Страница 52 из 58
Выбрав таким оригинальным методом коней, наши компаньоны решили, что могут ассигновать на азартные игры по пяти франков. Михал отправился в кассу заплатить ставку. По дороге, увидев над окошечком одной из касс надпись TIERCE, он вспомнил, что, по моим словам, это означает комбинацию, сулящую наибольший выигрыш. Михал опять заглянул в свои записи, вычитал, что в таком случае надо назвать трех коней, а в кассе ему назвали номер забега — четвертый. Надо бы посоветоваться с Тересой. Михал повернул обратно, но тут по радио объявили, что сейчас закончат принимать ставки, он опять метнулся к кассам, выбрал такую, перед которой никого не было, в спешке выкрикнул «пять-шесть», отдал две свои пятифранковые купюры, получил билет и помчался на трибуну к Тересе. И только плюхнувшись на скамейку рядом с Тересой, он сообразил, что поступил, как идиот: отдал десять франков за один билет, вместо того, чтобы взять два, назвал порядок «пять-шесть», а про обратный забыл!
Пока Михал Ольшевский собирался с силами, чтобы признаться Тересе в том, что натворил, кони длинной шеренгой уже приближались к трибуне. Вытаращив глаза, смотрели на них наши посланцы — что-то не в порядке было с цветами! Ведь забег должен быть желтым, а тут вдруг оказалось, что возницы на колясках были разодеты кто во что горазд! Куртки на них были всех цветов радуги, а на некоторых даже в полосочку! И под номером пять шел совсем другой конь, а не их красавец! Только теперь Михалу пришло в голову поинтересоваться у соседей по трибуне, в чем тут дело, и выявилась ужасная вещь: цвета в программе означают не одежду людей, а одежду лошадей, цвета конюшни. И если лошадь относилась к желтой конюшне, то ее номер ставился на ней на желтой попоне!
Участники заезда продефилировали перед трибуной, и пока они по ту сторону поля выстраивались, готовясь к старту, Тереса с Михалом получили возможность перекинуться словом. Тереса спокойно приняла известие о потере десяти франков, только рукой махнула. Избранный красавец шел в четвертом заезде, а номер его помещался на черном фоне, так что все равно толку бы не было.
— А это что такое? — спросила Тереса, указав пальцем на большое мигающее табло посередине поля.
— Сейчас скажу.
Михал отложил уже бесполезную программку и полез в свои записи.
— Минутку, минутку, так записал, что сам не могу разобрать… Ага, вот… Табло посреди поля. На нем проставлены номера коней, а рядом мигают огоньки — какие ставки сделаны. Сколько будут платить, если номер выиграет.
— А возле пятерки стоит девятьсот девяносто девять, — прочитала Тереса. — А рядом с шестеркой — девятьсот девяносто восемь. Что это означает?
Помолчав, Михал произнес сдавленным голосом:
— Это значит, что на данные номера никто не поставил. Три девятки означают — в случае выигрыша за этот номер платят свыше тысячи.
— Кому платят?
— Тому, кто на пятерку поставил.
Табло мигнуло, и рядом с шестеркой зажглась цифра 960. Тереса не сводила с нее глаз.
— Выходит, мы выбрали на редкость удачно, — не веря своим глазам, сказала она. — Девятьсот горит только рядом с пятеркой и шестеркой. Это и в самом деле означает, что на них поставили только мы, проше пана? Ни один понимающий человек…
— Боюсь, что так…
Огорченные, они забыли обо всем на свете, вглядываясь в мигающие огоньки. Только нарастающий шум на трибунах да лошадиный топот заставил их вспомнить о заезде. Кони разноцветной живописной группой промчались перед трибуной и устремились дальше.
— И что? — спросила Тереса.
— Не знаю, — взволнованно ответил Михал. — Бегут. Наверное, еще не конец.
Кони явно собирались сделать еще круг по ипподрому. Ни Михал, ни тем более Тереса не разбирались, что там происходит, почему так волнуются люди на трибунах. То одна лошадь, то другая вырывались вперед, обгоняя друг друга, шум на трибунах усиливался, репродуктор тоже что-то кричал, зрители вскакивали с мест, кричали и размахивали руками. Кони вышли из виража и опять приближались к трибуне.
— Пятерка! — заорал Михал, тоже вскакивая и размахивая программой. — Первая идет пятерка!
Взволнованная Тереса тоже вскочила, чтобы лучше видеть. Их пятерка мчалась первой, за ней, на некоторой дистанции, следовали остальные участники заезда, оглушительно стуча копытами. Зрители на трибуне теперь орали так, что совершенно заглушили радио. Вот кони пересекли финишную черту, и радио замолчало, зато зрители орали вовсю. Михал, обессиленный переживаниями, шлепнулся на скамейку. Тереса теребила его:
— Ну как? Что выиграло?
— Не знаю. Сейчас должны объявить по радио. Вот никогда не думал, что бега — такая чудесная вещь! Этот топот копыт прямо по сердцу бил, вы не находите?
Тереса подозрительно взглянула на своего спутника и тоже села.
— Сердце у меня и в самом деле не на месте. Скорей бы узнать, что же выиграло!
Откашлявшись, репродуктор принялся объявлять результаты заезда. Побледневший Михал перевел:
— Пришло пять-шесть два Так сказали. Пять. Шесть. Два..
— Какие еще два? — нервничала Тереса.
Михал молча указал ей на табло посередине поля. На нем светились названные по радио цифры.
— Третий конь! — сказал он. — Перед ним два наши, а потом третий. Мы выиграли, проше пани!
Тереса не верила своим глазам.
— Не может быть! Поставили на тех, на кого никто не ставил, и выиграли?!
— Вот именно! Больше никто не ставил. Езус-Мария!
— И вы думаете, мы получим за это деньги?
— Конечно получим! И надеюсь немало. Пришли наши фуксы! Одни мы на них поставили!
Переварив потрясающую новость, Тереса высказала предположение, что теперь на табло должна загореться и цифра выплаты, которую они выиграли. Репродуктор опять что-то залопотал, а на табло стали появляться какие-то цифры.
. — Это наше? — волновалась Тереса.
Заглянув в свой блокнот, Михал покачал головой.
— Нет, это выигрыши тех, кто ставил на отдельные номера Наши цифры должны появиться в нижнем ряду, там выплата тем, кто угадал порядок.
Опять заговорило радио, а когда закончило, раздались возмущенные возгласы болельщиков. Михал сидел со смущенным видом и молчал.
— Да сколько же можно ждать? — вышла из себя Тереса. — Неужели трудно перевести?
— Боюсь, я не расслышал, — неуверенно сказал Михал. — Сейчас зажжется на табло. Вроде бы тысяча семьсот…
И тут на табло под уже горящими цифрами зажглась еще одна — 17.246. Тереса прочла ее как 1724 злотых и 60 грошей. Михал уставился на нее бараньим взглядом. И тут радио опять захрипело.
Выслушав сообщение, Михал оторвался наконец от мигающих цифр и произнес торжественным голосом:
— Мы побили рекорд ипподрома! Нам следует действительно семнадцать тысяч двести сорок шесть франков! Это вы, уважаемая пани, предложили пятерку и Эринию. Можно пасть перед вами на колени?
— Сколько нам следует? — не поверила Тереса своим ушам.
— Семнадцать тысяч двести сорок шесть франков. Можно пасть…
— Не может быть! Наверняка, вы что-то не то услышали. Пошли проверим.
— Никакой ошибки! Рекорд ипподрома! Можно пасть?
— Где вы собираетесь пасть, тут и места нет! Да нет, не верю! Вот когда получите денежки — посмотрим!
Михал отправился в кассу. Ни одного человека! Вернувшись к Тересе, Михал принес ей чек на 34.494 франка.
— Я и забыл, что заплатил двойную ставку! — ошеломленно сказал он. — Ведь я взял два билета, заплатил десять франков, а не пять. И в самом деле, мы одни поставили на этот порядок. В кассе очень жалели, что я взял два билета. Если бы взял один, за пять франков, установил бы абсолютный рекорд ипподрома, а не только рекорд этого года. Сумма нам причиталась бы точно такая же, но она пришлась бы за один билет, и тогда мы бы установили абсолютный рекорд. Предыдущий был установлен в 1961 году, и составлял 34.124 франка. У нас больше! Вот была бы сенсация!
— Так у нас же был только один билет.
— Но за десять франков! Я машинально сунул в кассу десять франков, которые зажал в кулаке. Считается, что два билета, один положен за пять франков. Так что мы потянули только на рекорд года…