Страница 26 из 84
— Я прочту и то, и другое, — ответила Кейт, — если эти книги помогут мне служить Семье.
— Помогут. Ну а если ты действительно хочешь послужить Семье, отыщи для нас Зеркало Душ. — Дугхалл рассмеялся.
Кейт не поняла шутки.
— Зеркало Душ? Что это такое?
— Миф, наверное, — сказал Дугхалл. — Нам удалось найти несколько упоминаний в самых старых наших книгах… ну, конечно, и в Тайных Текстах.
Он вздохнул.
— Предположительно, это Зеркало — величайшее создание Древних. Лучшие из имеющихся у нас переводов утверждают, что это устройство могло призывать из могил усопших и возвращать их в мир живых. Представь себе возможность вернуть к жизни всех наших мертвых родичей.
На его лице было написано восхищение.
— В считанные дни мы бы одолели и Сабиров, и Доктиираков и овладели всей Иберой. Закончились бы войны, и убийства, и насилия.
— Судя по всему, ты веришь, что подобное устройство могло существовать.
— Так тебе показалось? Прости размечтавшегося старика. Я просто хочу, чтобы оно было — и, конечно, чтобы Галвеи смогли заполучить его. Однако, несмотря на несколько упоминаний о Зеркале в древней литературе, полагаю, даже если оно и существовало когда-нибудь, то давно уже исчезло с лица земли. Впрочем, я отношу себя к скептикам — существование его едва ли возможно вообще. Подобные чары оказались бы…
Он распрямился.
— Забудь о моих размышлениях вслух, Кейт, — с улыбкой молвил он. — Глупо с моей стороны забивать тебе голову фантастическими представлениями Древних. Тебе эти бредни не нужны. Постарайся держать Типпу подальше от неприятностей, делай все возможное, чтобы она не подозревала о предательстве Доктиираков, иначе она может выдать нас. Типпа — милое дитя, но уж слишком она наивна.
— Я сделаю так, чтоб она не сомневалась в нашем положении. Как долго мне изображать это?
Дугхалл хищно усмехнулся.
— Ты, я и Типпа отправляемся в Калимекку аэриблем — через четыре дня, на рассвете.
— В день свадьбы?
— Да.
— А все остальные?
— Большая часть уедет завтра. Остальные на следующий день.
Кейт вздрогнула.
— Доктиираки заметят это.
Дугхалл взмахнул рукой.
— В этом-то и вся красота. После того как мы вчера отправили весть домой, аэрибли доставляют равномерным потоком «свадебных гостей», которые на самом деле таковыми не являются. Это солдаты в праздничных нарядах, многие в женской одежде — они заменят немногих женщин, стрелков из лука и мечников, которые есть у нас. Замаскированный под балласт персонал посольства мы отправляем назад в якобы пустых аэриблях. Мы трое не можем лететь до самой последней минуты, потому что Типпе и этой крысе Калмету предстоит совершить обряд очищения в ночь перед свадьбой; я должен стать свидетелем, а ты, как всегда, компаньонкой. Однако когда мы вернемся в посольство, нас будет ждать аэрибль, а на свадьбу вместо вас под вуалями отправятся солдаты, мой же дублер укроется капюшоном.
Кейт улыбнулась, и впервые за этот день улыбка ее казалась искренней.
— Значит, свадьба будет не такой, на какую рассчитывают Доктиираки?
— Естественно. А когда она закончится, праздновать будут только Галвеи.
Глава 10
Его конь — хотя Хасмаль ни под каким видом не мог бы назвать это животное своим, — точнее конь, которого он украл, довольно уткнувшись в сено, стоял в сооруженном на скорую руку загоне вместе с прочими лошадьми Гиру. Пленник сразу узнал и пятнистую шкуру животного, и кривое клеймо на правом боку… Хасмалю даже показалось, будто он уловил мстительный блеск в глазах этого создания. Он заметил коня, когда стража повела его к ручью — ополоснуться; Гиру содержали своих лошадей подальше от людского жилья — ниже по течению и по склону холма, — показав себя с лучшей стороны в отличие от создателей города, в котором проживал Хасмаль. Он никоим образом даже не намекнул своему стражу, что узнал животное: скрытность определенно сулила больше перспектив. Но на душе стало спокойнее: раз Гиру обнаружили коня, возможно, и пожитки его сейчас находятся в лагере, где-нибудь неподалеку… Быть может, он сумеет вернуть их себе.
Стоянка Гиру занимала северный склон невысокого холма, от длинного гребня до ручья, извивавшегося меж деревьев в долине. Хасмаль прикинул, что у Гиру здесь около сотни фургонов, однако он не испытывал в этом особой уверенности: лес вокруг был очень густой, и едва он замечал несколько новых повозок, как остальные немедленно исчезали из виду; да и сами они, разрисованные лесными и луговыми пейзажами, неким таинственным образом растворялись среди окрестностей, внушая тревогу. И все же приблизительную оценку он получил — этого было достаточно, дабы представить, что взрослых Гиру здесь по меньшей мере свыше пятидесяти — поэтому нечего было и мечтать о том, чтобы одолеть стража и бежать.
Потом, Хасмаль имел представление и о своей силе, и о своей слабости, и у него хватало ума не путать одно с другим. Рожденный в городе, воспитанный в цивилизованных условиях, привыкший к доставляемой акведуком воде и пище, приготовленной дома в кирпичной печи, к общественным баням, а не речкам, он и на мгновение не обольщался тем, что сумеет бежать через лес, удрать от погони и пережить опасности, коими изобиловали дикие края. В глуши он был слаб.
Но оставались хитрость и осторожность, и с помощью особых качеств он надеялся выпутаться из непростой ситуации.
Охранявший его Гиру не проявлял нетерпения, пока Хасмаль купался. Ухмыляясь, он сидел на поваленном дереве и не отводил нацеленный на грудь пленника арбалет. Оружие вынуждало Хасмаля нервничать, тем не менее страж обращался с ним неплохо, обеспечил его изрядным количеством пищи и обвел вокруг колючих зарослей, вместо того чтобы заставлять пробираться сквозь них. Последнее обстоятельство особенно порадовало Хасмаля, до сих пор остававшегося без одежды.
— Спасибо тебе за то, что не торопил меня с мытьем, — произнес Хасмаль по-иберански, затевая со стражником сложную игру, в которой он изображал, что в жизни не слыхал шомбийского слова, в то время как охранявший его человек претендовал на полное незнание иберанского. Поэтому объяснялись они жестами, призывая при этом к себе богов, чтобы собеседник первым начал выдавать свои секреты.
Хасмаль намылился мылом, полученным от стражника, наслаждаясь прикосновением пены к своей коже, так же как и водой, которая омывала все части тела, пострадавшего во время вчерашней скачки.
— Эти сукины дети протащили меня сквозь каждую лужу и чащу, которую сумели отыскать между дорогой и тем местом, где они встретились с вами, ребята.
Страж улыбался, делая вид, что не понимает слов Хасмаля. Пленник расслаблялся в воде, не такой чистой, как доставляемая акведуком, но тем не менее прекрасной.
— По-моему, ты даже не представляешь, как это бывает, когда тебя предают, — продолжал Хасмаль. — Что испытывает свободный человек, спасающийся от зловещих знамений, попавший в руки воров и едва не повешенный, — только потому, что при нем не нашлось ничего ценного. Не представляешь, как ощущает себя человек, из петли проданный в рабство дохода ради. Тряхнув головой, он полностью погрузился в воду и, намочив волосы, принялся намыливать их.
— Эти сволочи стащили мою одежду и оставили нагишом. Даже каких-нибудь лохмотьев не кинули, чтобы прикрыться. И все же… нагому рабу легче, чем мертвому свободному человеку.
Хасмаль закончил намыливание, сполоснулся и встал.
Страж, все еще ухмыляясь, бросил ему полотенце — такое грубое и жесткое, что в банях Халлеса их бы использовали только для того, чтобы стирать грязь с обуви. Хасмаль не был уверен, следует ли вытереться им, или обмотать вокруг чресел, и поскольку страж ни словом, ни мимикой не намекнул ему на функцию этой тряпки, решил сделать и то, и другое. Пока он шел к ручью, женщины в лагере посмеивались над его наготой; хорошо, что этого можно было избежать на обратном пути.