Черный крест

Алексей Тарасенко

ЧЕРНЫЙ КРЕСТ

Часть I

01. Мы вошли в маленькую комнатку — два на четыре метра. Там уже стоял офицер, который должен был нас проинструктировать насчет всего и все разъяснить.

А я-то уже было точно стал считать, что все это — легенда нашего училища.

Бетонные стены, выкрашенные в синий цвет. Пять маленьких железных табуреток.

— Если вы хотите, то можете присесть…

— Нет, спасибо, не хотим.

Офицер называет нас, всех пятерых. Мы входим по пять человек по списку. Отзываемся: «Есть!»

Происходит инструктаж: «Значит так, вы входите в комнату и прямо попадаете на позицию для стрельбы. У каждого из вас по одному магазину для автомата и по одной обойме для пистолета. Магазин и обойма пронумерованы вашим индивидуальным номером, и только если номера совпадают, вы допускаетесь на огневую позицию. На вас будет надет микрофон, куда вы будете докладывать о своих действиях, и наушник, откуда, если это надо, вы будете получать инструкции. За вами будут следить старшие офицеры, не являющиеся вашими преподавателями, через видеокамеры, находящиеся в углах комнаты. Далее… вы входите в комнату и попадаете на позицию для стрельбы. Заряжаете автомат, взводите его и докладываете о своей готовности. Затем стреляете. Как вам стрелять, вы вольны решать сами. Одиночными выстрелами, короткими очередями, длинными — решаете только вы. После, отстрелявшись, вы должны разрядить автомат — вынуть рожок, поставить на предохранитель. Затем вы должны зарядить пистолет, подойти к казнимому — и добить его в голову, если после вашего огня она у него еще останется. Докладываете, возвращаетесь на огневую позицию, разряжаете пистолет — забираете все свои патроны с собой — и выходите в дверь, на которой нарисована белой краской большая цифра „2“».

После инструктажа Панченко срочно вышел. Шаля, он нечаянно поменялся со Снитко обоймой для пистолета. Секунд через 15 Панченко вернулся, после чего старший офицер спросил, почему Панченко нарушает правила и выходил за дверь, когда это не положено.

Панченко ответил все как есть.

— Так, вы снимаетесь с зачета. Срочно выходите и явитесь с докладом к вашим обучающим офицерам о своем поведении, не достойном офицера высшего пехотного училища.

Так нас, курсантов, оказалось в комнате на одного меньше.

Фамилию Снитко офицер записал тоже. Затем он нам раздал папки с делами тех людей, которых мы должны были казнить.

Можно (не обязательно) прочитать, но говорить после с другими о том преступнике, которого казнил ты, строго запрещается. Мне достался какой-то Лысов — бизнесмен, который мошенническим путем завышал себестоимость продукции предприятия, которым он, Лысов, руководил.

Офицер, инструктировавший нас, делал какие-то пометки в журнале, видимо, напротив наших фамилий. Я еще подумал, что все фиксируется: как мы себя ведем, читаем ли личные дела своих «подопечных», или же нам абсолютно все равно, кого мы казним сегодня.

Старший офицер проверил номера наших обойм и автоматных магазинов, снял трубку с телефонного аппарата, стоящего на убогом металлическо-дспшном столе, и сказал, что мы готовы. Положив трубку, офицер сказал, чтобы мы приготовились. Через какое-то время над дверью, ведущей в расстрельную комнату, загорелась красная лампочка.

— Ты, — сказал офицер, ткнув в меня пальцем, — ты пойдешь первым. — Видя мою нерешительность, он почему-то сказал мне в след: — Не жалей его. Сюда просто так не попадают, здесь только очень серьезные преступники.

02. Я вошел. Большая комната, метров так девять на девять и в высоту метров пять. На все про все пять минут. Так сказал офицер… так… я нахожусь на «огневой позиции» — площадка, очерченная толстой, ярко-оранжевой полосой. Справа от меня стол с автоматом без патронов и разряженный пистолет Стечкина.

Лучом прожектора освещена лишь огневая позиция. Вокруг этой хорошо освещенной площадки мрак.

Я испугался: а что, если все это ложь? Розыгрыш? Психологический тест? Или наоборот, преступник, как нам сказали, не прикован к противоположной стене, а находится где-то здесь и… вооружен? Специально вооружили: если я его замочу — прошел тест, а если он меня, то уж не достоин я звания офицера.

Заряжаю автомат и пистолет и докладываю. Тут же включились прожектора, находящиеся надо мной, и осветили противоположную огневой позиции стену.

Я увидел Лысова. Не знал, что все это так: казнимый был как бы «распят» на противоположной стене — руки и ноги в разные стороны, в наручниках, а наручники в больших металлических кольцах, закрепленных в стене. Весь в соплях. Лысов плакал, изо рта текли слюни.

Он что-то там лепетал. Я его не слышал.

Загоняю патрон в ствол, взвожу.

— Вы же не понимаете, я не виноват. Меня осудили по ошибке. Поймите…

А интересно, этот Лысов — смелый парень, а? Глаза не завязаны — значит, сам отказался.

— Осужденный, сейчас вы будете казнены! — кричу, как мне объяснили, должен был крикнуть перед тем, как начну стрелять.

В эту секунду прожектора начинают светить в два раза сильнее — я уже даже не вижу, что стены расстрельной комнаты темные. Их не видно. Лишь темный «расстрельный» костюмчик Лысова.

— Я не виноват… помогите, простите меня…

Целюсь ему в грудь и стреляю. Короткая очередь. 7–8 выстрелов. Лысов обмяк.

«Как мешок с говном», — думаю.

Кладу автомат на стол — и беру пистолет. Докладываю и подхожу к казнимому. Приставляю дуло пистолета к его виску. Тело. Выстрел.

Одеты мы были — ну как шуты гороховые, то есть как всегда. Форма, но кроме каска и боевые пластмассовые очки, так же налокотники, наколенники, перчатки без пальцев. Очки должны быть надеты обязательно. Ну это и правильно — куски черепа Лысова, мозги и кровь брызнули мне в лицо.

Возвращаюсь на боевую позицию, разряжаю пистолет, беру все свои боезапасы и выхожу в дверь номер 2. Она на магните, ее мне открывают.

Попадаю снова в маленькую, но уже не темную, а с белыми стенами комнату. Та же убогая мебель… Стол, за ним сидят трое…

— Давай зачетку!

Даю. Что-то пишут, потом показывают на дверь.

— Завтра у вас всех выходной. Послезавтра явиться в училище с зачеткой к курирующему вас офицеру.

Мне почему-то поставили 4. Лишь потом мне объяснили, что я не строго следовал инструкциям и зарядил автомат и пистолет одновременно, а должен был сначала, отстрелявшись из автомата, разрядить его, а потом лишь зарядить пистолет и добить казнимого.

03. На следующий день мы встретились всей нашей компанией и пошли в кино. Мы были на «гражданке», имели право не очень-то контролировать свое поведение, пошли в кино, потом в парк Горького и нажрались пивом. Потом пошли на Красную площадь пешком, приставали по дороге к девушкам. Ну, потом нас задержала милиция.

Нас посадили на полчаса в «обезьянник», и когда подошло наше время, просмотрев документы, — отпустили по домам, взяв подписку о том, что мы не будем более буянить в местах скопления людей.

— Расстрельный зачет? А-а-а-а-а… знаю…. Ладно, ребята слишком расслабились.

Нас в принципе за такое должны были выгнать из училища, но… Вобщем, мы поняли, что плохо ведущего себя курсанта в выходной после «расстрельного зачета» не наказывают.

04. Еще через день мы явились рано утром в училище. Там нас построили в большом строевом зале и поздравили с окончанием сессии и начавшимися летними каникулами. Мы радостно кричали: Россия превыше всего! Троекратно.

Затем нам объявили, что после вчерашнего зачета в училище продолжать обучаться будут уже не все. Панченко и Снитко, а так же Ларионов и Бандзеладзе отчислены. Причины не подлежат разглашению.

На выходе из училища мы повстречали Бандзеладзе, он сказал нам, что, как ему объяснили, отчасти расстрельный зачет был еще и психологическим тестом для курсантов. Тот, кто расстреливал «подопечных» медленно, издеваясь, принося боль, фактически пытая, был отчислен.