Танец с герцогом

– Ваша светлость, позвольте перейти прямо к делу. Мой брат задолжал вам огромную сумму денег.

– Четыре сотни фунтов.

– Вы не считаете эту сумму огромной?

– Это долг, который я намерен получить. Точная сумма не имеет значения.

– Но не для меня. Не представляю, чтобы вы не слышали о том, что имя д’Орси ассоциируется с выражением «благородная бедность». Для нас сумма в четыре сотни фунтов поистине огромна. Мы попросту не можем позволить себе подобных расходов.

– И что вы предлагаете? Вашу благосклонность взамен денег? – Ответом на отразившийся на лице Амелии шок послужило холодное замечание: – Только мне это неинтересно.

Но Спенсер кривил душой. Он ведь был мужчиной. А Амелия – пышущей здоровьем женщиной в облегающем платье, и некоторые части ее тела не могли не заинтересовать его. Например, он никак не мог оторвать взгляда от ее декольте, обрамленного кружевом цвета слоновой кости. С высоты своего роста Спенсер мог отчетливо рассмотреть темное родимое пятнышко на внутренней стороне левой груди Амелии, и его взгляд то и дело возвращался к этому незначительному несовершенству.

– Что за отвратительное предположение! – воскликнула Амелия. – И часто вы требуете подобного от несчастных родственниц ваших должников?

Спенсер уклончиво пожал плечами. Он так никогда не поступал, но пусть Амелия думает, как ей заблагорассудится. Спенсер не имел привычки заискивать и оправдываться перед кем бы то ни было.

– Можно подумать, моя благосклонность стоит четырех сотен.

– Мне показалось, вы назвали это огромной суммой денег, – напомнил Спенсер и с трудом удержался, чтобы не добавить: «Намного превышающей ту, коей оплачивается вышеозначенная благосклонность».

– Есть вещи, для которых невозможно определить цену.

Спенсер хотел уже привести аргумент, доказывающий обратное, но потом решил воздержаться от этого. Очевидно, его партнерша не способна рассуждать логически. И ее следующее замечание лишь убедило Спенсера в этом.

– Я прошу вас простить Джеку долг.

– Нет.

– Но вы не можете отказать!

– Только что сделал это.

– Четыре сотни фунтов для вас ничто. Вы совершенно не стремились заполучить эти деньги. Вам требовался жетон мистера Фэради, и вы его получили. Так что давайте забудем о долге моего брата.

– Нет.

Амелия нетерпеливо фыркнула, и Спенсеру показалось, будто все ее тело источает гнев. Из каждой поры сочилось разочарование вместе… с неповторимым женским ароматом. От Амелии действительно очень приятно пахло. Никаких модных духов – Спенсер догадался, что она скорее всего не может себе позволить ничего подобного, – лишь легкий аромат мыла и чистой кожи с незатейливой примесью лаванды.

Взгляд голубых глаз женщины, казалось, прожег его насквозь.

– Почему?

Спенсер с трудом подавил вздох раздражения. Он мог бы объяснить, что, простив долг, он сослужит ее брату и всей ее семье дурную службу. Ведь тем самым он обречет их на чувство бесконечной благодарности, которое давит гораздо сильнее бремени материального долга и от которого невозможно освободиться. Кроме того, это не удержит Джека от повторения ошибки. Через несколько недель парень залезет в еще больший долг, и на этот раз речь пойдет уже не о сотнях, а о тысячах фунтов. Спенсер не сомневался, что четыреста фунтов – действительно большая сумма для семейства д’Орси. Но к счастью, не критичная. И если она поможет брату леди Амелии приобрести немного здравого смысла, то это капиталовложение окажется ненапрасным.

Все это Спенсер мог бы объяснить. Но ведь он герцог Морленд. Этот титул вынудил его от многого отказаться и вместе с тем дал многочисленные преимущества. И одно из них – возможность не объясняться.

– Просто не стану делать этого, и все, – ответил Спенсер.

Амелия закусила губу.

– Понятно. И нет никакой возможности вас уговорить?

– Нет.

Леди Амелия передернулась. Спенсер ощутил прокатившуюся по ее телу дрожь под своей ладонью. Испугавшись, как бы она не разразилась слезами – идеальный финал в сложившейся неловкой ситуации, – Спенсер прижал леди Амелию к себе и закружил в вальсе еще энергичнее.

Но несмотря на все его усилия, она тряслась все сильнее. Из ее горла вырывались тихие звуки – нечто среднее между икотой и писком. Вопреки установленным им же самим правилам Спенсер немного отстранился и заглянул леди Амелии в лицо.

Его партнерша смеялась.

Сердце Спенсера забилось чуточку быстрее, и он усилием воли заставил себя успокоиться.

– А ведь правда то, что говорят про вас леди. Вальсируете вы божественно. – Взгляд леди Амелии пробежал по лицу Спенсера. Скользнул по его бровям, подбородку и наконец заинтересованно остановился на губах. – А при ближайшем рассмотрении вы еще и бесспорно красивы.

– Намерены поколебать мою решимость с помощью лести? Ничего не получится.

– Нет, нет. – Леди Амелия улыбнулась, и на ее правой щеке возникла ямочка. В то время как левая осталась гладкой. – Теперь я вижу, что вы совершенно непоколебимы. Настоящий оплот решимости. И любая моя попытка смягчить вас обречена на провал.

– Тогда почему вы смеетесь?

И зачем он спросил? Спенсер ощутил растущее в груди раздражение. Ну почему он не промолчал, не дал беседе угаснуть? И с какой стати его так интересует вопрос: появляется ли ямочка и на левой щеке леди Амелии? Улыбается ли она более открыто и искренне в иной ситуации, когда ей не приходится чувствовать себя униженно из-за нависшего над ее семьей долга? И не является ли ямочка на правой щеке таким же незначительным, присущим только ей несовершенством, как и родимое пятно на груди?

– Потому что, – ответила Амелия, – беспокойство и уныние утомляют. Вы ясно дали мне понять, что не простите долга. Я могу отравить себе остаток вечера мыслями об этом. А могу просто наслаждаться танцами.

– Наслаждаться?

– Полагаю, мое заявление вас ошеломило. Я знаю, что есть люди, – Амелия бросила на герцога многозначительный взгляд, – которые настолько возвысились над остальными, что любая компания им неугодна. Еще не войдя в зал, они уверены, что званый вечер им не понравится. Неужели невозможно поверить, что есть и совершенно противоположные им люди? Такие, как я? Предпочитающие обрести счастье, даже если им грозит полное разочарование и разорение?

– Попахивает лицемерием.

– Лицемерием? – Амелия снова рассмеялась. – Прошу прощения, но разве вы не герцог Морленд? Автор полночной мелодрамы, разыгрывающейся почти каждый вечер на протяжении нескольких недель? Ведь в ее основе лежит твердое убеждение в том, что мы, подходящие леди, отчаянно ищем вашего внимания. Что танец с Полночным герцогом – заветная мечта каждой девушки. И вы еще называете меня лицемеркой за то, что я не желаю преждевременно поддаться унынию?

Амелия вздернула подбородок и оглядела зал.

– Я не питаю никаких иллюзий в отношении себя. Я – молодая женщина из благородной, но очень бедной семьи, без пользы потратившая два сезона. Я не красива и уже не юна. Я редко становлюсь центром внимания, ваша светлость. Вальс закончится, и я не знаю, когда мне посчастливится – да и посчастливится ли вообще – снова закружиться в танце. Поэтому я намерена насладиться им сполна. – Она улыбнулась широко и решительно, словно защищалась. – И вы не сможете мне помешать.

В этот момент Спенсер подумал о том, что это будет самый долгий вальс. Повернув голову, он покорно закружил свою партнершу по залу, стараясь не обращать внимания на устремленные на них взгляды. Господи, как же сегодня людно.

Спенсер рискнул опустить глаза и увидел, что леди Амелия все еще смотрит на него.

– Мне удастся уговорить вас не смотреть на меня?

– О нет. – Улыбка Амелии стала еще шире.

Похоже, действительно не удастся.

– Видите ли, – прошептала она, – не часто старой деве вроде меня выпадает случай оказаться в непосредственной близости от столь яркого образчика мужественности и красоты. Эти прожигающие насквозь глаза цвета ореха и эти темные вьющиеся волосы… Стоит немалого труда удержаться, чтобы не дотронуться до них… – Будь на месте Амелии другая женщина, Спенсер расценил бы чувственную хрипотцу в ее голосе как попытку соблазнить его, но в данном случае он не обманулся.