Офицерский мятеж

— Это лирика, батя. А я — солдат. И другой жизни я не знаю. И не желаю себе.

— Плохо, сынок. Плохо, что ты не умеешь жить нормальной жизнью. Боишься ее — и уничтожаешь везде, где только можешь. Но помни: у тебя есть родина — и она ждет.

Голос у Ивана Сухова был глухой, но на туго натянутом нерве, за душу брал. Слушая отца, Петру завыть хотелось. Но плакать он разучился еще в сопленосом детстве.

И тут вдруг военмору подумалось: «А ведь в последний раз старика увижу. Плачь — не плачь». Поэтому эту встречу надо закончить правильно. Чтоб ворчливый старик почувствовал, что он не один на белом свете, что его любят и простят ему любые слова и дела.

Хотя с чего бы Ивану Сухову помирать? При нынешней–то медицине да в шестьдесят один год? Но Петр почему–то знал: в следующий приезд в Париж, он пойдет к отцу не в многоквартирный Октагон в Новых Черемушках, а на поросшее березками кладбище Новый Монмартр. И это предчувствие утраты было острым до боли.

Военмору предстояло лететь на стратосфернике «Париж — Коломбо». На тропическом Цейлоне сходились многие сотни маршрутов, ведь над Старой Землей висит лишь одна пассажирская станция для гиперперелетов и функционирует только один космический лифт. Считается, что такому захолустью достаточно и одного комплекта.

— Сроднился я уже как–то с вами, — пробормотал Петр Сухов, прощаясь с Аристархом Спиваковым в аэропорту Орли. — Жаль расставаться. Мы бы с вами отлично сработались.

— Да и я попривык… — Кондуктор печально вздохнул. — Но что поделаешь?

— У меня предложение, Аристарх Львович, — осенило капитана третьего ранга. — А не отправиться ли вам снова на флот?

Открыв рот, Спиваков, замер в центре просторного зала. Он явно не ожидал такого предложения.

— Пойдете служить ко мне на корвет? Корабельная служба не в пример тяжелее парижской, но ведь вы тоскуете по космосу.

— Спасибо за доверие, Петр Иванович, — наконец пробормотал кондуктор.

— Времени мало, Аристарх Львович. Решайтесь! Есть сомнения — оставайтесь тут.

— Да я двумя руками «за». Но размышляю, как бы начальству голову задурить. А то и к вам не отпустят, и здесь жизни не будет.

— Есть у меня один знакомец в контрразведке… Ваши начальники решат, что будет надежнее, если вы днем и ночью станете за мной приглядывать. Все равно ведь кого–нибудь ко мне приставят. Так пусть лучше вас. В адъютанты вас хочу записать.

— Хитро придумано. — Спиваков усмехнулся. — Договорились, Петр Иванович.

Глава шестая Внутренний голос

Капитан третьего ранга Петр Сухов летел на трансгале к своему второму дому — на жаркую планету Малайя. Спроси сейчас Петра: «Куда ты летишь, моряк? К кому так спешишь?», он бы ответил без малейших сомнений: «К ней. К моей Марусе».

Трансгалактический гиперлайнер «Катти Сарк» тащился едва–едва — за каждый прыжок преодолевал по двести парсеков. Военмору стало невтерпеж, несмотря на тысячи фильмов на выбор и бесплатные коктейли, которые были в его распоряжении. Сухов поднялся из кресла в салоне первого класса и отправился прямиком на капитанский мостик.

Перед началом полета капитан трансгала пожелал пассажирам спокойного путешествия и представился: Сергей Павлович Беринг. «Почему бы одному русскому моряку не помочь другому русскому моряку?» — подумал Петр. Моряки дальнего плавания обычно уважают военный флот. Многие из них сами служили когда–то или мечтали служить.

У Петра Сухова на пути встал стюард. Он узнал знаменитого военмора, улыбнулся и попросил автограф, а потом вежливо посоветовал вернуться на свое место. Капитан третьего ранга с трудом уговорил стюарда вызвать кого–нибудь из пилотов. Из командного отсека к Петру вышел второй пилот: сухопарый индус с большими карими глазами, темной до черноты кожей и прической, похожей на два сложенных вороньих крыла. Сухов попросил встречи лично с капитаном Берингом. Индус был непреклонен:

— Правила гиперполетов запрещают контакты пассажиров с капитаном судна.

Сухов не собирался отступать. Переговоры тянулись бы еще долго, но в люке командного отсека показалась колоритная фигура. Это был типичный морской волк: в старинной капитанской фуражке с крабом, с кирпичным, иссеченным ветрами лицом, с жесткой седой бородой и зажатой в зубах курительной трубкой из верескового корня.

— Капитан Беринг к вашим услугам. Чем обязан, сэр? — произнес он на дробленом, раскатистом английском. У капитана был сиплый бас.

— Капитан третьего ранга Петр Сухов. Прошу нарушить священные правила… — Военмор не договорил, ибо Беринг приглашающе махнул рукой:

— Не стойте в дверях — тут жуткий сквозняк. Заходите–заходите, — заговорил по–русски, но тоже с сильным акцентом.

— Благодарю вас, сэр.

Командная рубка поражала своими размерами. Большущая, как спортзал. «Зачем здесь столько места?» — подумал Петр. Полдюжины вахтенных офицеров сидели вдоль переборок у пультов, упершись глазами в экраны. Середина рубки была пуста, если не считать лифтовую площадку. Колодец аварийного лифта вел в спасательный отсек с катерами и шлюпками.

Как выяснилось, капитан трансгала любил общаться с интересными собеседниками, чтобы коротать полет со множеством мелких прыжков, нудных подлетов и осторожных причаливаний. Суда на таких маршрутах прозвали «подкидышами», даже если этот подкидыш был размером с гору. И на прием и выгрузку пассажиров у трансгалов уходило больше времени, чем на сами прыжки.

Беринг разместил гостя в свободном кресле у экрана переднего обзора. Вахтенные были заняты делом и на Сухова внимания не обращали. Капитан же в управление полетом не вмешивался. Пока жареный петух не клюнет.

— Скажите мне, Петр Иванович, — начал Беринг после пары пустопорожних, произносимых ради приличия фраз. — Вот вы — боевой офицер и знаете ситуацию не понаслышке. Ради чего мы грыземся с хаарцами? Что не поделили?

— Большой империи всегда тесно. Это раз. Хаарцы все чаще нарушают наши границы. Это два.

— А вот нарушив границу, что они делают? Минируют дороги? Топят наши корабли? Минералы казенные выгребают из недр? Плюют и мусорят на перекрестках?

«Приятно говорить с человеком, у которого есть чувство юмора. Лишь бы не пришлось шутить с утра до ночи», — подумал Петр.

— Никто не знает, зачем они к нам лезут. Может, считают эту часть Галактики своей вотчиной. А может, им приспичило сделать в наших краях что–то такое, о чем мы и помыслить не в силах. Если б мы сумели увидеть это действо, то все равно ничего бы не поняли и даже слов нужных не подобрали.

— А почему мы до сих пор не начали с ними переговоры? Ведь худой мир лучше доброй ссоры.

— Это вопрос не ко мне, капитан. Будь моя воля, я посадил бы дипломатов за круглый стол. Если надо, силой принудил. Но, как говорится, бодливой корове… — Сухов развел руками.

— Жаль, что такие, как вы, здравые люди не правят миром, — посетовал Беринг.

— Дипломаты должны договариваться, военные — готовиться к битве, а…

— А политиканы — врать, делать глупости и разжигать войны, — закончил капитан трансгала.

Оба рассмеялись.

— Каждый должен выполнять свою работу, — заметил Петр. — Ту, что умеет делать лучше всего. Только благодаря профессионалам мир еще не погиб.

— Вот это верно, — согласился хозяин рубки.

За спиной его возник стюард в белоснежной форме. Он катил столик с закусками. Стюард поставил столик рядом с пультом и замер в ожидании дальнейших приказов. Капитан легонько ему кивнул, и тот испарился. Беринг сунул руку в бездонный карман белого кителя.

— К кому спешишь, моряк? — спросил он, протягивая Петру фляжку: настоящий ямайский ром.

Сухов не любил сладкие напитки, но обижать капитана отказом не стал. Сделал добрый глоток, вернул фляжку. Ром обжег горло и горячей волной покатился по пищеводу. Сам же капитан Беринг пить не стал — он был на службе.

— К девочке моей…

— Вот и славно, — пробасил Беринг.