Начало конца

Она отложила тетрадку. «Вечером буду писать, а завтра все непременно кончу. Перепишу в двух экземплярах, один оставлю себе, другой пошлю Женьке. Или нет, лучше в трех: в одном журнале не примут, пошлю в другой. Ведь у них «рукописи не возвращаются», так «разбойники» и объявляют… Значит, Вислиценус не придет? Либо он заболел, либо это большое свинство! Если он придет в шесть, то рискует встретить амбассадера…» Надежда Ивановна засмеялась, представляя себе эту встречу. «А когда-то амбассадер говорил «Командарм Иванович»… Она отщипнула и съела мармеладинку с торта. Хотя Вислиценус поступил с ней так безобразно, Наде было весело. «Был бы Женька тут, можно было бы с ним потанцевать под радио…» Надежда Ивановна подошла к аппарату и пустила в ход колдовство. Мерный благородный голос спикера сообщал новости: «…Le duc et la duchesse de Windsor ont terminé leur voyage а travers l’Allemagne, après avoir eu l’occassion de visiter en détail, sous la conduite du docteur Ley, chef du front du travail, la plupart des organisations du parti national-socialiste»… «On parle beaucoup ces temps-ci d’entente cordiale, de solidarité des démocraties française et brita

XVI

В последние дни перед отъездом в Испанию командарм Тамарин был занят почти беспрерывно; вещи стал укладывать лишь часа за два до отхода поезда. Он терпеть не мог спешки и волновался: не опоздать бы. Чемодан, когда-то превосходный, купленный задолго до войны в английском магазине, все же приготовил еще с утра. Сложил обувь, книги, белье, платье, кое-что из съестных припасов – вышло не очень хорошо, – Константин Александрович только вздыхал, вспоминая о денщике. Но и без денщика, если б не спешка, сложил бы все гораздо лучше. Сапоги, завернутые в газетную бумагу, лежали рядом с колбасой и чаем, книги – поверх воротничков, а в новом пиджаке рукава не были сложены к локтям вдвое. Крышку чемодана удалось придавить лишь с великим трудом. Тамарин даже присел на стул, чтобы отдышаться: «Ох, состарился…» Когда ремни были затянуты крепко-накрепко, оказалось, что сбоку высовывается что-то белое: носовой платок, что ли? Константин Александрович сердито подоткнул, как мог, это белое под крышку, взглянул на часы, ахнул, быстро побросал в несессер туалетные вещи и послал за автомобилем. Пишущая машина уже находилась в черной коробке; она, на своих пуговках, улеглась в коробку хорошо и ровно. В последнюю минуту оказалось, что карманный испанский словарь лежит на ночном столике (командарм в последние дни, как ни был занят, спешно изучал испанский язык). «Оно и лучше: пригодится в дороге…» Сунул словарь в карман. «Ну, что еще забыл? Паспорт есть, бумаги есть, деньги есть, ключ есть». Тамарин простился с хозяином – «через месяц назад к вам, немного отдохну на юге», – выслушал пожелания доброго пути и хорошей погоды, протянул руку и лакею, почувствовав в этом что-то неприятное: точно он этим рукопожатием награждал или что-то кому-то доказывал. По счету, с процентами прислуге, было уплачено с утра. «Дать ему еще или не давать?» Константин Александрович сунул лакею двадцать франков, пересчитал вещи и вздохнул свободно.

Приехал он на вокзал все же чуть не за полчаса до отхода поезда. Тут тоже вышла было неприятность: не успел спросить номер носильщика. «Куда же этот болван запропастился? Ведь каких-нибудь десять минут осталось, а его все нет! Сбежал, что ли, с вещами!..» Однако носильщик появился на перроне вовремя. Константин Александрович радостно с ним расплатился, осведомился и у него, и у кондуктора, верно ли, что никакой пересадки не будет, пересчитал вещи – чемодан, несессер, машинка, – повесил пальто – не забыть, значит, что теперь уже не три штуки, а четыре, – и наконец успокоился. Ему самому было совестно: стал совершенным провинциалом. Однако пассажиры второго класса признали в нем человека хорошего общества, высшего по сравнению с ними: вид у него, как всегда, был осанистый и барский.

Место, заказанное за три дня вперед, было хорошее: в углу и лицом к локомотиву. Ехать в спальном вагоне Тамарин не решился: вдруг на вокзале следят, еще полагается ли тратиться на спальный вагон? Сначала он читал было газету – с утра не успел прочесть, а вечерней не купил. Потом, часов в десять, соседи погасили лампочку – как всегда, было легкое сомнение: пора ли гасить? а если кто хочет еще читать? – все молчаливо сошлись: пора.

Спал Константин Александрович плохо: отвык путешествовать, опять грустно думал, что и в мелочах прорывается старость. «Прежде не сел бы в вагон, не надев дорожной фуражки и перчаток. Одеколон тоже забыл…» Устроиться в углу никак не удавалось: то голове неудобно, то ноги затекают. Менял положение, в первую минуту казалось: теперь будет отлично, затем снова оказывалось нехорошо. Особенно мешали спать тревожные мысли все о том же, об этой злополучной командировке в Испанию.

Собственно, в поручении начальства не было ничего худого: ему предписывалось на месте ознакомиться с положением на мадридском фронте и представить в Москву доклад. «Миссия чисто военная, никакого отношения к ГПУ и ко всему такому…» Задача была даже почетная, свидетельствовавшая о доверии к нему военного ведомства. Кроме того, она была интересна, давала возможность снова увидеть войну – хоть плохонькую, но войну – и проверить положения его труда о роли моторизованных частей. Тем не менее Тамарин дорого дал бы за освобождение от этой командировки: так была спокойна и приятна его жизнь в Париже. «Послали в Испанию, могут тотчас затем вызвать в Москву…»

В близком к границе французском городке его ждали на вокзале и тотчас проводили куда следовало. Был приготовлен утренний завтрак, плотный и очень хороший. У подъезда стоял огромный новенький «бьюик». Первое впечатление Константина Александровича было благоприятное: поездка организована хорошо. Выпив большую рюмку коньяка, он сел в автомобиль – чемодан, несессер, машинка – и выехал из городка. Утро было свежее, солнечное. Тамарин, утомленный ночью в вагоне, задремал и проснулся лишь у границы.

Это было какое-то подобие станции, хоть как будто не железнодорожной. Стояло очень много грузовиков и автомобилей разного вида. Всюду висели флаги, афиши, плакаты. «Точно ярмарка!» – подумал Константин Александрович, испуганно читая надписи на ходу медленно пробиравшегося вперед «бьюика». «Partido Socialista Unificado»… «Confederación Nacional del Trabajo»… «Federatión Anarquista Ibérica»…[189]

Автомобиль остановился перед большим строением. Оттуда доносился сильный резкий голос, не такой, каким в жизни говорят люди: голос митингового оратора. «Что это здесь происходит? Митинг?» К «Бьюику» подошел седой человек в полувоенном костюме, в черно-красном берете, с черно-красным шарфом. Шофер что-то сказал вполголоса. Человек в берете отдал честь сжатым кулаком. Тамарин только изумленно на него взглянул – не знал, как следует отвечать. «Неужели это серьезно?..» Взяв бумаги командарма, седой человек отрекомендовался по-французски: начальник местного отдела Investigation (Константин Александрович догадался, что это полиция), анархист. «Ваши документы будут сейчас готовы, – сказал он очень любезно, крепко пожимая гостю руку, – не хотите ли закусить?» – «Благодарю вас… Тут, кажется, происходит собрание?» – «Да, республика получила в дар несколько амбулаторий от английской рабочей партии, – холодно сказал анархист. – И еще кое-что пришло из Москвы… Правда, из Москвы не в дар, а за деньги, за наличное золото, – неожиданно добавил он, видимо, не удержавшись. – Мы очень благодарны. Сейчас там будет выступать ваш соотечественник. Быть может, вы желаете послушать?» «Этого добра только не хватало! Стоило приезжать в Испанию», – подумал Константин Александрович. Анархист взглянул на него и усмехнулся, точно поняв его мысль. «С дороги вам следовало бы подкрепиться. Не взыщите: у нас угощение плохое».

188

«…Герцог и герцогиня Виндзорские вернулись из поездки по Германии, где они имели возможность подробно ознакомиться в сопровождении доктора Лея, руководителя Трудового фронта, со многими организациями национал-социалистической партии…» «Сейчас много говорят о сердечном согласии и солидарности французских и британских демократов. Уместно будет упомянуть о значительном патриотическом вкладе элиты французской гастрономии, организации «Герман», представители которой находятся сейчас с ответным визитом по ту сторону Ла-Манша. Виноторговцы из Сити, наследники вековых традиций и привилегий, организовали в их честь блестящий прием в очаровательном особняке на берегу Темзы, владелец которого, старинный друг Франции, обладает неплохой коллекцией выдержанных вин…» «Завтра мэтр Доминик Серизье подает кассационную жалобу от имени Альвера Гонзало, приговоренного к смерти судом присяжных в Версале…» «Знаменитый оркестр «Кубинские ребята» возвращается из своего триумфального зарубежного турне. Они везут нам «Шевесре», на редкость красивый негритянский блюз. Никогда еще одновременно дикая и сентиментальная негритянская душа не выражала себя столь верно и с такой силой…» (фр.)

189

«Объединенная социалистическая партия», «Национальная конфедерация труда», «Иберийская федерация анархистов» (исп.).