Путь Отступника (ЛП)

Песнь была прекрасным творением, в равной мере сотканным из звука и психической энергии, и эмпатически покалывала разум, как мысленная речь, практически на клеточном уровне влияя на тела, которые отвечали на позабытые звуки творения. Гул амфитеатра начал затихать по мере того, как голос Ларайин становился сильнее и поднимался все выше, наполненный радостью пробуждения.

Иллитиан купался в сиянии ее мощи. Он чувствовал себя почти так же, как во время воскрешения, однако теперь энергия, которую Беллатонис вырывал из нее при помощи пыточных машин, отдавалась по собственной воле. Что-то начало легонько покалывать его кожу, как будто каждый тонкий волосок тянулся вверх, пытаясь встать на кончик. Насыщающееся сознание отметило чувство тревоги и тут же отбросило его в сторону под волной удовольствия, когда Ларайин взяла высокую ноту, столь же чистую и идеальную, как прозрачный кристалл.

Эль’Уриак выглядел очарованным, и это было ужасное зрелище, ибо на его лице была написана вся та похоть, жажда обладания и насилия, которую возбуждала в нем эта яркая трепещущая искра живой души. Миропевица продолжала петь, но смотрела она не на чудовище, скалящееся над ней. Ее взгляд был направлен прямо на Иллитиана, и нечто в ее чистых глазах источало одновременно предупреждение и мольбу.

Архонт вдруг понял и шагнул назад, едва не упав на ступени возвышения. Песнь мира кружилась вокруг него, яркая, могучая. Ларайин пела о цветущей жизни, что вырывается наружу из холста творения, изменяет его и придает ему форму, наполняя ее бесконечным потенциалом. Покалывание на коже Иллитиана стало острее. Пошатываясь, он пошел мимо скинувших маски гостей и обнаженных рабов, которые стояли, застыв на месте и безмолвно уставившись на тронное возвышение. Ноги немели, и он отчаянно заставлял их идти дальше, к служебному проходу, который он высмотрел раньше.

Песня снова омыла его мощным потоком. Теперь она походила на погребальный плач и говорила о смерти. Она казалась слишком мощной, слишком громогласной, чтобы исходить от этой маленькой белой колдуньи у подножия трона, как будто она призвала на помощь потусторонний хор ревущих духов. Кожа Иллитиана горела, и он в ужасе посмотрел вниз, на свои руки. Тонкая пленка черно-зеленого хрусталя ползла по его коже, начиная с кончиков пальцев, и уже дошла до второй фаланги. Иллитиан негромко вскрикнул и понял, что его лицо и губы стали пугающе неподвижны. Спотыкаясь, он начал пробиваться между кожаными занавесями, раскидывая их в стороны негнущимися руками.

Позади него Ларайин пела о грусти и потерях, о том, как жизнь возвращается в темное убежище под миром. Ее голос надломился и постепенно затих, ибо она была не в силах продолжать. Амфитеатр заполнило безмолвие. Безмолвие смерти.

Ее слушатели неподвижно сидели, стояли и лежали вокруг, замороженные в кристаллической хватке стеклянной чумы. Что раньше было царством ужасов, теперь превратилось в выставку потрясающих шедевров из безликого темного хрусталя, который придал своим жертвам некое трансцендентное единство. Мертвенная тишина повисла над этой сценой.

– Они действительно…?

–Мертвы? Да, их души отлетели.

Ларайин посмотрела на Эль’Уриака, который застыл на троне, откинувшись назад с широко раскрытыми глазами и ртом, скривившимся в алчной ухмылке. Он как будто глядел в ответ на нее, и она содрогнулась

– Ужасно. Я думала, что не смогу это сделать. Откуда ты знала, что получится?

–Вирусная спираль – это быстро мутирующее живое существо, которое жаждет распространяться и размножаться, преодолевать барьеры, которые не дают ей расти. Но они были защищены физическим препятствием, крохотными машинами, которые уничтожали вирус, прежде чем тот мог разрастись. Мы могли лишь надеяться, что ты поможешь ему, заставишь его расти достаточно быстро, чтобы преодолеть сопротивление машин, но эта надежда была лучшим из того, что у нас имелось.

Ларайин не была так уверена, что план сработал. От молчания, которое повисло над застывшей сценой, веяло не окончательностью, но неизвестностью. Оно казалось выжидающим. Амфитеатр поплыл перед глазами миропевицы, и сокрушительная усталость потянула ее к полу.

– Ларайин! – крикнул кто-то из задней части темного амфитеатра. Там, на рампе, двигались силуэты. Отряд воинов в броне осторожно проник внутрь, держа оружие наготове, и разошелся по сторонам. Из центра группы с пистолетом в руке выбежал Синдиэль, чьи прекрасные доспехи были порублены и иссечены в доброй дюжине мест.

К удивлению Ларайин, мрачные воины не пристрелили отступника на месте, вместо этого они двигались рядом, защищая его спину. Синдиэль подбежал к подножию возвышения и остановился, неуверенно глядя снизу вверх на миропевицу.

– Это ты, – подтолкнула она.

– Да… это я, я пришел спасти тебя, – с заиканием, но галантно ответил Синдиэль. – Похоже, я немного опоздал.

Ларайин бросила взгляд на зловещую хрустальную статую Эль’Уриака.

– Я не так в этом уверена, – ответила она дрожащим голосом, – ты не мог прийти в лучшее время.

Она беспомощно подергала звенящую цепь на горле и добавила:

– Не мог бы ты…?

Синдиэль поднялся по ступеням, осторожно взял ее за руку и поднес поцелуй арлекина к адамантовым звеньям. Что-то с шелестом мелькнуло, слишком быстро, чтобы увидеть, и цепь упала. Ларайин оперлась на Синдиэля, почувствовав, что силы вдруг покинули ее, и она с трудом может стоять на ногах.

– Как ты заставил их пойти с собой? – выдавила она, пока Синдиэль наполовину вел, наполовину тащил ее вниз по ступеням. Отступник обернулся и посмотрел на воинов, снова собирающихся в тесный круг на рампе.

– Они с моих кораблей. Я сказал им, что мы выкрадем большой куш у толстых богатых архонтов.

– Но почему ты вернулся?

Зрение Ларайин мутнело все больше, лицо Синдиэля превращалось в расплывчатое пятно, но ей казалось невероятно важным услышать, что он скажет.

– Из-за того, что ты сказала. Я решил простить себя и действовать так, как мне действительно хочется.

– Тебя бы просто раздавили.

Синдиэль долго молчал, а потом наконец проговорил:

– Я знаю, но я должен был попытаться.

В амфитеатре не было ни звука, Эль’Уриак сидел, застыв, среди своих мертвых приспешников. Можно было увидеть, как его тело медленно, едва заметно обесцвечивается, становясь похожим на мрамор. Легчайшее изменение цвета говорило о переменах, происходящих внутри. Враги поймали его в ловушку, но не уничтожили. Они недооценили способность этого создания цепляться даже за самую ненадежную физическую основу, подстраивать свою растянутую меж измерениями, кружевную сущность так, чтобы проникать в малейшие щели. Мост, проложенный в Темный Город, истончился, но не исчез. Со временем оно изменит свое вместилище и найдет себе нового хозяина.

Даже заточенное, существо, обитающее в Эль’Уриаке, все еще имело чувства и поняло, что оно не одиноко. Чья-то фигура вошла в амфитеатр и медленно хромала, направляясь к трону.

– Я думала, ты никогда не придешь, – прошептала Анжевер рядом с троном.

– Мне пришлось дождаться, пока найденыш и его веселые бандиты уберутся с дороги, – укоризненно просипел Беллатонис. – Они забрали с собой чистое сердце?

– Да, все это было очень трогательно.

– Будем надеяться, что у нашего героического идиота хватило ума и сил, чтобы вытащить ее из города, пока не произошла еще большая катастрофа.

– Неважно. Покончи с этим, и давай уйдем.

– Ай-яй-яй, Анжевер. Перед нами исторический момент, нравится нам это или нет. И к нему нужно отнестись с подобающей серьезностью.

– Это не причина затягивать. Цена будет высока.

– Месть – это месть, моя дорогая, и разве тиран не учит нас, что мы должны сокрушать тех, кто вредит нам, невзирая на цену? Разве это не именно тот момент, который следует растянуть подольше? И насладиться торжеством? – Беллатонис сухо усмехнулся. – Кроме того, другого пути нет. Чтобы покончить с этим, нужно заплатить определенную цену. Теперь притихни, не то я оставлю тебя здесь, когда уйду.