Страница 2 из 72
Размышлений между тем было много. Восемь месяцев я оставался предоставлен самому себе, и Каин почти не общался со мной, стараясь не отрываться от загадочной, но непонятной работы. Раскопки вокруг лагеря закончились задолго до моего появления, а потому глубокие ямы ледяных шурфов, окружающие куполообразные павильоны, воздвигнутые Каином и называемые им словом «палатки», выглядели заброшенными и пустыми. Иногда я задумывался над тем, как Каин копал эти карьеры в одиночку — на тысячи миль вокруг не имелось ни одного рабочего, робототехники, экскаваторов, даже лопат или кирок. Сомневаться в словах Каина не приходилось — он был последним существом на планете, которое я мог бы назвать «живым», и более полувека бродил в одиночестве по империи льда и смерти, в разреженной атмосфере. Он возродил меня из небытия, и это значило, что возможность рыть ямы неизвестным мне способом является, вероятно, самым ничтожным из его мистических умений.
В моей новой жизни запоминать было нечего, а подробности старой жизни я вспомнить не мог и лишь сравнивал отрывочные картины прошлого с видениями, всплывавшими в голове вместе с каждым добытым Каином артефактом. Дни тянулись за днями и оставались похожи один на другой как крысиные близнецы. Ежедневно Каин садился в маленький транспортер, странно похожий на обычный арктический вездеход с широкими гусеницами — что меня несказанно удивляло — и удалялся из лагеря на раскопки, где проводил целый день. Глубоко за полночь он возвращался, залазил в палатку и сидел несколько часов, перезагружая батареи или изучая добытые артефакты. Чем именно он занимался, я не знал, поскольку Каин просил не беспокоить его в это время. Наконец робот-господь выходил, и оставшееся до утра время уделялось мне и беседам. Он разжигал костер, хотя мы не нуждались в тепле, и над потрескивающими углями плыли наши долгие разговоры.
Существенно отличалась от прочих только последняя ночь.
— Мы говорили с вами о прошлом, Ники, — сказал в тот вечер металлический бог, обратившись ко мне по имени, что делал неописуемо редко. — Сегодня я расскажу вам о вашем будущем.
Прямота сказанного стальным воскресителем обескуражила меня, ведь решительные разговоры были не в духе склонного к неспешным беседам Каина. Когда он обратился ко мне, я стоял, а потому лишь хлопнул металлическими манипуляторами по бедрам и сдержанно поклонился, ожидая монолога как приговора. Каин не был моим хозяином, отцом или властелином, однако являлся моим Спасителем, и этот факт впечатлял меня больше, чем что-либо другое.
— Вы считаете меня археологом, однако это не верно, — начал Каин свой странный рассказ. — Такие как я живут вдалеке от населенных миров нашей расы и выискивают Точки Фокуса, поворотные моменты в истории погибших цивилизаций. Иногда меня называют хронокорректором, что в целом довольно точно определяет мою специализацию. Отыскав в космосе вымерший мир, я веду раскопки и волновые замеры рассеянной информации, составляю хронологию прошлого мертвой планеты и определяю даты, в которых слабое воздействие могло быть достаточным для сохранения на ней жизни.
Совершенно по-человечески Каин вздохнул или, по крайней мере, сымитировал вздох динамиком и движением грудной клетки. Склонность к человеческим жестам, чуждым инопланетному организму, поражала меня в Каине. Сначала я не придавал им значения, пребывая под впечатлением от гибели целого мира и личного воскрешения, однако сейчас вздох меня удивил. Я слушал Каина чуть напрягшись, не отрывая взгляд кварцевых глаз. Должно быть, это выглядело нелепо — два робота, говорящие друг с другом посредством человеческой речи. Иногда я спрашивал себя, почему мы не используем волны, инфракрасные порты, световые сигналы, в конце концов? Спаситель мой тем временем продолжал:
— Нужную Точку Фокуса для вашего мира я отыскал всего пару часов назад. Завтра утром я уйду вниз по линии времени, и это, — он многозначительно поднял палец, — приводит меня к простейшему выбору. Я могу оставить вас здесь, на мертвой планете, или могу взять с собой. В далеком прошлом я произведу несколько незаметных уколов, которых, надеюсь, хватит, чтобы ваш мир смог выжить. Если хотите, вы сможете разделить со мной этот труд.
Очень внимательно Каин посмотрел на меня.
— Что скажете, Ники? Вы понимаете мой вопрос?
Я вздрогнул как от удара. Восемь месяцев спокойствия и тишины вдруг закружились вокруг меня, слившись в мелькающий хоровод. Идея перемещений во времени, высказанная столь прямо и столь внезапно, ужасно шокировала меня, ведь после моего воскрешения об этом не говорилось ни слова. Тем не менее ответил я твердо.
— Выбор действительно прост, мой господин, — сказал я без всяких раздумий, — разумеется, я иду вместе с вами!
Каин кивнул, и его стальной подбородок глухо стукнул о грудную пластину. Эмоций не отразилось на железном лице, и он ушел, ни слова не говоря.
Я же остался сидеть, рисуя линии на песке. Миллионы вопросов вдруг затолпились в моей голове, однако Каин удалился в палатку, и беспокоить Спасителя там в те далекие времена я не смел.
Предложение воскресителя казалось мне странным и незаконченным. Что стало бы, если бы я сказал «нет»? Каин оставил бы меня доживать век на мертвой прародине? Но разве его перемещение в прошлое не уничтожило бы меня в настоящем? То был выбор при отсутствии выбора, и я был рад, что ответил согласием на предложение железного бога.
Утром, к моему удивлению, все случилось до отвращения просто. На вершине ледяного холма примерно в километре от лагеря Каин собрал металлический куб, одну грань которого занимала черная дверь. Он усадил меня в свой вездеход, и мы подъехали к кубу. Выбрались, хлопнули дверцами, остановились на миг — два тонких стальных человека рядом с грубой стальной машиной, перед бездонным квадратом, зовущим нас в никуда. Необычайно печально Каин посмотрел на окружающие нас равнины, словно прощался с чем-то немыслимо дорогим. Затем кивнул мне и тихо скользнул в проем. Что-то скрывалось в этом последнем взгляде, почувствовал я, гораздо большее, чем тяга гробокопателя к черепкам…
На короткое время после ухода Каина я остался на планете один. Портал манил меня, звал, будто притягивая магнитом. Точки Фокуса, линия времени, хронокорректировка — новых слов было слишком много для короткого дня и быстрой, наполненной светом пламени ночи.
Отбросив мысли, я прыгнул в черный портал. В тот же миг меня проглотила тьма, скользнув по лицу скользким, отвратительным языком.
Псалом 1
Ты ли тот, который должен прийти?
День этот начался на удивление рано. Как и в печальные дни после кончины Царя-Миротворца, увеселения были запрещены, и благотворительный бал, устроенный накануне матушкой Марией Федоровной, напоминал скорее помпезные старческие посиделки, нежели торжественный прием самого роскошного двора Европы.
День этот простоял серенький и теплый, никчемный и незаметный, затерявшийся в бесчисленной череде таких же незначительных и печальных дней, которыми наполнена любая другая зима российской Ингерманландии. Покрытые инеем стекла придворных экипажей, снующие через парадный вход потоки сановников и дворян, свита и дипломаты, дамы в роскошных уборах — все было как всегда. И все же в воздухе, словно насыщенном электричеством, именно в этот совсем незаметный день будто бы зрело волнение, уколами страха пугающее чуткие натуры, способные уловить флюиды странных энергий, наполняющих воздух противоестественным напряжением.
Заговоры зрели повсюду в Санкт-Петербурге — в роскошных квартирах дворян-демократов, в столичных особняках фабрикантов-социалистов, даже в апартаментах Великих Князей. И, конечно же, в царских Дворцах.
О, Зимний в этот убогий, забытый Господом жалкий день воистину блистал мистическим великолепием. Сверкая миллионами ламп, украшающих роскошные анфилады, он поражал гостей и проезжающих мимо жителей Русской столицы гордыней своих фасадов, прелестью их убранства и… мертвым холодом света, истекающего из окон в грязный, безликий день и в ужасную, леденящую душу ночь.