Страница 13 из 36
Доложив обо всем командующему 3-й воздушной армией генералу Н. Ф. Папивину и Главному маршалу авиации А. А. Новикову, я попросил разрешения перейти к групповым атакам целей. Вскоре такое разрешение было получено. Более того, наш опыт распространили в других соединениях штурмовой авиации.
Применяя новый тактический прием, мы во взаимодействии с танкистами завершили разгром неприятельской группировки под Бешенковичами, а затем неотступно преследовали врага, отступавшего в направлении Бойчаково — Камень Дунилович — Глубокое.
Большое скопление немецких обозов, боевой техники, автомашин с пехотой наши воздушные разведчики обнаружили на дороге, ведущей в Лепель. Первой на штурмовку полетела группа Субботина. Летчики атаковали голову колонны. Сразу же загорелось несколько автомашин. Образовалась пробка: свернуть противнику некуда — кругом болота. Эскадрилья Арефьева ударила по хвосту колонны. Противник оказался запертым с двух сторон.
Затем в районе штурмовки появились другие подразделения. На головы гитлеровцев падали бомбы, летели реактивные снаряды, разбегающихся в панике фашистов настигали пулеметные и пушечные очереди.
После разгрома вражеской колонны командующий фронтом генерал армии И. X. Баграмян распорядился привезти командиров эскадрилий и полков на место боя, чтобы они своими глазами увидели, какой громадный урон нанесен немцам.
…Войска 1-го Прибалтийского фронта успешно завершили Витебско-Полоцкую операцию. Итог этой большой боевой работы был подведен в приказе Верховного Главнокомандующего. № 0193 от 10 июля 1944 года. В числе других частей и соединений наша 335-я штурмовая авиационная дивизия получила наименование Витебской.
После завершения операции к нам, в 3-ю воздушную армию, прибыл генерал-полковник авиации Григорий Алексеевич Ворожейкин, чтобы обсудить вопрос о том, оставить на вооружении самолета-штурмовика реактивные снаряды или снять их. Наружная подвеска эрэсов уменьшала скорость полета на 20–25 километров в час. Однако это не имело практического значения: штурмовики всегда выходили на цель точно в заданное время. Ну, а если гонится истребитель? Какая разница — лечу я со скоростью 300 или 325 километров. Все равно истребитель догонит.
На совещание я прибыл с опозданием, потому что мне несвоевременно сообщили о нем. Г. А. Ворожейкин уже подводил итоги.
— Значит, общее мнение таково: реактивные снаряды с самолета-штурмовика снять. Есть другие предложения? — спросил генерал.
— У меня противоположное мнение. Разрешите обосновать его, — возразил я.
— Докладывайте.
— Нет надобности доказывать, что реактивные снаряды — мощное оружие, что оно действует на врага не только большой разрушительной силой, но и морально.
Далее я приступил к более подробным обоснованиям. Они сводились к тому, что если снять с вооружения штурмовиков эрэсы, то эффективность атак значительно ухудшится. Привел расчетные данные. В одном вылете полк поднимает и обрушивает на цель 240 реактивных снарядов. А так как мы. совершаем в среднем по три боевых вылета, то эта цифра возрастает втрое. Это удар огромной силы. Стоит ли так резко сокращать огневую мощь штурмовиков?
Генерал-полковник авиации Г. А. Ворожейкин записал расчеты и сказал, что окончательное решение будет принято в Москве. Дело кончилось тем, что на фронт стали поступать штурмовики без подвесных балок для эрэсов. Однако вскоре их снова приказали установить. Перед боями в Прибалтике это было очень важно.
Прибалтика рядом
В июле 1944 года войска 1-го Прибалтийского фронта, которым командовал генерал армии И. X. Баграмян, вышли на подступы к Даугавпилсу и Паневежису. Весь этот район сильно оборонялся противником. Особенно крепкий заслон представляли собой населенные пункты Березенко, Н. Мядзея, Кобыльники, Свенпяны, Утена, Оникшты и Купишкино. Здесь немцы возвели прочные противотанковые надолбы, густо заминировали все дороги, на обочинах лесных просек вкопали в землю самоходные орудия и танки. Подступы к городам Даугавпилс и Паневежис находились под обстрелом.
Мощной была и противовоздушная оборона. Железнодорожные узлы, склады с боеприпасами и горючим охраняли подразделения зенитной артиллерии. На окрестные аэродромы были стянуты лучшие соединения немецкой истребительной авиации.
Командование наших войск приняло все меры к тому, чтобы с наименьшими потерями в живой силе и технике взломать вражескую оборону и выйти к морю. На главное направление удара были переброшены основные силы артиллерии, в том числе гвардейские минометы, сосредоточена истребительная, бомбардировочная и штурмовая авиация, подтянуты части 19-го танкового корпуса.
Верховное Главнокомандование придавало исключительно важное значение готовящейся операции. Ставка ежедневно интересовалась ходом ее подготовки. А непосредственно перед наступлением к нам прибыл начальник Генерального штаба Красной Армии Маршал Советского Союза А. М. Василевский.
…Я возвращался из очередного полета на разведку. Зарулив машину на стоянку и выключив мотор, увидел, что к моему самолету бежит офицер штаба дивизии капитан Живаго. Вскочил на крыло штурмовика и доложил:
— Командующий воздушной армией генерал Паппвин приказал к концу дня всем составом соединения перебазироваться на лесной аэродром.
Во фронтовых условиях передислокация — явление довольно обыкновенное и нередкое. Однако на сей раз я не знал точно причину срочной переброски полков на другую площадку. Была лишь догадка: дивизия перебрасывалась поближе к линии фронта на случай возможного прорыва неприятельских танков и пехоты.
Задание было ответственным, поэтому на разведку нового аэродрома, который находился в двадцати километрах западнее города Бешенковичи, я решил идти сам. На случай встречи с противником взял с собой майора Лабзукова — опытного и храброго воздушного бойца.
Лесную площадку нашли сравнительно быстро. Мы имели довольно смутное представление о ней. Знали, что когда-то туда летали легкие самолеты, обслуживавшие партизанский отряд.
В целях безопасности я приказал своему напарнику патрулировать над лесом, а сам пошел на посадку. Приземлился благополучно, но поело короткого пробега колеса штурмовика сразу же увязли в сыпучем грунте. Не выключая мотора, вылез из кабины, прошел по взлетной полосе, если можно так назвать небольшой клочок земли среди вековых сосен. Затем прорулил туда и обратно. За машиной оставался глубокий след. Вижу, стрелок-радист качает головой: ну, мол, и аэродром…
— Ничего, — говорю ему, — работать можно. Давай-ка нарубим ветвей и обозначим ими взлетно-посадочную полосу.
Управившись с этим нехитрым делом, мы сели в самолет и взлетели. Тотчас же пристроился Лабзуков, и мы взяли курс на свою базу.
— Ну и пылища за вами поднялась! — сказал майор, подойдя к моему самолету на стоянке. — Выше сосновых вершин. Как же с бомбами-то будем взлетать?
— С бомбами нельзя, самолеты увязнут. Сейчас доложу командующему.
Генерал Папивин внимательно выслушал меня.
— Грунт, говорите, плохой? Да-а… Положение осложняется… И тем не менее дивизия должна быть перебазирована. Это необходимо, товарищ Александров. Штурмовики должны быть готовы к боевым действиям против возможного прорыва немецких танков и пехоты.
— Но «илы» при полной бомбовой нагрузке не смогут взлететь с этой площадки. Как же быть, товарищ генерал?
Папивин сделал небольшую паузу, затем приказал:
— Бомбы не подвешивать. Возьмите с собой эрэсы и полный пулеметно-пушечный комплект.
Так мы и поступили.
Полки перебазировались на лесной аэродром, рассредоточили свои самолеты на опушке, хорошо замаскировали их, организовали боевое дежурство.
На рассвете к нам приехал командующий фронтом генерал армии И. X. Баграмян. Следом появились семь истребителей, сопровождавших военно-транспортный самолет. Двухмоторный воздушный корабль приземлился. Из него вышел Маршал Советского Союза А. М. Василевский. Я доложил ему о том, что здесь базируется 335-я Витебская авиадивизия штурмовиков. Приняв рапорт, маршал поинтересовался, полностью ли укомплектовано соединение летным составом и самолетами, хорошо ли знают авиаторы свои задачи на предстоящий период.