Страница 8 из 72
Например, энциклопедия не называла имен заговорщиков. Вероятно, этого не знали и будущие историки или же Каин намеренно от меня скрывал такие данные. Напротив некоторых дат указывались некоторые действия, совершенные тем или иным историческим лицом. О том, чем упомянутые лица занимались в промежутках, не говорилось ни слова. Гучков позвонил, Родзянко поехал, Протопопов признался, Алексеев телеграфировал. Ни мыслей, ни мотивации описываемых поступков энциклопедия не приводила, и последовательную картину происходящего составить было невозможно. Более всего, разумеется, меня поражало то, что Николай отрекся.
Отрекся… Но почему и зачем? Абсолютно ни одно из событий, описываемых в подаренном Каином информационном файле, не вело моего реципиента к отречению от престола!
Бунт — был. Восстание гарнизона — имело место, несомненно. Предательство родственников — возможно. Заговор Думы или аристократов — безусловно.
Однако ни забастовки рабочих в одном, отдельно взятом городе гигантской Империи, ни предательство родственников монарха не являлись достаточными причинами для крушения государства и трехсотлетней династии, а если посмотреть более широко, то и для крушения всей тысячелетней Российской державы.
Или являлись?
Энциклопедия подтверждала, что в критический для русской истории период массовые демонстрации и митинги проходили только в Питере. Ни в Москве, ни в Киеве, ни в других крупных и мелких городах бескрайней страны выступлений населения виртуальный справочник не отмечал.
Энциклопедия подтверждала, что восстание солдат Петроградского гарнизона действительно имело место как исторический факт, зафиксированный в сотнях источников. Но гарнизон включал всего сорок тысяч штыков, в то время как в распоряжении Николая Второго находилась чудовищная, самая большая в Европе двенадцатимиллионная армия!
Быть может, Каин представил мне ложные сведения и в этом заключалась вся соль?
При подобных обстоятельствах отречение выглядело смешно, невозможно. Мало того — даже необъяснимо. Но ведь отрекся же Николай, и это исторический факт!
Снова и снова перебирая в памяти статьи дареной энциклопедии, я пришел к простейшему выводу: все знания «файла» сводились, по сути, к короткой записке, к «Введению в корректировку», которое я прочитал в самом начале знакомства с подарком Каина. Огромный объем дареной «библиотеки» был кратко изложен на его первой странице — широко расписанной, обросшей подробностями и деталями, — но с тем же смыслом и содержанием. Сделать какой-либо вывод о причинах или мотивации приближающегося переворота, опираясь на энциклопедию, не представлялось возможным. Хаотические перечисления поступков и высказываний тех или иных видных деятелей русского общества и даже членов правительства давали обширную пищу для общефилософских размышлений, но ни на йоту не приближали к пониманию причин царского отречения и последовательности событий, которые к нему привели.
При всей обширности заключенной информации, энциклопедия оказалась неполной. Она подробно расписывала одни события и почти не затрагивала другие. Вероятно, Каин собирал «файл» на основе данных историков, изучавших события по искаженным воспоминаниям очевидцев, лживым мемуарам участников, пропаганде и новостям из газет. Фактических знаний о том, что произошло в эти дни, в его распоряжении не имелось.
Выводы мои не стыковались друг с другом. Откуда у Каина могло появиться столько письменной информации о событиях миллионолетней давности? Я видел то, что Каин приносил в лагерь, возвращаясь с раскопок, но ни книг, ни документов там не было и быть не могло, ведь мемуары и газеты просто истлели за прошедшую бездну времени. И все же виртуальная энциклопедия полнилась именно письменными источниками, включая фотографии и электронные копии пожелтевших от старости бумажных листов. Объяснить я это не мог, а потому решил не забивать голову, а сконцентрироваться на конкретных задачах.
В сугубо практическом смысле более всего раздражало отсутствие указания на конкретных участников заговора. По косвенным фактам можно было строить догадки, записывая в ряды предателей высокопоставленных лиц, однако уверенность, что так оно и есть, отсутствовала. Ну что ж, думал я, змеиный клубок придется разматывать самостоятельно. Царь Николай, однако, размотать его не сумел. Сумею ли я — вопрос.
Разобравшись со своей «базой данных», я погрузился в анализ прочитанной информации. Снова и снова я перечитывал «Введение в корректировку», биографии участников, длинные перечни и перемешанные даты событий. И вдруг, злобно выругавшись, стукнул кулаком по столу. В море данных я просмотрел очевидное — то, о чем знал уже в первый день пребывания в Точке Фокуса: «Введение в корректировку» и энциклопедия описывали ровно семь дней фактических событий!
Выходило, что историю гигантской страны, историю самого человечества, перекроили всего за одну неделю. С четверга двадцать третьего февраля — точно по следующий четверг, второго марта, когда последовало отречение. Первый четверг — спокойное течение времени. Спокойствие на фронтах, спокойствие в стране. Неумолимо приближается победа над врагом, на ближайшие месяцы назначено наступление. Мирная столица, верноподданные солдаты.
И в следующий четверг — катастрофа. Гибель Империи, падение государственной власти, самой царской династии, цвета офицерства и интеллигенции, разрушение армии, предстоящее поражение в мировой войне и тень шестилетней войны Гражданской.
Всего за семь дней?!
Ну что же, предсказанная Каином «критическая ситуация» и поставленная передо мной задача «выживания» читались вполне прозрачно. С волнением я взглянул на отрывной календарь, затем на часы, висящие на стене. Гулко тикая, стрелки ускользали за полночь.
До падения Российской империи оставалось чуть менее шести суток.
Их следовало прожить!
Псалом 3
Ни к одной стране судьба не была столь жестока, как к России.
На пороге победы она рухнула на землю, заживо пожираемая червями.
В то же мгновение я словно почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, острый и ненавидящий, как раскаленная игла палача, вонзенная в напряженные мышцы. Я резко обернулся — так резко, что разрезанный телом и рукавами рубахи воздух всколыхнул бумаги, лежащие на столе…
Вагон-салон оставался тих и безмятежен. По-прежнему в нем пребывали только я и министр Двора, развалившийся на диване. Похоже, меня начинали мучить фобии, подсознательный ужас каких-нибудь салических королей — вечное ожидание заговора или измены, яда или кинжала.
Пока мои напряженные глаза шарили по салону, граф Фредерикс очнулся. Веки министра раскрылись, и взгляд растерянно остановился на мне, чуть вялый, как после долгого сна.
— Живы, Владимир Борисович? — спросил я его чуть хрипло, не отрывая глаз от колеблющихся в окне штор.
— Так точно, — ответил мне граф, — но где мы?
Я усмехнулся.
— А что вы помните из последнего?
Министр Двора стушевался.
— Помню смутно, — рассеянно проговорил он, — кажется, заседание Госсовета, Аудиенция Их Высочеств, приемы… Потом я отправился за Вашим Величеством, чтобы звать к ужину, да! Потом как провал… Не знаю.
«Значит, — подумал я, вспоминая события моего первого вечера во дворце, — Фредерикс являлся Каином примерно одиннадцать часов. А впрочем, кто может ручаться, что сейчас передо мной не Каин?»
— Мы следуем в Могилев, — пояснил я просто, решив не мучить старика, если все же передо мной сидел он, а не хронокорректор. — Вы заснули, и я не велел вас будить. Вы крепко спите, милостивый государь!