Шебеко

Вот и сегодня, вспомнив о Вале, Коля невольно улыбнулся, затем вспорхнул во двор — широкий и просторный даже для крестьянского хозяйства. Ранее он был еще шире (о чем неоднократно вспоминали дома), но Дмитрий Георгиевич все перекроил по-своему: сарай вернул поближе к дому, в ущерб двору — лишь бы поболе выиграть для огорода.

Во дворе поблескивало солнце, свежий воздух вызвал в Коле легкий озноб, а колодец-журавль словно позвал к себе, обещая студеную, вмиг разгоняющую сон воду. Мария Федоровна возле колодца уже усердно хлопотала по хозяйству…

Колин взгляд перехватил ворота, говорливых гусей подле них, с которыми у него были свои счеты. Почти все золотое детство, с девяти до четырнадцати лет, он каждое лето следил за ними, чтоб не пропали, вовремя домой воротилися, и самое главное, не заглядывали в чужой огород и на колхозные поля. Вначале он забывался, бросал гусей на произвол судьбы, предавшись отдыху и лени, но разгулявшийся по его спине отцовский кнут заставлял его более ретиво взяться за дело.

Коля и его сверстники разом гусей объединили в стадо, и по новому методу «лопатить» приходилось лишь в две недели раз. Но, как известно, у каждой палки — два конца. Вызнав, что у Коли уйма свободного времени, родители привлекли его к новой нужде…

Сонная, но цепкая память Коли вновь выхватила момент, как он однажды гусей выгонял на луг. Разлегся луг между фермой и соседней деревней и назывался ловко, романтично — «Айтуш». Гуси улепетывали по ровному лугу, а Коля, естественно, окунулся в заводской пруд — плавал он щукой. И надо же было тому случиться, что именно в сей момент из воды показалась ондатра. Коля резко выскочил на берег, набрал камней (в ту пору их много валялось на месте бывшего завода) и принялся обстреливать ондатру, часто и подолгу скрывавшуюся под водой. Но вот ее постепенно покинули силы, она всплыла на поверхность, заметалась. Здесь и настиг несчастную добрый кусок кирпича. Ондатра намертво улеглась на месте Коля обрадовался удачному броску, даже подпрыгнул от удовольствия, но, к удивлению своему, вдруг вспомнил, что штраф за ондатру полагается немалый. Коля решительно испугался. Надумал собрать гусей и задать стрекача. Но не тут-то было! Гуси, оказывается, тоже плескались в воде — жара все усиливалась, воздух нагревался прилично. Нелегкое это дело — выгнать гусей из воды. Особенно в нужный момент. Коля об этом ведал и потому усилил свои действия. Гусей прижал к узкому «проливу»— было такое место на пруду, — махал на них, кричал, обстреливал их камнями. Но гуси лишь шарахались, любой ценой отбиваясь от него. И Коля вовсю разъярился. Набрал обрезки из досок и с силой стал обстреливать гусей. Он кидал так, что обрезки не летели, но скользили по воде, настигая гусей и злобно ударяя о крылья. По обыкновению, этого-то и боялись гуси, живо оставляя пруд и с оживленным гоготом устремляясь на луг. И в сей злополучный день случилось бы то же самое, ежели бы Коля не угодил обрезкой в голову одного из них. От резкого удара безжизненно упала голова, гусь раскрыл крылья. Братья его загалдели, зашумели, их подхватила соседняя стая — и пошло, и поехало… Маху дал тогда Коля, сразу не зарезав несчастного гуся. Все равно отправился в мир иной…

— О чем думаешь? — карие глаза матери любовно впиваются в Колю.

— А что?

— Да ничего! Гляжу — стоишь на месте и зыркаешь на гусей. Небось, детство вспомнил?

Эх, матери, матери, как просто вы разгадываете сокровенные мысли сыновей! Порою достаточно одного взгляда, чтобы вы поняли все…

— Точно, эпизод из детства… — Коля задумался. — Между прочим, я в этих гусей вложил полдетства.

— Какое там полдетства? — обиженно проговорила мать. — Работал, как и все. В деревне лодыря гонять, сам знаешь, некогда. Здесь треба вкалывать, и до седьмого пота! А может, — потеплел голос матери, — тебе и повезет… Махнешь в город, засядешь за стол, и глядишь, выбьешься в начальники. Дети твои тогда и знать не будут про гусей…

Сказала и остановилась, испугавшись собственных слов. А что, ежели и впрямь сбудутся эти мечты? Способностями бог сына не обидел, и близок день, когда во всю прыть рванет в город в надежде на лучшую участь.

— Кто его знает, как сложится судьба? Поживем — увидим, — был ответ.

Мать еще более поразилась, заслышав последние слова сына. «Смотри ты, рассуждает совсем как взрослый человек…» В натруженной душе Марии Федоровны появился горячий уголек. А в сознании импульсивно бегут мысли: «Как пить дать уедет!..» Где-то в затаенных уголках души бродит грозное предчувствие: рванет сын в город, сгинет с глаз надолго. «Нет, не любит он деревенскую жизнь… как только познакомится с городом, ищи тогда ветра в поле. Эх, едрена-корень! Вот так потихоньку и разлетаются птенчики с гнезда… Дай-то бог им счастья!»

— Забудешь, наверное, тогда нас… — мирно бубнит мать.

— Когда? — горласто, с вызовом отвечает сынок.

— Когда поедешь в город…

— Пока еду, заметь, только учиться.

— И куда задумал?

— А черт его знает, куда махнуть…

— Постарайся с друзьями, — лезет с советом мать. — А то еще заблудишься. И не дай бог, сядешь не на тот поезд… Ведь до сих пор и поезд не видал!

Коля насторожился. На что намекает мать? Не считает ли его тюфяком? И в нем сразу вздымается воинственный пыл.

— Ну и что? Подумаешь, поезд… Подъеду в Канаш, так их там куча. Табунами пыхтят на станции.

— Во, во! — не унимается мать. — Поездов там море. Сядешь не туда, и поминай как звали… А с друзьями оно легчей. Друг другу всегда подскажете, если в том возникнет нужда…

Ну что она, глупенькая, все талдычет свое? Маленький что ли сынок, чтобы затеряться в городских кварталах? Язык до Киева доведет…

— Не нравится мне этот разговор… Доеду до города, и как все, начну сдавать экзамены. Что здесь особенного?

— Лучше едь с Аркадием, — вновь советуют шершавые губы матери.

— Там видно будет… — неохотно протягивает Коля.

Хлопец поплескался студеной водой, глянул на веселое солнце и юркнул в дом.

Изба Спиридоновых состояла из двух половин. Одна комната отводилась под зал, а вторая — под кухню. Возле дверей размашисто дремала русская печь. Если бы посетитель не стеснялся и вошел бы в зал, то он наверняка узрел бы и железную кровать в левом углу, над которой игриво, с долей юмора висела картина с изображением Руслана и Людмилы, и блестящий фирменный шкаф, только что купленный Раей по случаю повышения зарплаты.

«А с институтом действительно что-то треба решать… — подумалось Коле, когда он вытер руки и нехотя взялся за завтрак. — Только куда взять курс? Подъеду в Валере, там видно будет…» Мысли в голове вихрились разные, но ни одна из них не приносила ослепительной догадки: какой вуз взять на прицел?

К Таганову Коля подъехал на мотоцикле, на знаменитом «Ковровце», которого местные остряки шутливо называли «козой».

Мать Валеры, высокая женщина с острым носом, Колю встретила ласково. Она остановила дело, с проворством вытерла руки о грязное белье, что висело во дворе, на веревке, и, рассыпав смешок, проговорила:

— На веранде лежит… С утра штудирует алгебру. Небось, ты уже все выучил назубок?

Коля лишь махнул рукой.

— Какое там «назубок»? Еще и учебники не открывал…

— А чего так слабо? Через полмесяца уже вступительные экзамены, так что пора шевелиться…

«Успеем! — молнией сверкнула мысль. — Не горит… За полмесяца можно выучить китайский…» И Коля шуганул в квартиру.

А Валера, голый по пояс, действительно восседал на веранде. Вокруг него торжественно лежали учебники, конспекты, какие-то исписанные тетради.

— Привет, мужик! — невольно гаркнул пришелец, заметив друга. — Вижу, работа у тебя кипит. Только что-то дыма не видать…

— Скоро не дым пойдет, а целый костер!

— Ого! И давно это ты разложил дрова?

— Давно… Уже целую неделю сижу над учебниками, словно колдун над дымом.

— Надоело, небось?

— Еще спрашиваешь… Эти формулы скоро меня доконают. Вроде бы все знаю, но как только отвлекусь на что-либо, так знания выдуваются из головы словно ветром. У тебя подобное сногсшибательное явление есть?