Хозяйка мельницы

Свейка спустилась. Глянула на незнакомку… Будто своё отражение в зеркале видит. Девушка обследовала её оборванный мужской наряд:

— Не жалеешь себя. Пойдём, переночуй у меня, тут близко. Поешь, отдохнёшь.

Хильдико обернулась — шагах в десяти от сосны серебрилась речушка. На другом берегу вертела колесо мельница. Против солнца вертела. Маленькая, как игрушка…

— На мельнице живёшь? Не страшно? — спросила Хильдегарде, с трудом изображая удивление.

— Нисколечко, — хозяйка отщипнула луч ногтями и заткнула за пояс готовое веретено. — Пойдём.

Гостья не стала перечить. Такая удача — она уж отчаялась.

Откуда ни возьмись слева от колеса выросли мостки. Хозяйка мельницы взяла путницу за руку и перевела по доскам. С торца была дверь — и крылечко, совсем как у жилой избы. Из-под ступенек высунулась чёрная морда — то ли волка, то ли пса — перемазанная молоком.

— Тихо. Свои, — чересчур уж ласково произнесла девушка. Яловичные туфельки ступали совсем бесшумно.

Изнутри мельница оказалась гораздо просторнее — точно хоромы. По стенам всё лавки резные, под лавками ларцы, воронёной сталью окованные, посередине — жернова. По всей поверхности рисунок высечен: звери, и птицы, и твари болотные, цветы диковинные, деревья невиданные. Блестят — как из горного хрусталя. Стучат, а муки в желобах не видно. Вокруг желобов — столбы не столбы, неотёсанные, кряжистые, побеги сквозь кору пробиваются, листочки малахитом играют. А в одном — вообще дупло. Выскользнула белка, прытью своей ствол опоясала, наверх ускользнула. Подняла голову Хильдико: а где крыша? Только кроны тёмные и небо звёздное, и луна клубком перекатывается.

Нащупала девушка оберег под рубашкой, два пояса — голое тело обвили. Не дадут пропасть. Не должны.

Приладила хозяйка прялку к донцу, убрала веретено в шкатулку.

— А теперь говори, как нашла меня?

— Ты меня с дороги угостить хотела, — набралась Хильдико смелости. Перед зеркалом страшно — когда не поймёшь, кого видишь. Себя или нет?

— Так всё готово, угощайся, — Хозяйка показала на стол. Мгновенье назад его не было… Дичь розовая, парная, и рыба пряная, и птица, и яблоки спелые, мёдом налитые, малина, смородина, ежевика — чего только нет… В кувшинах и мёд, и брага, и взвары, и травы настоянные… Всё бы опустошила, желудок жгутом скручивает… Но вспомнила: домой вернуться надо. Взяла ножку утиную.

Откусить не успела — скрипнула дверь, вошёл мужчина, весь чёрной шерстью покрытый и в шкуры одетый. Человек — не человек, зверь — не зверь, по половицам когтями стучит, из-под полы — змеиный хвост волочится.

Поставил на стол блюдце, причмокнул, усы у него были в молоке.

— Лакомка… — покачала головой Хозяйка. — Пойдёшь — иль на гостей моих посмотрищь?

— Свои, значит? — иззелена-жёлтые волчьи глаза окатили полынным настоем. — Не ты потеряла? — когтистая рука залезла за пазуху и выползла с жемчужным ожерельем. Целым — словно только что Владко отдал. — Ты ешь, ешь, косточку сохрани, пригодится.

— Теперь и не чужие мы, за одним столом ели, — Хозяйка стукнула чашей о чашу Хильдегарде. — Теперь расскажешь, как нашла меня?

Свейка пожала плечами:

— Случайно. Я за луной летела: тебя на ней видела. Остановилась — и встретила тебя.

— Ну наконец-то: кто-то понял. А я уж и дождей не посылала, и сама за твоим братом ходила, и княжичей звала, и в голос плакала… Никто и бровью не повёл. А Велес рассказал мне, — положила руку полузверю на плечо, — князь просил не беспокоить больше. Дескать, и так одни горести…

Велес? Вот он какой…

— А ты кто? Назови себя.

— Зови меня Светолика. Сестру мою — Темнолика. Она мельницу мою забрать хочет, колесо сломать, жернова разбить…

— Тогда быть беде на весь род людской? — Хильдико вспомнила Доброгневину песенку.

— Слыхал? Уж и песню сложили. А хоть бы кому дело было, — Светолика почесала Велесу за ухом. Ухо было острое, звериное. Он заурчал.

— И тебе моя помощь нужна? Если Велес тебе не поможет, что же я могу сделать?

— Я в бабьи ссоры не мешаюсь, — пророкотал Лесной Князь. — Дай-ка лучше ещё молока.

Светолика щёлкнула ему по уху и протянула полное блюдце.

— А что он сделает? Зверей натравит? Она их не боится. Она не слабее его, не слабее меня. Мы ведь сражаться — пожалуйста, колдовать, оборачиваться — пожалуйста. Знаки давать. А обманывать не умеем. А её надо хитростью. Так только люди способны.

«Ещё пугать до полусмерти», — подумала Хильдико. Вслух сказала:

— Что ж, если надо, я помогу.

— Спасибо тебе. Она придёт, когда луна спрячется. А скоро дождь. Поторопиться надо.

Зверь поймал языком последнюю каплю:

— Ну, вы колдуйте, девоньки. Я жернова посторожу, — и лёг под деревом дуплистым.

Хозяйка хлопнула в ладоши — стол исчез.

— Слушай меня, Хильдико. Мы с тобой схожи как сёстры…

— Мне притвориться тобой?

Сама ведь всё соображает…

— Да, это может помочь. Она придёт из болота, как только темно станет. Придёт — и будет в дверь стучать, аж стены ходуном заходят. Не пустим — колесо сломает. Тогда добро на земле закончится, а зло прибывать будет. Пустим — жернова разобьёт. Тогда новая жизнь не родится, а старая не продлится, а болезни лечиться перестанут.

Хильдико повернулась к сияющим камням: стучат тихо, гулко. Как сердце. А вокруг цветы пробиваются. Конюшина, незабудки, ноготки… Вал под полом ворочается, колесо толкает. Выше колеса — вода живая, ниже колеса — мёртвая…

— А с какой стороны болото?

— С этой. Через реку она не пройдёт, по мосту даже. Ещё она облик птичий принимает…

— Птичий… На птиц силки обычно ставят…

— Так то у тебя два пояса. Из них и сплети.

— Да их не хватит, Светолика! Шутишь надо мной?

— Не бойся, хватит. Я бы пряжу свою дала, но сестра её уже знает, знает, как из неё выбираться.

Хильдико ушам своим не верила. Славишь их, жертвы им приносишь, изобилия просишь, исцеления… А они без твоей помощи и не справятся… Разве Велес хитростью обижен? Разве Хозяйка мельницы такая слабая, если всё добро, всё благо у неё в руках?.. Хотя… она ведь сама их искала, ей самой Светоликины знаменья покою не давали. Могла бы наплевать — как князь с дружиною, как брат с варягами своими… А потом со всеми дружно локти кусать. Как славяне говорят, взялась за гуж…

Хитростью, значит.

— Светолика, скажи, есть у тебя ещё одна рубашка, как на тебе?

Хозяйка даже рассмеялась.

— Глупенькая ты, раз спрашиваешь. Всё есть, всё дать могу, но для обмана не могу использовать. Обману — я уже не я буду. Это вам, людям, хорошо. На любую тропку повернёте. А мне дорога прямая. И ему тоже, и остальным, — простёрла руку к жерновам: рядом на травке Велес дремлет, лапу посасывает. — Не проспит, не упустит. Я тебе вот что скажу: имя моё настоящее — Никийя. Молви его — и невидимой станешь.

Шепчутся девушки, меряет Хильдико обновку, пояса снимает, плетёт из них сеть. Тянется тесьма, узорами играет, не кончается. Пыхтит вода под колесом, колотят жернова. Сыростью тянет. Морок луну затапливает…

Поднимается хмарь от болота, без ветра к берегу ластится, густеет, плотью обрастает. Уж не туман, а птица крылья распластала. На вид как сова, а перья — камыш, спина — кора замшелая, лапы — коряги, клюв — железный, глаза — огонь болотный.

До твёрдой земли добралась, опустилась, встряхнула крылья, под обручья рукавом заправила, перо в подол срослось, волосы незаплетённые — как чёрный ил, лицо темно — как скорлупа ореха спелого, нос тонкий, крючковатый, словно клювик. Всем хороша девица, только под подолом — не ножки полные, а кости затхлые. Потому и шаги громки, и следы глубоки.

Хильдико невидимкой притаилась у крыльца и на первой же ступеньке поставила болотнице[78] подножку. Растянулась Темнолика, крепко ушиблась: развалилась нога, одна кость под крыльцо улетела. Хильдико схватила её тихонько и утиную подложила, какую за ужином обглодала.

78

Болотница — здесь: не конкретный мифический персонаж, а эпитет.