Люди с чистой совестью

Анна Козлова

«Люди с чистой совестью»

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Глава 1

Встречи на высшем уровне

Бдительно угрюмый парламентский охранник, средних уже лет, в седых висках, почему-то всегда сверял временный пропуск с паспортом. Можно было, конечно, с ним спорить, не давать паспорт, но Валера склочничать не любил. Да и не чувствовал он себя в последнее время крутым даже настолько, чтобы окоротить охранника парламента.

Вежливо кивнув, Валера прошел через раму металлоискателя и направился в закуток с мраморным полом, куда, как в отстойник, приходили лифты. В закутке всегда царила оживленная толкотня — лифты ходили очень медленно, в них набивалось по двадцать человек, и каждому требовался свой личный этаж, очень редко люди выходили хотя бы по двое. На первом этаже лифты стояли не меньше десяти минут: только двери начинали с шипением закрываться, как из-под лестницы выбегали какие-нибудь тетки с халами на головах, крича: «Ой, мужчина, придержите!» — или явно ненормальный, худощавый дяденька, каждый день приходивший в вестибюль, чтобы смотреть слушания по стоявшему там двухметровому телевизору, вдруг ловким козлом заскакивал в щелку почти сомкнувшихся дверей.

Нервно подергивая коленками, Валера встал у крайнего лифта, где народу было немного.

«До чего я докатился» — подумал он — «И как быстро…».

Валериной целью был восьмой этаж, где прислуживал спикеру его тесть, Владимир Иванович — человек, который в разговоре избегал смотреть в глаза, а на досуге занимался странными, какими-то немужскими делами, например, изготовлял при помощи водки и глицерина бальзам от потливости ног.

Лифт, ухнув, опустился на первый этаж — Валера забрался в него и терпеливо встал у панельки с кнопками. Целлофановая папочка, в которой лежал документ, поясняющий дальнейшую политическую деятельность Валеры, скользила в пальцах.

Секретарша Владимира Ивановича по невыясненной причине Валеру невзлюбила и нарочно не обращала на него внимания. Когда он вошел в приемную, она говорила по телефону:

— Ты ему скажи: минимум Кипр, какие «Лесные дали»?

Валера покорно встал у ее стола.

— Не хочет, так не хочет, что он один такой на свете… Да, конечно… Чего она сказала? — секретарша повернулась на кресле с вертящейся ногой к стене.

В трубке кто-то порывисто верещал:

— Кто на рынок ходил? А… Ты. И чего купила? А… Мне тоже швабра нужна. Да, такая, знаешь, с веревочками…

— Я к Владимир Иванычу, — произнес Валера, слегка стукнув папочкой об стол.

— Ладно, давай, тут пришли, — прошипела секретарша и повесила трубку.

Владимир Иванович при виде Валеры суетливо забегал в узком пространстве посреди кабинета. Его кабинет вообще был устроен избыточно неудобно: к стенам прижались толстые темные шкафы (всегда пустые), рабочий стол с солидным набором телефонов стоял в самом темном углу, и вдобавок окна оплетали тропические лианы, поглощая даже тот слабый свет, который проникал сквозь стекла.

Валера протянул тестю руку.

— Как жизнь? Какие сенсации? — хохотнул Владимир Иванович, словно бы увидел нечто очень смешное.

— Да вот, — кивнул Валера на папочку, — принес проект для Рукава.

— Ха-ха, проектик? — веселился Владимир Иванович. — Это дело такое…

Валера заметил, что тесть нацепил манерные, в проволочной оправе очочки.

— Ну, хорошо, хорошо, сейчас он зайдет, посидим, поговорим откровенно. Присаживайся. Не хочешь в буфет? — Владимир Иванович всех посетителей заманивал в парламентский буфет, где мог иной раз и скупо угостить сосисками и слоеным язычком.

— Нет-нет, — поспешил ответить Валера, — сыт.

Он присел на широкий кожаный стул и замолчал.

Владимир Иванович что-то путано, кося поверх очков, искал в Интернете. Так они просидели несколько минут, пока Владимир Иванович не спросил:

— Как Дарья? Не огорчает?

— Все в порядке, — осторожно ответил Валера.

Тут дверь распахнулась, и вошел Рукав.

— Хо-хо-хо! — подскочил Владимир Иванович. — Алексей Степаныч! Проходи, дорогой! Вот, у меня уже молодежь, — зайдясь в смешке, он кивнул на Валеру, — рвется к работе, фонтанирует идеями.

Алексей Степанович Рукав был тихим ироничным вором, боявшимся людей и не понимавшим, как с ними взаимодействовать. Он походил на скрепку-помощника из устаревшего варианта программы Microsoft Word.

Прощаясь с Рукавом, Валера всегда думал, что тому бы невероятно подошло, как и скрепке, вскакивать на легкий велосипедик и уезжать, мягко шурша шинами.

Рукав водил давнюю дружбу со спикером и замещал его на посту председателя их общей партии, партии Любви.

— Ну, что ж, потолкуем? — Владимир Иванович метнулся к некоему запыленному подобию круглого стола и принялся отодвигать тяжкие, под кожаной обивкой кресла. — Давайте присядем.

Рукав с трусливой полуулыбкой сел.

— Э-э… — обратился он к Валере. — Я давно к вам присматриваюсь, молодой человек…

Валера напрягся, ожидая обвинений, но Рукав, который никогда не мог закончить изреченную мысль, сказал:

— Очень интересно будет вместе поработать.

Владимир Иванович прокашлялся.

— Вот ведь что… — снова заговорил Рукав. — Президент читал послание федеральному собранию. Я немного общался с Зиновьевым, сейчас он уже умер. И когда… Зиновьев сказал поразительную вещь: «Главное для меня — это любовь». То есть, конечно, время пришло. Мы окажем президенту уверенную поддержку.

Валера тягостно молчал. К своему ужасу сквозь канцелярские клише и внешнюю бессвязность он прекрасно понимал, что хочет сказать Рукав.

— Теперь любовь — главная задача, — произнес Рукав и потер нос.

— Это — дело такое… — вздохнул Владимир Иванович.

Валера сидел в торце стола, ему открывался вид на монитор Владимира Ивановича — там царствовал Rambler, потом на поисковом табло появилась задница в красных больших трусах и надпись: «75 % мужчин предпочитают девушку в боксерах».

Впервые он встретился с тестем давним летом: Валера сопровождал его дочку, Дашутку, на дачу. Владимир Иванович вез их, почему-то вместе с домработницей в поселок Снегири, где дожидался исполненный в желто-белых, мягко-летних тонах особняк. Это была некая взаимная прихоть дочки и отца — Владимиру Ивановичу уже много лет не нужно было водить авто по причине приставленного, рвущего поводок, как спаниель на утиной охоте, шофера, а Даше, казалось бы, было не менее по барабану, кто отвезет ее на угодья.

Валера с Дашей сидели сзади, на переднем сидении покоилась домработница с дураковатым, но отчаянно любимым Дашей биглем на коленях. Стояние в пробках благоволило к политическим разговорам, особенно усердствовала Даша, ничего, впрочем, не соображавшая, но красивая бешеной летней красотой.

— Ежу ясно, никакой национальной революции никогда у нас не будет, — говорила она, вздрагивая плечиками, — да и зачем она нужна? И я, и ты, Валер, и ты, пап — никогда мы все так хорошо не жили, как при Путине.

— Да ты пойми! — охал от руля папа. — Нефть закончится и ни хрена здесь не будет! Цены рухнут — и все, восстание…

— Да ни хрена они не рухнут! — спорила Даша. — И потом не в одной нефти дело. Ты сам говоришь, производства восстанавливаются, экономика растет, приезжай хоть в глухую провинцию — все живут прилично, все у всех есть. В «Техносилу» с Валерочкой ходили в субботу, полчаса в очереди стояли, а ты говоришь у народа денег нет! Полно денег, полно!