины, персики в феврале…

— У нашей государыни, мсье, есть забота… Смею думать, более важная для неё, чем Шлезвиг.

— Любопытствую.

— Судьба Елизаветы.

— Она прелестна. Ваш посол Куракин [59] носится с портретом. Старик с ног сбился… Впечатление у всех наилучшее, но король ведь помолвлен.

— Это прочно?

— Что прочно в бренном мире! — ответил ла Мотрей, пожав плечами. — Король очень молод, жениться не спешит. Речь может идти, как мне представляется, скорее о принце крови.

— Речи, мсье, — и улыбка Меншикова погрустнела, — текут как вода.

Подан кофе — манером европейским, без заедок. Сервиз на двоих, серебряный, тончайшей чеканки — гость похвалил. Английский? Нет, московский, собственные мастера сработали. Улыбка светлейшего едва теплится. Смотрит в чашку, в словах тягостное сомнение:

— Ну, подписан договор. Велика ли нам прибыль? Все ваши трактаты с соседями мы должны признать и гарантировать. А что взамен? Наше побережье нам оставляете… Спасибо, сами защитим. А сверх того что?

— Выгод много может последовать. Укажу одну, мой принц. Безопасность на юге.

— Вы серьёзно, мсье? Султан возлюбит Россию? Он ваш друг, не спорю, но ему-то веры меньше всего.

— Напрасно. Я годами изучал Турцию. У меня другое мнение.

Султан в действительности миролюбив. Де Бонак [60] уговорил его без труда. Искра войны тлела в Персии, могла разгореться. Посол Франции вернулся в Париж, награждённый султаном и с орденом Андрея Первозванного. Демаркационная линия между армиями, турецкой и русской, проведённая де Бонаком, стабильна до сего дня.

— Страх перед турками необоснован, мой принц. Распространённое заблуждение. Сожалею, что и вы…

Шевалье залпом осушил чашку. Светлейший щурился, помешивая кофе.

— На юге тоже, дорогой мсье… Плоды в вашу корзину упадут. Политика Франции прозрачна. Подписан договор — и Австрия, ваш заклятый враг, перед Турцией в одиночестве. Мы в стороне… Султан двинется на Вену, а затем, благословите вы его или нет, — на нас. Выходит, мы в клещах… На западе предел ставите, на юге — турецкие пушки нацелены. Пощады, мсье!

Вскинул руки, хохотнул, потом обмяк в кресле благодушно. Позвенел ложечкой в чашке.





— Ладно, не нам решать. Кесарю кесарево. Угостил бы я вас музыкой, дорогой мсье, отличной музыкой… Вот кончится траур, милости просим!

Девочку обидели.

Она плачет навзрыд, орошая слезами кукол. Их отбирают, кладут в сундук. Значит, правда — её увезут. Почему? Король рассердился?

За что? За что?

Ей около семи, но на вид меньше. Рыжеватая, хрупкая, с веснушками на хлюпающем носу, она разжалобила придворных. Пытаются утешить. В Мадриде соскучились, зовут домой. Но Мадрида она не помнит. Дом её здесь, в Париже.

— Так я не буду королевой?

— Будете, ваше высочество. Потом…

Прячут глаза, обманывают. Где же король? Не идёт, даже проститься не хочет.

Впоследствии ей расскажут, каким громким событием был её отъезд, какое волнение вызвал в столицах Европы. Людовик нарушил помолвку. Испанская инфанта Мария Виктория де Бурбон, которую две дюжины нянек, наставниц воспитывали для трона, отправляется на родину. Девочка плохо выросла за четыре года во Франции, узка в бёдрах, вряд ли подарит здоровое потомство.

Король свободен.

Покамест юноша увлечён фрейлиной двора, девицей де Сане. Ему пятнадцать лет. Политика его не трогает — задача регента объясниться с Испанией, уладить досадное кви про кво [61].

В Мадриде взрыв возмущения. Толпы требуют отомстить за поруганную честь династии, страны. Объявлена война, к Пиренеям двинуты полки.

Известия достигли Петербурга через месяц — в середине марта. Кампредон примчался в Зимний, испросил срочную аудиенцию. Его провели в «конторку» Петра, холодную, мрачную. Истекли три недели глубокого траура — Екатерина ещё скорбит, лиловые шторы затеняют комнату. Самодержица вошла, одетая по-домашнему, в меховой душегрее, села в кресло покойного супруга за широкий запылённый письменный стол. Гнетущая лиловость легла на её страдальческое лицо.

Заговорили по-шведски. Первые же слова посла заставили сменить эту маску — появилось удивление, затем радость.

— Война с Испанией неминуема, ваше величество. Англичане на данном фронте не выступят, — уточнил Кампредон. — Надежда исключительно на вас. Франция счастлива будет вступить в дружбу с вашей великой страной. И принять воинов славной армии, победившей Карла Двенадцатого.

Грудь царицы поднималась бурно.

— Куракин пишет мне… Пишет, что помолвка короля аннулирована. Инфанты нет в Париже.

Дипломат вздохнул.

— Да, наконец-то… Разделяю ваши чувства. Редкие качества принцессы Елизаветы, её ум, образование делают её достойной во всех отношениях.

— Давно слышу, маркиз.

— Его величество уклонялся от женитьбы. Теперь, придя в возраст… Избавленный от стеснительного обязательства…

Царица нетерпеливо топнула.

— Портрет принцессы Елизаветы в спальне короля, у изголовья. Его величество в восторге.

— Счастлив должен быть, — изрекла самодержица. — Где ещё в мире такая невеста!

Сочиняя, дипломат проницательно понял, что Екатерина, воспитанница пастора, сентиментальная провинциалка, думает не только о политике, предначертанной царём. Знойной страсти в чертогах Франции желает она для своей дочери.

57

Первоначально были две самостоятельные территории: герцогство Шлезвиг и герцогство Гольштейн, объединившиеся в 1386 г. под властью графов Гольштейнов. С 1460 г. — в персональной унии с Данией. Послевоенные отношения России с Данией были сложными. Россия требовала отмены зундской пошлины, которую платили русские корабли за проход пролива Эресунн (Зунд), и использовала для давления на Данию притязания голштинского герцога на захваченный ею Шлезвиг.

58

Сааведра Анхель де, герцог де Ривас (1791–1865) — испанский писатель.

59

Куракин Борис Иванович (1676–1727) — известный дипломат петровской поры. Пётр I и Куракин были женаты на сёстрах Лопухиных. Куракин был послом в Лондоне, Ганновере, Нидерландах, с 1716 г. — в Париже. Был одним из образованнейших людей своего времени, оставил путевые заметки и автобиографию. Ещё Пётр I возложил на Куракина миссию — посватать Елизавету за Людовика XV.

60

Бонак Жан-Луи — французский посол в Турции.

61

Недоразумение (от лат. qui prо quo).