Офицерский мятеж

— Так уж и «вдруг»? — не поверил каплейт Бульбиев.

Кондуктор усмехнулся в рыжие усы и произнес:

— Вы же читали мое личное дело.

— О вашей службе в «Мангусте» там нет ни слова.

— Вот ка–ак… — удивленно протянул кондуктор. — Зачем же я тогда все военные секреты вам разболтал? — посетовал с нарочитой веселостью. — Так вышло… Я много грешил в прошлой жизни. Попав в контрразведку, решил сдуру, что старые грехи списаны и прошлое меня не достанет. И вдруг в Особый отдел приходит письмецо. Дескать, моральный облик кондуктора Спивакова исключает возможность…

— А как звали того старлея из «Мангуста»? — спросил Сухов.

— Артем Гарнет, с Новой Таврии.

— И что с ним стало?

— Не знаю. Тогда он остался в «Мангусте». А потом… — Спиваков развел руками.

— Хорошо. Идите, отдыхайте, Аристарх Львович. Сейчас вас заявим, а завтра отправляемся.

Легким пружинящим шагом Спиваков двинулся к выходу. «Он без труда мог бы еще пяток бойцов положить, — подумалось Петру. — С таким человеком надо быть на одной стороне».

— Думаешь, сдюжит? — осведомился старпом, когда дверь за кондуктором закрылась.

— Мы же его не за медалями посылаем.

Но сам подумал: «А почему бы и нет?»

Когда спортивная делегация с фрегата «Котлин» прибыла на астроматку «Мадейра», дежурный офицер предложил Петру Сухову пройти в командно–штабную рубку. Остальных котлинцев отвели в один из матросских кубриков, где размещали прибывающих бойцов, их массажистов, врачей и тренеров.

В рубке кавторанга встретил адмирал Джеймс Кобурн собственной персоной. Адмирал был в прекрасном расположении духа и сиял как начищенная офицерская кокарда.

В центре обширного стола стояли четыре сверкающих кубка с аляповатой чеканкой, и лежали вынутые из коробочек четыре медали на бело–голубых лентах — цветов юнитского флага. Золото, серебро и бронза — три металла, три степени отличия. Как и пятьсот лет назад. Флотские традиции святы.

— Господин адмирал! Капитан второго ранга Сухов прибыл в ваше распоряжение для участия в чемпионате флота, — доложился Петр.

Адмирал был одет в черный мундир без нашивок, эмблем, погон и наград. Из знаков отличия имелись только золотые шевроны на рукавах. Сшит мундир был явно по личному заказу — из мягкой, на вид невесомой ткани. Белоснежный воротничок, выглядывающий из кителя, резко контрастировал с темно–кирпичной морщинистой шеей Кобурна.

— Вольно, мой капитан. Мы сейчас не на службе, — с улыбкой произнес комфлота и жестом предложил командиру «Котлина» сесть за стол.

— Спасибо, сэр.

Сухов сел в мягкое, какое–то очень домашнее кресло, принесенное, скорей всего, из кают–компании. Кроме них, в командно–штабной рубке были четыре дежурных офицера. Огромное помещение казалось пустым ангаром, где недавно стояли то ли десантные катера, то ли контейнеры с боеприпасами.

— Давно хотел побеседовать с вами в неформальной обстановке, Пиотр, — заговорил Кобурн, усевшись в кресло.

— Я слушаю, сэр. — Командир фрегата был порядком озадачен.

— Хочу пригласить вас провести эти три дня со мной. Будем смотреть бои из адмиральской ложи — там прекрасный обзор. Что скажете?

«Хреново… Все переговоры придется вести Бульбиеву и Хвостенко, — с раздражением подумал Сухов. — Доверенным лицам всегда меньше веры. Разговор пойдет медленно и трудно. Если вообще пойдет».

— Спасибо, сэр. Это заманчивое предложение. Однако я не привык бросать своих людей.

— Уверен, ваши люди справятся и без вас. Иначе вы были бы плохим командиром, Пиотр, а это не так. — Кобурн оказался непреклонен.

Пришлось подчиниться:

— Почту за честь, сэр.

— В вашем распоряжении каюта начлета. Он сейчас в госпитале. Так что сможете выспаться. А сегодня вечером, после боев приглашаю вас на банкет. Я хотел бы пригласить на него всех старших офицеров, но места в кают–компании не хватит. Пришлось кидать жребий… — Джеймс Кобурн усмехнулся. — Обедать я приглашаю вас за свой стол. Стюард предупрежден.

— Спасибо, сэр. За что мне такая милость?

Адмирал прекрасно понимал, что русский язвит, но не стал отвечать колкостью. Все еще пребывая в благодушном настроении, Кобурн лишь погрозил кавторангу волосатым пальцем.

— Меня заинтересовала история с захватом хаарца, Пиотр. Хочу расспросить вас и вообще поговорить по душам. Вы ведь не против?

— Разумеется, сэр.

«Неужто комфлота не доложили в подробностях? Старику просто интересно или у него есть некие планы в отношении меня? А может, он врет, глядя мне в глаза, и причины совсем иные?» Ответы на эти вопросы Петр надеялся получить до конца соревнований.

Торжественное открытие флотского чемпионата состоялось в огромном спортзале астроматки, в центре которого был оборудован боксерский ринг, а вокруг — трибуны для зрителей. Кубки и медали заранее перенесли в спортзал, и они красовались на столике судейской бригады и висящем над головами здоровенном экране.

Рядом с рингом выстроились тридцать два бойца. Двадцать восемь военморов были делегированы кораблями, еще трое — базами флота. Штаб Шестого флота направил на «Мадейру» только одного человека — каплейта Гарнета.

Командующий Шестым флотом адмирал Джеймс Кобурн подошел к столу с призами. Разговоры на трибунах смолкли.

На сей раз Кобурн был в белоснежном мундире с эполетами. На груди — строгие значки военно–морских академий и несколько рядов орденских планок. На поясе висел адмиральский кортик в золотых ножнах.

— Соратники! Рад видеть всех вас на «Мадейре» живыми и здоровыми! — Старик разом скинул лет двадцать, глаза блестели. — Надеюсь, в следующий раз в наших рядах не появятся бреши… Война объявлена, — говорил в микрофон комфлота. — Самое время помахать кулаками.

В зале засмеялись. Адмирал перевел дыхание и продолжил:

— Мы докажем всей Галактике, что готовы к бою и незачем мурыжить нас в глубоком тылу.

Зрители на трибунах зашумели и заулюлюкали.

— Восемнадцатый чемпионат Шестого флота по смешанным боевым искусствам объявляю открытым!

Адмирал вскинул руку и выпалил в потолок из музейного револьвера. Выстрел был холостым, но облако дыма получилось что надо. Зрители захлопали. Кто–то крикнул:

— Ура!

Крик подхватили. Адмирал Кобурн вопил вместе со всеми.

Начался первый круг боев. Из объявленных бойцов Сухова заинтересовал тот самый Артем Гарнет из штаба флота. Но в своем первом поединке Гарнет не показал ничего особенного: сделал молниеносную подсечку и измолотил упавшего противника чугунными кулаками.

Начальный бой Спивакова состоялся в одиннадцатой паре — под занавес первого дня соревнований. Красный угол ринга занял чернявый мексиканец с линкора «Нью–Орлеан», по имени Педро Гомес. Аристарху Спивакову достался черный угол. Угловым кондуктора был назначен лейтенант Ваня Чонг, начальник минно–торпедной части фрегата «Котлин».

Чонг умело массировал кондуктору шею, плечи и спину, не обращая внимания на шум в зале. Спиваков сидел неподвижно, с закрытыми глазами — будто дремал. Своей худобой и высоким ростом он отличался от большинства бойцов и многим болельщикам казался весьма уязвимым.

Затем судья свел бойцов и предупредил:

— Джентльмены! Помните: запрещены укусы, тычки в глаза, удары в пах, горло, по затылку и хребту, ломка малых суставов и «рыболовные крючки».

Говоря о «рыболовных крючках», он напоминал бойцам традиционный запрет рвать пальцами уши, рот, ноздри или выщипывать куски кожи.

Мексиканец был среднего роста, мускулистый и очень подвижный. Выше пояса его тело покрывали странные шрамы, словно военмора когда–то пытали каленым железом. После удара гонга он затанцевал в красном углу, соображая, как подступиться к противнику.

А вот кондуктор тратить время на раздумья не стал. Против ожиданий Сухова, кондуктор не стал летать по воздуху — тремя широченными, стремительными шагами он подошел к Гомесу и нанес один–единственный удар открытой рукой — прямо в лоб. Мексиканец упал. Бой был закончен.