Страница 11 из 40
Харви заявил:
– Мистер Мэгенхерд, меня никогда не волновало, как тратят деньги богачи. Но вашу точку зрения можно понять.
По гримасе Мэгенхерда невозможно было уловить, недоволен он или улыбается. Но за солидной сытой физиономией вдруг проступило аскетическое лицо шотландского проповедника, мечущего громы и молнии с каменного алтаря.
– Его точку зрения можно понять, – буркнул я. – Его империя на грани краха, но свои принципы он отстоял.
10
Теперь все надолго замолчали. Небо снова затянуло серыми клочьями облаками, которые не собирались разродиться дождем, а просто прикрыли солнце. День начинался кислый, как выдохшееся пиво.
Под стать ему было и настроение, и я убавил скорость. Харви периодически сообщал мне номер очередной дороги, на которую следовало свернуть. Мэгенхерд с девушкой вообще не подавали признаков жизни.
Около пяти мы проскочили Конде-ан-Фень и въехали в предгорья.
Харви заметил:
– Теперь мы едем магистрали, не из главных, но...
– Не волнуйтесь, эти места мне уже знакомы. Попав сюда, я должен был почувствовать себя гораздо лучше, но вместо этого хоть перестал чувствовать все хуже. Здесь можно было гнать вовсю – пустынные дороги изобиловали поворотами, зато они просматривались далеко вперед. Оставалось только вовсю работать газом и тормозами.
Мы нигде не останавливались. Пассажиры не просили, я сам не предлагал: боялся, что не захочу потом трогаться с места.
Сен-Флу мы обогнули с юга, потом миновали Ле Пью. А еще через двадцать минут покатили по узкой извилистой дороге, обе стороны которой огораживали каменные стены, густо заросшие мхом.
Щит с названием деревни, сбитый каким-то лихачом, сообщал: "Динадан". Я остановился, не доехав до поворота, за которым начиналась деревня.
Харви устало повернулся ко мне:
– Попробуем на ферме?
– Нет, лучше в деревне.
Он кивнул на обочину.
– Четыре телефонные линии. Тут могут быть и жандармы.
Я только кивнул в ответ, вылез из машины и потянулся. Тело словно окаменело, суставы хрустели. Оставалось надеяться, что в Динадане мы найдем все, что нужно: у меня не было больше сил.
– Я прогуляюсь.
Перейдя дорогу, я открыл калитку в каменной ограде, за которой оказалось деревенское кладбище. Видно, Динадан – деревня старая, ибо кладбище оказалось изрядных размеров. И смотрелось куда лучше самой деревни. Там тесно лепились продуваемые ветрами ветхие домишки. Тут могилы выстроились аккуратными рядами, прибранные и ухоженные. И разнообразия было куда больше, чем в деревне. И большие склепы, утопавшие в цветах, защищенных от ветра стеклами, и простые плиты, лежащие прямо на земле. И любые варианты между этими крайностями. Но любая могила ухожена, надписи разборчивы, что мне и требовалось.
Времени на это ушло немало. Подняв глаза от очередной надписи, я обнаружил рядом мисс Джермен. За долгий день она пообмялась меньше, чем следовало ожидать, но даже на ее котике появились складки.
– Захотелось подышать свежим воздухом, – пояснила девушка, – и я подумала, что лучше не терять вас из виду. Не возражаете?
Я покачал головой и пошел по дорожке. Она следом. Помолчав, мисс Джермен спросила:
– Что вы делаете?
– Выясняю, что произошло в деревне с моего последнего визита.
Она вытаращилась на меня, потом сообразила, улыбнулась и кивнула.
Следующий склеп мог бы сделать честь знатному флорентийскому роду.
– Все-таки старину Де Гарра успели избрать мэром. Он мне говорил, что ждет этого лет тридцать. – Кивнув Де Гарру, я зашагал дальше, подумав, что на его могиле следовало посадить виноградную лозу, а не розы. Он давно бы стал мэром, будь у земляков уверенность, что в день принесения присяги его удастся застать трезвым. Что же, дайте время, и над стариком виноград вырастет сам собой.
Следующий мраморный памятник был гораздо скромнее.
– У него был гараж. Если сын унаследовал дело, сможем хотя бы сменить номера. Отец-то законы чтил...
Мы пошли дальше. Но вот я увидел фамилию Мельо и присмотрелся внимательнее.
Мисс Джермен спросила:
– Он воевал? Написано просто: "За Францию".
Я взглянул на плиту: "Жиль Мельо".
– Посмотрите на дату: апрель 1944. Мы с ним везли оружие в Лион и к северу отсюда наткнулись на засаду. В него попали, в меня нет.
Во время войны на памятниках жертвам Сопротивления патриотических надписей делать не дозволялось, и написали только "За Францию". А на моей плите могут написать "За 12000 франков".
Девушка что-то сказала. Я переспросил:
– Что?
– Но вы доставили оружие?
– Оружие? О да! В меня-то не попали.
Казалось, она хотела еще что-то спросить, но не решалась. Я продолжал проверку летописи семейства Мельо.
– Ну, если повезет, остановимся у Мельо. У стариков. Похоже, с ними все в порядке.
Я зашагал к выходу, изучая по пути более поздние могилы. Однако у калитки обнаружил, что мисс Джермен исчезла. В машине ее тоже не было.
Харви следил, как я устраиваюсь на сиденьи, но ничего не сказал. Лицо его посерело и осунулось.
Через несколько минут девушка выбежала из калитки и шлепнулась на заднее сиденье.
– Простите, задержалась.
Даже не спросив, где она шлялась, я запустил мотор, завернул за угол и перед нами открылся Динадан – деревушка, тесно застроенная каменными домами, словно в поисках тепла прижавшимися плечом к плечу. На первый взгляд с войны в деревне мало что переменилось. И разумеется никто не подметал мостовые, не засыпал колдобины и не убирал банки. В Динадане была дела поважнее: сначала выжить, а потом – разбогатеть.
Харви кисло обронил:
– Да, тут уж никому не придет в голову искать международных воротил.
У церкви, смахивавшей на крепость, я повернул налево в узкий переулок, и через полсотни метров остановился возле трехэтажного дома с балконом и потрескавшимся каменным крыльцом. Под ступеньками две серые кошки делили миску с выводком цыплят. Цыплята меня игнорировали, кошки подозрительно косились, словно решив, что я покушаюсь на их ужин.
Я закурил и постоял возле машины, давая возможность хозяевам меня рассмотреть. Потом дверь с шумом распахнулась и к нам заковыляла толстая старуха в бессчетных фартуках.
– Канетон, – крикнула она через плечо, – это мсье Канетон. – Потом остановилась как вкопанная, и улыбка исчезла. – Что, опять война?
– Нет, нет, – я замахал руками и успокаивающе улыбнулся.
Мисс Джермен за моей спиной спросила:
– Что она говорит?
– Хочет узнать, не означает ли мой приезд начало новой войны. Я никогда не приносил им добрых вестей.
Мадам Мельо доковыляла к нам и крепко обняла меня. Старая толстуха с годами вовсе не лишилась сил и едва не сломала мне ребра. Загорелое лицо покрылось сетью морщин, жесткие седые волосы были стянуты назад в бесформенный узел. Отступив на шаг, она осмотрела меня с головы до ног и улыбнулась.
Я попытался улыбнутся в ответ и начал объяснять: теперь я не Канетон, и больше не работаю на Интеллидженс Сервис. Я теперь сам по себе. Но так уж вышло, что меня опять преследует полиция, и нам нужно где-то переночевать.
Она восприняла мои слова совершенно спокойно.
Через плечо Мэгенхерд тихо подсказал:
– Скажите, что я заплачу.
– Не валяйте дурака, – отрезал я. – Или она откажет, или сделает это только ради меня. А попытайтесь сунуть деньги, она сдерет с вас круче, чем в "Ритце", а утром выдаст полиции.
С крыльца спускался сам Мельо – высокий, худой, сутулый старик с длинной лысой головой, длинными усами и двухдневной щетиной. Рубашка без воротника и обвисшие брюки стоили не больше пяти франков, но он наверняка мог вытащить из кармана столько наличных, чтобы купить наш "ситроен".
Старуха с ним не советовалась, как и в те дни, когда их дом был перевалочным пунктом на тропах сопротивления. Она отвечала за дом, он – за леса, поля и пастбища.