Цена мести

— Правильно. — Профессор Вайнрайт посмотрел на нее поверх очков без оправы. — К сожалению, мы вынуждены были временно запретить матери мисс Гриффитс навещать ее. Она — очень возбудимая, эмоциональная женщина, и ее присутствие вредит пациентке.

— Кому-нибудь еще разрешено навещать мою сестру?

— Н-нет. — Он закрыл папку. — Список может быть изменен, когда она начнет поправляться. — Профессор нажал кнопку звонка. — Сестра Фарлоу проводит вас к ней.

В дверях Тарн остановилась:

— Я принесла сестре ее любимые шоколадные конфеты. Они остались в сумке, которую у меня отобрали. Но мне хотелось бы отдать их ей.

— Боюсь, приносить что-либо съедобное пока не разрешается. В дальнейшем вам надо справляться, можете ли вы принести сестре тот или иной подарок.

Тарн решила, что это место больше напоминает тюрьму, чем клинику, и что с Эви обращаются как с арестанткой, а не с пациенткой.

Неужели они не понимают, что с ней случилось? Что богач без совести и чести соблазнил ее, а потом бросил, когда Эви ему надоела. И что она попыталась лишить себя жизни от отчаяния.

У двери палаты медсестра бросила на Тарн предупреждающий взгляд:

— В первый раз вам разрешено пробыть здесь пятнадцать минут. Затем я приду за вами. — Она открыла дверь. — К вам пришли, дорогая. — И подтолкнула Тарн вперед.

Тарн ожидала увидеть подобие тюремной камеры с решетками на окнах. Вместо этого она оказалась в уютной комнате с современной мебелью, морскими пейзажами на стенах и светло-синими занавесками. Эви лежала в постели с закрытыми глазами, и Тарн, увидев ее, пришла в ужас.

Волосы слиплись, лицо осунулось, тело под голубым одеялом как будто съежилось.

«Хорошо, что они не пускают сюда тетю Хейзел, — подумала Тарн. — Она постоянно билась бы в истерике. Я сама вот-вот расплачусь».

У окна стояли два кресла. Тарн пододвинула одно к кровати и села.

Несколько минут царило молчание, потом Эви хрипло спросила:

— Каз? Каз, это ты? Ты пришел, наконец?

Тарн не сразу смогла заговорить — настолько переполняли ее злоба и жалость.

Потом она взяла руку сестры:

— Нет, родная. Это я.

Веки Эви медленно поднялись. Ее глаза казались странно бледными, словно обесцвеченными нескончаемыми потоками слез.

Эви тихонько вздохнула:

— Тарн. Я знала, что ты придешь. Ты должна вызволить меня отсюда. Они не отпускают меня, хотя я все время прошу об этом. Мне говорят, что, если я хочу поправиться, я должна забыть Каза. Забыть, как сильно я его любила. Признать, что между нами все кончено. Но я не могу, не могу. Они дают мне что-то, чтобы я успокоилась. Чтобы спала. Но я вижу его во сне. Мне снится, что он все еще мой. — Ее пальцы с силой сжали руку Тарн. — Я не хотела жить без него. Ты должна понять. Тебе известно, что он для меня значил. Ведь я связала с ним будущее.

Тарн спокойно произнесла:

— Покончить с собой — не решение проблемы, поверь. — Она помолчала. — Эви, ты очень красивая девушка, ты встретишь другого человека, хорошего, честного. Он полюбит тебя и искренне захочет делить с тобой жизнь.

— Но я хочу Каза. — Эви еще сильнее сжала руку сестры. — Я отдала ему все. Как он мог бросить меня?

— Не знаю. — Тарн осторожно высвободила руку. — Но нам не стоит говорить об этом, иначе ты разнервничаешься. Если они узнают, то больше не разрешат мне к тебе приходить.

— А у меня кроме тебя никого не осталось. — Эви упала на подушки. Ее лицо побледнело. — Каз никогда сюда не придет, правда? Я ждала, ждала, но этого не будет. Теперь я знаю. — По ее щеке поползла слеза. — Как он мог так со мной поступить? Повернуться и уйти, будто я ничего не значу?

Тарн чувствовала, как ярость охватывает ее, и, чтобы вернуть контроль над собой, впилась ногтями в ладони.

— Но ты значишь, — возразила она с дрожью в голосе. — Очень скоро он поймет, как много ты значишь, и ему будет хуже, чем можно себе представить. — Она протянула Эви платок. — А теперь вытри глаза и постарайся сделать вид, что мой визит принес тебе пользу. Когда я приду в следующий раз, мы серьезно поговорим о том, как нам поступить с Казом Брэндоном.

За ужином она спросила:

— А что вы думали о женихе Эви, тетя Хейзел? Не казалось ли вам иногда, что у них не все хорошо?

Приемная мать положила нож и вилку и посмотрела на Тарн.

— Но я никогда его не видела, — призналась она. — Я знала все только со слов Эви, а она боготворила его.

— Никогда не видели? — медленно повторила Тарн. — Но как же так? Вы хотите сказать, что она никогда не приводила его домой?

— Ну, вряд ли она стала бы это делать, — сердито заметила миссис Гриффитс. — Он привык к роскоши, а у нас простой маленький дом. Но они хотели пышно отпраздновать помолвку. Тогда я и должна была познакомиться с ним.

— Понимаю, — протянула Тарн, хотя на самом деле ничего не понимала. — И вас это устраивало? — поинтересовалась она, секунду поколебавшись.

— Пока моя девочка была счастлива, и я была счастлива, — отрезала миссис Гриффитс.

Теперь у Тарн появилась пища для размышления на остаток вечера.

Когда Тарн через несколько дней вновь приехала в «Убежище», профессор, к ее удивлению, встретил посетительницу с холодной улыбкой:

— Думаю, вы найдете, что вашей сестре стало немного лучше. Она очень хочет повидать вас. — Он помолчал. — Но вы еще некоторое время будете ее единственным гостем. Просил ли вас кто-нибудь что-то ей передать? Если да, могу я знать, кто и что?

— Мать Эви просила передать, что любит ее, — ответила Тарн, гордо вскинув голову. — Надеюсь, это разрешается?

Профессор опять поколебался, потом ответил:

— Конечно.

И вызвал сестру Фарлоу.

Эви сидела в кресле у окна. Ее недавно вымытые волосы чуть вились, на щеках появился слабый румянец.

— Ну, — сказала Тарн, целуя сестру в щеку, — если так пойдет дело, ты очень-очень скоро выйдешь отсюда.

— Хорошо бы, — со вздохом проговорила Эви. — Но мне ясно дали понять, что надеяться на это не стоит. Так бывает, когда совершаешь безумные поступки. И все из-за него. — Она ударила кулаком по ладони. — Надо было быть сумасшедшей, чтобы верить ему. Я должна была понять, что он просто играет. — Ее голос дрогнул. — О господи! Я должна была убить его, а не себя. Ты считаешь, надо причинить ему боль? Этого мало. Мне нужно, чтобы он перестал хотеть жить.

— Может быть, нам удастся и это. — Тарн села в кресло напротив. — Но успокойся, родная, потому что я хочу кое о чем спросить тебя.

Эви пристально посмотрела на нее и прикусила губу:

— О чем?

— Что ты рассказывала ему? О твоей маме? Обо мне?

— Ничего. Он никогда не хотел говорить о семейных делах.

— Тебе это не показалось странным? — осторожно спросила Тарн.

— Таков его стиль, — пожала плечами Эви. — И я приняла его. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что, если он не знает о моем существовании, мне будет проще, когда мы встретимся.

— Ты хочешь встретиться с ним? — Эви напряглась и побледнела. — Нет, ты не можешь. Ты не должна. Ты… ты не знаешь, что он собой представляет.

— Но именно это я и хочу узнать, — сообщила Тарн. — Я должна все выяснить о нем, чтобы причинить ему вред. Надо найти его ахиллесову пяту. Она непременно должна быть. Она есть у всех. — Тарн помолчала. — Ты уверена, что никогда не упоминала обо мне? Не называла ему мое имя?

— Нет, никогда. — Эви покачала головой. — Зачем? — Она вздрогнула. — Все равно, держись от него подальше, Тарн. Это небезопасно. Он… У него могущественные друзья.

— Я не собираюсь идти на ненужный риск. То, что он не знает, кто я, дает мне преимущество. — Тарн старалась ободрить сестру, хотя в душе была потрясена предупреждением. Ведь Каз Брэндон и сам по себе могуществен. — Но если я хочу причинить ему такую боль, какую он причинил тебе, я должна сблизиться с ним. Понять, куда надо ударить, чтобы ранить глубже.