Шебеко

Девушка ушла, а хлопцу почему-то стало грустно. Где-то в глубинах просветленной души проснулось чувство, что вместе с девчонкой ускакала и часть его жизни. Еще не представлял он себе, что с миловидной Людмилой, как и со многими другими из бывшего десятого «б», ему уже не суждено повстречаться никогда…

За Первомайским прямая пыльная дорога повела его в родное село, в Большое Чеменево. И снова, как много раз, Коля домой пошел пешком. Автобусы по-прежнему курсировали здесь слабо, зачастую они пропадали где-то на подходе к Первомайскому и вовсе сторонились сего глубинного, забытого Богом села… А может, оно и лучше? Разве почувствовал бы он в автобусе, как ласково, нежно обволакивают его родные просторы, приковывая все его внимание, мысли, чувства наконец? Или нежданно узрев здоровенную, размашистую иву (да, да, знаменитую чувашскую иву), вдруг вспомнить, что он в такую же летнюю пору, только в детские годы, бесшабашно резвился у заводского пруда? Не смог бы он вздрогнуть тогда и от голоса знакомого жаворонка, что захватывает душу, заставляет ее реветь, и, забыв обо всем, впиться в лазурное небо в поисках крохотного существа…

Нежная волна воспоминаний потоком нахлынула на Колю по пути домой. Видно, человеку обязательно какой-то срок нужно прожить на чужбине, чтоб с особой, всепроникающей силой ощутить, открыть в себе затаенную до поры до времени любовь к родному краю… И когда он с маловесной поклажей в руке достиг середины пути, с чьей-то легкой руки прозванного «Йалам», перед ним открылась чрезвычайно удивительная картина. В лощине, слева, тихо жила деревня Малое Чеменево, а справа виднелась темно-синяя полоса леса, подернутая дымком, загадочная и казавшаяся неприступной. Еще ближе пролегла пажить, заросшая вязью, ивами, осокой. А впереди, сквозь высокую рожь, пробивалась единственная дорога. Она звала домой, к теплому материнскому очагу. И в ее зове Коле чудились дружеские голоса друзей, знакомых; далекое, грустное колдованье кукушки, высчитывающей года лично ему, юноше почти что восемнадцати лет от роду, еще много не знавшему в мире людском.

Февраль 1981 — сентябрь 1992 г.

Иван Ефремов

Тень минувшего

— Наконец-то! Вечно вы опаздываете! — весело воскликнул профессор, когда в его кабинет вошел Сергей Павлович Никитин, молодой, но уже широко известный своими открытиями палеонтолог. — А у меня сегодня были гости. Прямо с сельскохозяйственной выставки. Два знатных чабана из восточных степей. Вот и подарок из уважения к ученым. Смотрите: дыня, большущая, желтая… и как пахнет! Давайте ее вместе того… за здоровье знатных пастухов.

— Вы меня за этим и звали, Василий Петрович?

— Уж очень вы нетерпеливы, молодой человек! Повернитесь-ка налево, вот к этому столику…

Никитин быстро подошел к маленькому столику в углу кабинета.

На сером картоне были аккуратно разложены гладкие темно-коричневые обломки крупных ископаемых костей. Палеонтолог схватил лежавшую слева кость, постучал по ней ногтем, повернул другой стороной. Поочередно пересмотрел все восемь кусков, тяжелых и плотных, пропитанных кремнием и железом.

Многолетняя практика в анатомии скелета давала возможность сразу же мысленно дополнять, восстанавливать недостающие части костей и за их характерной формой угадывать полный скелет вымершего животного.

— Ну, теперь я все понимаю, Василий Петрович. На костях темная полированная корка — пустынный загар.12 Значит, чабаны их собрали прямо с поверхности, в пустыне… Василий Петрович, ведь это динозавры! Такой сохранности! Это первая находка в Союзе. Нужно что-то сделать, чтобы отблагодарить этих чабанов.

— Вы думаете — премию? Да они, мой дорогой, богаче всех нас! Спрашивали, не нужно ли нам чего от их колхоза… Нет, тут чистый интерес к науке. Они завтра придут опять — хотят с вами встретиться и еще принесут какое-то силяу.13 Ну-ка давайте дыньку разрежем да рассудим на досуге.

С ломтем ароматной дыни в руке Никитин присел на корточки перед огромной картой на стене кабинета, вглядываясь в левый нижний угол, испещренный мелкими точками — знаком грозных песков.

Старый ученый перегнулся с кресла, следя за пальцем Никитина.

— Это огромное поле костей динозавров примерно здесь, — говорил палеонтолог. — Триста пятьдесят километров от родников Талды-сай. Поблизости — колодцы Биссекты. Ехать придется песками до бугров Лайили. Дальше — каменистая пустыня и местами степь.

Ослепительный солнечный свет, отражаясь от белых стен низких построек, с непривычки резал глаза. Никитин, болезненно щурясь, шел через просторный двор товарной станции по мягкому ковру желтой пыли.

Три новенькие автомашины уже выехали из ворот и стояли гуськом у края дороги, поджидая начальника. Высоко горбились их белые брезентовые верха, на светло-сером, еще блестящем лаке уже лежала красноватая пудра пыли. Вдоль дороги, в ту же сторону, куда были повернуты машины, по крупным камням широкого арыка, журча, стремилась чистая вода, словно смеясь над зноем и пылью. И в тон ей тихо гудели на малых оборотах заведенные моторы машин.

Никитин сел в кабину передней машины. Хлопнула дверца; косым столбом взвилась и зазолотилась пыль. Машины пошли в город белых домов и зеленых аллей, раскинувшийся у северного склона опаленных солнцем холмов.

Никитин, возвращаясь с позднего заседания, медленно шел вдоль тихо шепчущего арыка. У домов, под густой листвой деревьев, стало темно.

Прямо перед ним выскользнула из тени аллеи, легко перескочила арык и пошла по дороге девушка в белом платье. Голые загорелые ноги почти сливались с почвой, и от этого казалось, что девушка плывет по воздуху, не касаясь земли. Толстые черные косы, резко выделяясь на белой материи, тяжело лежали на ее спине и спускались до бедер своими распушившимися концами.

Глядя на быстро удалявшуюся фигурку, Никитин остановился, поддавшись минутной задумчивости, потом зашагал быстрее и скоро очутился у больших дощатых ворот приютившего экспедицию дома.

На обширном дворе, освещенном электричеством, Никитин увидел всех участников своей экспедиции, собравшихся у машин. Люди весело смеялись над чем-то, даже угрюмый старший шофер добродушно ухмылялся.

К Никитину быстро подошла черноглазая Маруся, препаратор экспедиции, на днях выбранная парторгом.

— Где вы пропадаете, Сергей Павлович? Мы собрание решили провести, а вас нет. Ждали, ждали, да как-то само собой и началось.

— Веселое собрание! — улыбнулся Никитин.

— Все из-за названий машин, — отозвалась Маруся.

— Каких названий?

— Вы знаете, мы решили начать соревнование между экипажами машин. А тут Мартын Мартынович и предложил: для удобства дать имя каждой машине.

— И на чем же порешили?

В разговор вмешался Мартын Мартынович, пожилом латыш в круглых очках, специалист по раскопкам.

— Вашу назвали «Молния», а две другие — «Истребитель» и «Динозавр».

Мощный гудок в три тона раздался на улице: в воротах вспыхнули и снова погасли фары черного «ЗИЛа».

Никитин пошел навстречу секретарю обкома, с которым уже встречался по делам экспедиции.

— Недурно устроились, — огляделся тот. — Когда же в дорогу?

— Послезавтра.

— Отлично, товарищ Никитин! А у меня к тебе просьба… — Секретарь сделал паузу. — Я прямо с заседания… Там, как раз у Биссекты, оказывается, есть месторождение асфальта. Необходимо исследовать. Мои геологи настаивают… Короче, нужно захватить сотрудника из Геологического управления…

Никитин озабоченно нахмурился. Секретарь взял его под руку, и оба пошли в глубину двора.

— Как будто все?

— Все, Сергей Павлович. Можно приступать к погрузке.

— Действуйте вместе с Мартыном Мартыновичем. На нашу «Молнию», передовую, — горючее и инструменты, на «Динозавра» — горючее, доски и оборудование лагеря, на «Истребителя» — воду, продукты и резину.

12

Пустынный загар — блестящая черная корка, которой покрываются долго находящиеся на поверхности в пустыне камни, даже кирпичи в развалинах старых городов.

13

Силяу — дружеский дар в Средней Азии.