Я – инквизитор

— Если вы о вчерашнем, Виктор Петрович, — произнес он, — то скорее из меня пытались наломать дров. Не знаю, что там наговорили…

— Заткнись! — рявкнул Сипякин. — Абрек, выйди!

Ласковин удивился. Удивился и сам Абрек, но тем не менее без звука покинул кабинет.

— Мне насрать, — все так же глядя в стол, произнес Сипякин. — Насрать, что там и как. Я тебя отмазал. Потому что ты — мой человек. Мой. Больше никаких разборок без моего ведома, ты понял меня?

— То есть проблем с гришавинскими у меня больше не будет? — хладнокровно поинтересовался Ласковин.

— Ты глухой? Я сказал — всё! «Тобольцы» о тебе забыли!

— Спасибо, шеф! — искренне поблагодарил Андрей. — Я перед вами в долгу!

— Еще в каком, — пробурчал Сипякин. — Всё. Отправляйся. Через час поедете с Митяевым в Пушкин. За наличкой. Митяев знает куда.

Ласковин вышел из кабинета, чувствуя внутри необъяснимое беспокойство. С чего бы это? Сказал же Конь: все урегулировано.

— Андрей! — окликнула его Фарида. — Шеф велел тебе лицензию на «газовик» оформить. Ты пистолет сам купишь или один из наших возьмешь?

— Обойдусь, — ответил Ласковин. — Стрелок из меня еще тот.

— Так что, бумагу не оформлять?

— Оформляй, — сказал подошедший Митяев. — Стрелять я сам буду. Или лучше ты, Фаридушечка?

— Кот ты, Митяев, — беззлобно сказала Фарида и, бросив взгляд на Ласковина, разгладила язычком помаду на губах. — А еще женатый человек!

— Лось большой, — пробасил Николай. — Всем хватит! Пойдем, Андрюха, орешков поедим для восстановления сил.

— Так я бумагу оформляю? — крикнула вслед мужчинам Фарида. — Да?

— Да! Что у тебя там вспучилось? — спросил Митяй. — Расскажешь?

— Угу, — кивнул Андрей. — Только давай сначала чайку заварим. Пить хочется страшно, а времени у нас в обрез, верно?

— Времени у нас — море. Сорок пять минут, — возразил Митяй. — Хочешь, анекдот расскажу? Едут два ковбоя по прерии…

— Да знаю я его! — отмахнулся Ласковин.

— Жаль, — искренне огорчился Митяй. — А футбол вчера с бразильцами смотрел?

— Трахался я! — сказал Ласковин. — С корейцами!

— Это с Ленорочкой? Эх, я…

— Митяй, будь другом, помолчи пару минут! — взмолился Ласковин.

Андрею очень хотелось разобраться, что за заноза засела внутри и не давала успокоиться. Он ход за ходом восстановил в памяти свой разговор с шефом и решил, что причина тревожного сигнала может быть только одна. За всю их беседу Конь ни разу не посмотрел на Андрея.

Вечером Ласковин позвонил Гудимову.

— Все в порядке, — сообщил он. — Вопрос улажен.

— Да, спасибо, Андрей.

Голос у Мишки был странный, какой-то бесцветный. Ласковин насторожился.

— В чем дело, Михаил? — спросил он. — Я же сказал: все в порядке. Мой шеф рассосал конфликт.

— Я понял, — тем же «мертвым» голосом ответил его однокашник.

— Мишка? — снова, еще более обеспокоившись, спросил Андрей. — Что-то случилось?

— Виктор в больнице. В реанимации.

— Так, — сказал Ласковин севшим вдруг голосом. — Ясно… — И почувствовал, как потяжелели кисти рук. — Прости! — добавил, спохватившись.

— Ты пытался помочь, — сказал Гудимов. — Я же понимаю.

— Когда? — спросил Ласковин. — Когда его избили?

— Машина, — сказал Михаил. — Его сбила машина.

— Да ты что? — воскликнул Андрей. — Вот непруха!

— Это не случайность, Андрей.

— Почему ты так думаешь?

— В больнице сказали: он был пьян.

Андрей молчал, и Гудимов продолжил:

— Меня дома не было. Мать сказала: звонили. Мужчина. Витя ушел, сказал: скоро приду. А через полчаса позвонили из милиции.

— Как он?

— Плохо. Что-то с шеей. И почки. И перелом бедра.

— Миша, — спросил Ласковин, — машину видели? Чья она?

— Видели. Темные «Жигули» с белой дверью. Будут искать.

— Что значит темные? Черные? Серые?

— Андрей! Семь часов вечера было. Господи, да какая теперь разница? — В голосе Гудимова плеснулось отчаяние, но он тут же загнал его внутрь. — Извини, Андрей. Давай потом поговорим.

— Конечно, — спохватился Ласковин. — Завтра тебе позвоню. Где он лежит?

— На Восстания. Это…

— Знаю. Пока, Миш. Мне очень жаль!

— Ты ни при чем, — сказал однокашник. — Пока. Я позвоню сам, ладно?

— Звони, конечно!

Андрей положил трубку и сразу же начал обуваться. Через полчаса он остановил машину у дома, где жил Конь.

Виктор Петрович Сипякин владел просторной шестикомнатной квартирой на четвертом этаже.

С видом на Неву. Площадь ее была никак не меньше двухсот квадратных метров, а то, что половина окон выходила на Адмиралтейскую набережную, делало стоимость этих апартаментов невообразимой для среднего петербуржца. Андрей бывал здесь пару раз, и у него сложилось ощущение, что это не жилье, а банкетный зал. Впрочем, Сипякин жил здесь, и жил один, если не считать неотлучно находившегося при нем Абрека. Мысль о человеке, бродившем в полутьме по анфиладам четырехметровой высоты комнат, вызывала у Ласковина странные ассоциации.

Поднимаясь в непривычно чистом лифте (внизу сидел вахтер, на пару с кодовым замком отсекавший нежелательных посетителей), Ласковин глядел на себя в потемневшее от времени зеркало и думал о том, что скажет своему шефу. А что, собственно, он ему скажет?

Дверь открыл Абрек.

— Ты ко мне? — спросил он. — Или к нему?

— К нему, — ответил Ласковин, удивленный вопросом. Он знал, что телохранитель Коня ему симпатизирует, но не думал, что настолько.

— Петрович! — крикнул Абрек в пространство. — Ласковин пришел!

— Веди сюда, — донеслось из недр двухсотметровой квартиры.

Сейчас апартаменты Сипякина уже не были похожи на банкетный зал. Приглушенный свет в холле, зеркала, увеличивающие и без того просторную прихожую… Но одежда на вешалке, домашние тапочки… И тишина.

Конь смотрел видик в сравнительно небольшой комнате позади гостиной. Был он в пестром халате и меховых шлепанцах. По-домашнему. Смотрел мультики.

— Садись, — велел он удивленному тематикой кассеты Ласковину. — Сюда садись, в кресло. Абрек, налей ему… Чего тебе налить?

— Я за рулем, — покачал головой Андрей.

— Херня, — отмахнулся Сипякин. — Сунешь ментяре полтинник…

— Ночь, — сказал Абрек. — Дороги скользкие. Снег.

— Так пусть остается! Ласковин, у меня останешься. Абрек девочек закажет. Эскорт, двести баксов штука, хорошо будет!

— Правда, оставайся, — пробасил Абрек, кладя на плечо Ласковину увесистую длань. — Раз Петрович расщедрился, крутанем его по полной, да?

Сипякин хохотнул.

— Угу, — сказал он. — Я для своих ничего не пожалею. А ты, Ласковин, — мой. Ты, Ласковин, крепкий мужик, я таких люблю!

— Да нет, спасибо, Виктор Петрович, — сухо сказал Андрей. — У меня большие неприятности, Виктор Петрович.

Абрек убрал руку с его плеча, но по-прежнему стоял сзади. Как ни странно, Ласковина это не нервировало, а скорее успокаивало.

— Херня! — Конь мотнул головой. — Я сказал — ты отмазан. Все. Конец.

— К сожалению, не все, Виктор Петрович, — возразил Андрей.

Сипякин повернулся к нему. «Выхлоп» у него уже был будь здоров, но Конь славился умением заглатывать спиртное, сохраняя ясность мыслей.

— Опять наехал кто? — осведомился он. — Кто, суки? Ты мне скажи! — поднапуская куража. — Я им голову в жопу запихну!

— Не на меня, — покачал головой Ласковин. — Парень, который со мной был, в больнице. Машина сбила.

— Бывает, — отвернувшись, равнодушно изрек Сипякин. — Абрек, пивка мне налей. И выключи видак к екалой матери!

Что-то в его реакции показалось Андрею неестественным.

— Их машина! — с нажимом произнес Андрей.

Сипякин вновь повернулся к нему вместе с креслом (оно оказалось на колесиках), глянул холодными трезвыми глазами:

— И чего ты от меня хочешь?

Андрей ответил не сразу. Чего он, действительно, хочет от шефа? Справедливости?