Щёлоков

Мы готовились к разговору с ним. Он придет один или с охраной? В форме или в штатском? Как его встречать? Важно было получить от экс-министра действительно объективные показания. С одной стороны, мы понимали, что арестованные сотрудники ХОЗУ заинтересованы перевалить всю вину на него. С другой — они должны получить наказание именно за то, что совершили, а не за то, что им приказали… Николай Анисимович появился в назначенное время, в генеральской форме. Я представился. Он пожал мне руку. Для своих семидесяти трех лет Щёлоков выглядел очень неплохо: сухощавый, крепкий, с военной выправкой, без признаков физического недомогания. Свободно поднялся по лестнице на второй этаж. Первый допрос проводили Миртов и Владимир Георгиевич Гольст, начальник отдела расследования особо важных дел, авторитетный в нашем ведомстве человек. Всего таких допросов, если мне не изменяет память, было три, в одном из них участвовал и я.

В тот раз моя роль сводилась к тому, чтобы фиксировать на пишущей машинке его показания и при необходимости задавать вопросы. Щёлоков вел себя с достоинством, но заметно волновался. В один момент, когда Миртов отлучился из кабинета, он вдруг говорит: „Товарищ майор, вы только правильно всё записывайте, а то я в следствии ничего не понимаю“. Я еще удивился: как это так, министр внутренних дел не разбирается в следствии?! Хотя он и не должен был в этом разбираться. Я ответил, что фиксирую его ответы практически дословно, как того требует закон. Эта была моя единственная встреча с ним такого рода.

Его показания сводились к следующему. Он, наверное, передоверился своим подчиненным, тому же Калинину. О каких-либо нарушениях в их деятельности он не знал. Закрытый магазин для руководителей министерства — да, имелся, но он считал это нормальным. Если его действиями нанесен государству ущерб, то он готов его возместить. Впоследствии он активно начал возмещать ущерб. Вернул больше 100 тысяч рублей наличными, часть вещей, которыми незаконно пользовалась его семья. Например, на даче его сына мы нашли мотоцикл „БМВ“, подаренный в свое время министру на выставке фирмы. Николай Анисимович полагал, что это был подарок ему лично, а не ему как руководителю министерства. „Не подумал, сожалею“. В этом он действительно мало отличался от тогдашних руководителей такого ранга. И мысли у него не возникало, что когда-то придется перед кем-то держать ответ. Это был период массовых подношений.

Вот показательный эпизод. Накануне семидесятилетия Щёлокова Чурбанов ему говорит: „Мы собираемся подарить вам часы. Вы не против?“ — „Нет, не против“. Они с Калининым берут из Гохрана часы с цепочкой стоимостью более четырех тысяч рублей. Как списывать затраты? Решили оформить покупку как подарок лидеру Чехословакии Густаву Гусаку. Часы эти при обыске не нашли. Николай Анисимович сказал вне протокола, что, в свою очередь, подарил их одному из руководителей страны, а для протокола показал: вручил одному человеку, имя которого назвать отказываюсь. Позже в деле Чурбанова этот эпизод расследовался тоже Миртовым. На подобные обвинения Николай Анисимович обычно реагировал: „Да, я, наверное, виноват, что доверился другим людям, недооценил ошибочность своего поступка“.

— Вы понимая и в начале 1983 года, что главная цель вашего расследования — Щёлоков?

— Тогда вопрос так не стоял. Строго говоря, уголовные дела в отношении сотрудников милиции — неподследственность Главной военной прокуратуры. И вдруг доверяют это дело. Мы из кожи вон лезли, чтобы оправдать доверие. Не дай бог закон нарушить! Вы вспомните время. Смешно полагать, что тогда, в начале 1983 года, в самом начале следствия, не имея достаточных доказательств, мы бы ставили перед собой цель привлечь к ответственности именно Щёлокова. Не было такого разговора: „Как только возникнет имя Щёлокова — возбуждать в отношении него уголовное дело“. Наши руководители, уверен, тоже исходили из собранных доказательств. Мы достаточно долго воспринимали показания Калинина и его подельников как попытку уйти от ответственности. Но по крупицам, по крупицам вылезали факты…

— Щёлоков неоднократно говорил в узком кругу, может быть, и в беседах со следователями „без протокола“, что у него якобы имеется договоренность с кем-то из руководителей ЦК: он возмещает ущерб — и прокуроры оставляют его в покое. Вы слышали такое?

— Я помню такой эпизод. Проводилась очная ставка между ним и Калининым. Калинин стал высказывать своему бывшему начальнику обвинения: дескать, мы тут сидим за то, что выполняли ваши указания, фактически за вас, а вы ничего не предпринимаете. Тогда и прозвучала реплика Щёлокова, что он переговорит, и „там“, наверное, разберутся. Но у того же Калинина своих грехов хватало.

— Кстати, какое впечатление производили на вас арестованные руководители ХОЗУ?

— Фадеев и Стерлигов были подавлены. Они начинали в милиции как опера, и хорошие опера. Давали показания, близкие к истине. Их поведение походило на сотрудничество со следствием. Калинин — другой человек. Хитрый, ловкий. Приведу такой эпизод.

Все обвиняемые по делу содержались в СИЗО в Лефортове, в полной изоляции друг от друга. Они никогда не встречались даже в коридорах. Их показания немедленно проверялись (в чем другом, а в стремлении заволокитить это дело нового министра МВД В. В. Федорчука не упрекнешь. — С. К.). Мы уже многое знали. Однажды я пришел в СИЗО допрашивать Калинина. Он начинает фантазировать. Записываю его показания во всех подробностях. День потратил. А потом предъявил ему опровержение. Он чуть не в слезы: извините, наврал. Вот его суть.

— А как себя вел на допросах Щёлоков?

— Чувствовалось, что переживает. Когда предлагалось возместить ущерб — тут же возмещал. Несомненно, он ужаснулся той ситуации, в которую попал. Внешне держал себя в руках.

— Если бы Николай Анисимович не ушел из жизни, ему были бы предъявлены обвинения и в чем?

— Материалы, которыми мы располагали, после соответствующей доработки давали достаточно оснований для предъявления ему обвинения и заключения под стражу. Характер обвинения? Злоупотребление служебным положением — безусловно. Но речь шла и о его причастности к хищениям. Последнее — не факт, но такие материалы были. Мы готовились к возбуждению уголовного дела. Щёлоков это прекрасно понимал. Думаю, уже из вопросов, которые ему задавались на первом допросе, он не мог не догадаться, что это закончится предъявлением обвинения. Как закончилось, вы знаете. Последовали указы о лишении его званий генерала армии, Героя Соцтруда, всех наград, за исключением боевых…

— Но ведь лишение его званий и наград было незаконным?

— Абсолютно незаконным. Лишить человека воинского звания или государственной награды может только суд при осуждении за совершение тяжкого или особо тяжкого преступления. Мы к этим решениям точно никакого отношения не имели.

— И вот еще что хочется понять, Виктор Степанович. У Николая Анисимовича Щёлокова было достаточно времени — практически два года, — чтобы припрятать ценности, деньги, дорогие вещи, которые у него в ноябре 1984 года изъяли при обыске. Если бы он к этому стремился… Обыски ведь не были для него неожиданностью — об этом мне говорил их участник, ваш коллега Александр Ильич Хорошко. Странно выглядело его поведение: приходят следователи, он их как будто ждет, выкладывает на стол девять тысяч рублей, которые у него благополучно изымают. Спрашивал у Хорошко: мог спрятать? Мог. Странный расхититель.

— Действительно, не прятал ценности. Думаю, у него даже мысли такой не возникало, считал это ниже своего достоинства. Многие, оказавшись под следствием, пытаются выкрутиться, отрицают, лгут. Щёлоков не выкручивался, он говорил: „Я ошибся, передоверился подчиненным“.

— Ну, и последний вопрос, может быть, самый главный. Вы подробно знакомились с не лучшими сторонами деятельности Николая Анисимовича Щёлокова, наблюдали его в ситуациях, в которых его мало кто наблюдал. Положим, он виноват — злоупотреблял служебным положением и даже причастен к хищению некоего имущества. Можете попросту сказать, кто он для вас: хапуга? Человек своего времени? Кто?