Мир без звезд

— А когда это было? — спросил я, когда он остановился, судорожно глотая воздух.

— Сорок с чем-то лет назад. Мне пришлось как-то себя восстанавливать. И с тех пор мир не совсем такой, как должен быть. Всякие мелочи вдруг вырастают до кошмаров, и вообще… — Он ударил кулаком по палубе: — Ты можешь себе вообразить, что значит пройти через такое второй раз?

— Я тебе сочувствую, — сказал я. Он выпрямился. К нему вернулась его привычная отчужденность.

— Сомневаюсь, капитан. Только гораздо более близкие люди могут сочувствовать беде другого. Так, по крайней мере, говорит мой опыт. А я много времени посвятил наблюдениям подобного рода. Теперь я об этом больше говорить не хочу, а если ты кому-нибудь расскажешь, я тебя убью. Однако советую: следи, как бы тебе в мозг не залезли!

Глава 11

Мы прибыли в Прасио в темноте и в темноте высадились, так что я помню только факелы, тени, странный печальный звук рога где-то в ночи. Потом я видел город при свете дня, да и другие города, на него похожие, а когда я стал в состоянии задавать более осмысленные вопросы, я стал получать более содержательные ответы от ниао. Я тогда многое от них узнал, и никогда и нигде не встречал я более странного сообщества.

Это, впрочем, для ксенологических архивов. Здесь же я должен сказать, что Прасио не был городом в том смысле, что его населяла община, связанная взаимными интересами, с общими обычаями и традициями. Прасио — это было просто название той части береговой линии, где находились причалы. Поэтому было удобно держать поблизости мастерские, с расположенными вокруг напоминающими иглу домами ниао. В обширном и влажном сельскохозяйственном регионе за Озером Безмолвия, вплоть до океана, поселения были иными. И даже дальше, поскольку были ниао, выведенные для выращивания водорослей на океанском шельфе.

А Стая в пещерах, пленником которой был Валланд, представляла собой настоящую общину. Потом мы узнали, что в других частях этого мира есть другие дикари, ведущие такую же жизнь. Некоторые из них развились уже до этапа строительства деревень. Ниао, которые казались цивилизованными, ничего такого не имели. Они были Стадом, а стада не создают наций.

И боги тоже.

Наша галера не пошла к пристани. Мы причалили к сооружению, возведенному поодаль от берега: квадратное, массивное каменное строение, нависающее над нами в темноте, как грозовая туча. Фонари выхватывали из тьмы фигуры солдат-ниао, охраняющих стены. Они были одеты в доспехи и шлемы, вооружены ножами, пиками, луками, пращами и стояли, как будто сами были из камня. Гиани и еще трое его коллег-писцов (я их так назвал по аналогии с писцами в Древнем Египте) вывели нас с корабля в такой глубокой тишине, что трап у нас под ногами, казалось, грохотал. За нами поспешал слепой карлик. Все они почтительно поклонились воротам.

— Что это? — спросил я.

— Этот дом содержится для айчунов, когда им угодно почтить нас своим присутствием, — сказал Гиани почти беззвучно. — Вам оказана честь. Не меньше чем двое из них пришли на вас посмотреть.

Входя, я кинул последний взгляд на галактику. Она всегда раньше казалась мне отчужденной — красива, но далека и безразлична. Сейчас же она была моей единственной связью с миром.

Вдоль всего мокрого, гулкого, уходящего вниз холла горели лампы. Не было ни мебели, ни орнаментов — просто большие серые блоки. Арка входа вела в комнату. Она была обширна и очень скудно освещена, так что я ничего не видел и надел инфракрасные очки. Большую часть пола занимал бассейн. Я заключил, что это место соединяется с озером подводным каналом.

В воде лежали глубинные дьяволы.

Описание их наружности отвечало бы любой расе амфибий. Перепончатые лапы, тела примерно вдвое длиннее и в несколько раз массивнее человеческого. На слизистых головах прежде всего заметны были глаза: не так велики, как у двуногих, но светятся потрясающе красивым халцедоновым светом. Позвоночник в процессе эволюции изменился так, что на суше они могли сидеть. И по-моему, на передних конечностях из внутренних костей развились пальцы: я заметил нечто вроде кисти с четырьмя неуклюжими отростками.

Из моря нечасто выходит разумная жизнь. Но при определенных обстоятельствах это случается. Самый знаменитый пример — дельфины на Земле. Если бы они приобрели возможность выходить на сушу и бродить по ней, пусть и неуклюже, кто знает, чем они могли бы стать? Я полагаю, что изменение среды, в результате которого появились айчуны, случилось миллиарды лет назад. По мере того как гидросфера планеты сокращалась — это происходило невообразимо медленно под таким холодным солнцем, но стоит вспомнить, насколько стар был сам этот мир, — все больше и больше выступала суша. При таком медленном изменении виды, завоевывавшие эту сушу шаг за шагом, не были видоизмененными рыбами, как на Земле. Они уже дышали воздухом, имели активный метаболизм и развитую нервную систему. Изменение условий вызывало дальнейшее развитие — для этого не нужна была жесткая радиация, квантовые тепловые процессы делают то же самое, хотя и медленнее. И наконец, появились на свет айчуны.

Я думаю, что здесь тоже раньше был спутник, близко расположенный и большой, пока возмущения от солнца, очень сильные в такой непосредственной близости, не оторвали его от планеты. А может быть, айчуны развились в те времена, когда планета была всегда повернута к солнцу одной стороной: их глаза не были приспособлены к теперешним долгим ночам. У более молодых видов оптический аппарат эволюционировал, а эти обходились огнем для освещения. Может быть, поэтому они ненавидели галактику и боялись ее. Днем она не была видна, зато ночами она правила тьмой.

Однако это вопросы для палеонтологов, тем более что всё происходило давно, и очевидцев не осталось.

Для нас с Йо Рорном гораздо больше значило, что они скажут. Но они не стали говорить прямо. Как бы то ни было, а использовать язык внешников для них тоже было не очень просто. Карлик открыл рот, задвигал руками и заговорил:

— Через посредство этого существа мы обращаемся к вам, поскольку мы уже давно следим за вами издали. Вы из той же породы, что прибывшие сюда много лет назад в поисках места и говорившие, будто они пришли сверху, так?

— Мы не одной с ними крови, — ответил я, слыша, как пульсирует кровь у меня в ушах. — Но вы, и мы, и они, так же как и ниао, — мыслящие существа. Мы думаем, что эта общность значит больше, чем разница телесных форм.

Гиани угрожающе зашипел:

— Ты что, забыл, с кем разговариваешь?

— Простите, если я вас обидел, — сказал я, гадая, какой из местных обычаев я нарушил. — Поскольку вы слышали наши разговоры с вашими… вашими слугами, вы знаете, что мы не знакомы со здешними традициями и нуждаемся в помощи. Взамен мы предлагаем нашу дружбу и вознаграждение.

— Продолжайте говорить, — приказали айчуны. Они задавали мне весьма изощренные вопросы. Из того, что внешники, очевидно, им говорили, они забыли мало. Я объяснил, откуда мы взялись, я рассказывал о галактике, о том, как она велика и далека, о миллионах миров и обитающих в них могущественных расах… но почему раболепствовали перед ними эти писцы вместе с безвольным карликом? У Рорна на лбу выступил пот.

— Не то ты им говоришь, — сказал он.

— Сам знаю. А что надо им сказать?

Я положил руку на пистолет, то есть попытался положить, но рука не слушалась. Как будто мышцы заснули. Я выругался и собрался. Рука резко дернулась и сжала рукоять.

Овладев своими нервами, я сказал:

— Вы пытаетесь мной управлять. Во-первых, это недружественный акт, а во-вторых, у вас не получится. Наши разумы слишком различны.

Какой-то частью сознания я подумал, что они пробовали этот трюк с внешниками и потерпели полную неудачу с мозгами, работающими на водороде и аммиаке. Попытку, скорее всего, даже и не заметили, иначе нас бы предупредили. Айчуны отступили, скрыли свою истинную природу, как подводную часть айсберга, и создали впечатление безобидных первобытных существ. Народ со всепланетной культурой, основанной на телепатии, на это способен.