Уотсоны

— Мэри, — обратилась к ней миссис Эдвардс, — что- то я не пойму: как вышло, что ты так и не танцевала ни с одним из молодых Томлинсонов?

— Они приглашали меня всякий раз слишком поздно: я была уже приглашена.

— Но последние-то два танца ты уж точно должна была отдать мистеру Джеймсу: миссис Томлинсон сказала мне, что он пошел тебя приглашать, — а за две минуты до того я собственными ушами слышала от тебя, что ты еще не ангажирована!

— Да... тут произошло недоразумение. Выяснилось, что я не совсем правильно поняла. Я полагала, что приглашение относится к следующим двум танцам — если, конечно, бал будет еще продолжаться; но капитан Хантер заверил меня, что он имел в виду ближайшие два.

— Так, значит, последним твоим кавалером оказался капитан Хантер? — обратился к Мэри отец. — А кто же был первым?

— Капитан Хантер, — последовал смиренный ответ.

— Гхм-м! Экое, однако, постоянство. Ас кем еще ты танцевала?

— С мистером Нортоном и мистером Стайлзом.

— Кто они такие?

— Мистер Нортон дальний родственник капитана Хантера.

— А мистер Стайлз?

— Его близкий друг.

— И оба из того же полка, что и их дальний родственник и близкий друг, — присовокупила миссис Эдвардс. — Увы, наша дочь провела весь вечер в окружении красных мундиров — хотя я, признаться, была бы намного довольнее, если бы она не пренебрегала вниманием наших добрых соседей.

— Да, соседей забывать не годится, — благодушно согласился мистер Эдвардс. — Но что прикажете делать бедным девушкам, коли военные оказываются проворнее всех прочих кавалеров?

— Что делать? Перво-наперво, я полагаю, не обещать по нескольку танцев кряду.

— Оно, конечно, верно; но помнится, душа моя, что и мы с тобой прибегали в свое время к тому же средству.

Миссис Эдвардс смолчала; Мэри вздохнула свободнее. Дальнейшее подтрунивание носило характер вполне добродушный, и Эмма отправилась спать в наилучшем расположении духа, а в ее голове кружились Осборны, Блейки, Ховарды...

Утро принесло с собою множество гостей; дверь в доме Эдвардсов почти не закрывалась. Визит к миссис Эдвардс на другое утро после бала давно вошел у соседей в обычай, сегодня же всеобщее стремление исполнить добрососедский долг подстегивалось еще и изрядным любопытством: каждому хотелось поближе взглянуть на красавицу, очаровавшую накануне лорда Осборна.

Мнения, как это всегда бывает на смотринах, сильно разошлись: одни не находили в Эмме никаких изъянов, другие никаких достоинств; кому-то ее смуглая кожа казалась верхом совершенства, иные уверяли, что меньшая мисс Уотсон и вполовину не так хороша, как была ее сестра Элизабет десять лет назад. В смене лиц и обсуждении вчерашнего бала утро пролетело незаметно. Эмма, к немалому своему удивлению, обнаружила, что уже пробило два, а между тем о коляске из Стэнтона не было ни слуху ни духу. Забеспокоившись, она дважды подходила к окну и совсем уже собралась спрашивать хозяев, нельзя ли послать слугу узнать, в чем дело, как

наконец в гостиную проникли с улицы долгожданные звуки подкатившего к крыльцу экипажа.

Эмма снова поспешила к окну, однако вместо удобной, хоть и не слишком элегантной отцовской коляски увидела изящный двухколесный экипаж, запряженный парою лошадей. В ту же минуту хозяевам было доложено о прибытии Тома Мазгрейва, и миссис Эдвардс приняла свой самый неприступный вид. Гость, нисколько не обескураженный холодностью приема, держался совершенно непринужденно. Он сделал каждой даме по изысканному комплименту, после чего повернулся к Эмме и вручил ей записку от старшей мисс Уотсон, не забыв упомянуть при этом о некоем постскриптуме, переданном ею на словах.

Записка — которую Эмма начала читать, пожалуй, несколько ранее, нежели миссис Эдвардс пригласила ее не церемониться, — заключала в себе всего несколько строк. Элизабет сообщала ей, что их отец, вследствие нежданного улучшения самочувствия, принял решение посвятить сегодняшний день визитам, наметив при этом самые дальние концы. А посему возвращение Эммы домой никак не возможно до завтрашнего утра — разве что Эдвардсы предложат ей свой экипаж, что маловероятно; или же она воспользуется какой-нибудь оказией, буде таковая представится; или пойдет пешком. Едва пробежав все это глазами, Эмма принуждена была снова обратить внимание на Тома Мазгрейва, поскольку тот продолжал свою речь.

— Эту записку, — говорил он, — я имел честь получить из прелестных ручек самой мисс Уотсон не далее как десять минут назад. Мы виделись с нею в Стэнтоне, — должно быть, сама судьба надоумила меня завернуть по пути в это славное селение. В момент моего приезда мисс Уотсон как раз раздумывала, кто бы мог выполнить ее поручение. По счастью, мне удалось ее убедить, что во всей округе не сыщется посыльного расторопнее меня. Я, разумеется, действую тут не совсем бескорыстно: ведь моей наградой станет привилегия сопровождать вас в моей двуколке до самого Стэнтона. И ваша сестра — хотя не в записке, но на словах — приказала передать вам то же самое.

Эмму охватило уныние: полученное ею предложение не нравилось ей, ибо у нее не было никакого желания сводить с этим человеком более короткое знакомство; с другой стороны, она не могла и злоупотреблять гостеприимством Эдвардсов, да и сама хотела поскорее попасть домой. Смешавшись, она уже не знала, может ли в своем положении ответить решительным отказом. Миссис Эдвардс то ли не разобралась вполне, в чем тут дело, то л и намеренно оставляла вопрос на усмотрение самой юной леди; во всяком случае, она по-прежнему хранила молчание. В конце концов Эмма высказала Тому Мазгрейву свою признательность, но заявила, что не хочет причинять ему слишком много беспокойства. Какое беспокойство? — был ответ. Для него это величайшая честь и удовольствие; итак, он сам и его лошади в полном ее распоряжении. Эмма все еще противилась. Увы, ей, видимо, придется отклонить любезно предложенную помощь — дело в том, что она несколько опасается двухколесных экипажей; тем более что такое расстояние легко пройти и пешком.

Тут миссис Эдвардс наконец разомкнула уста. Выяснив предварительно все интересовавшие ее обстоятельства, она объявила:

— Мисс Эмма, мы, разумеется, будем счастливы, если вы позволите нам наслаждаться вашим обществом

до завтра; но если вам по каким-то причинам это не совсем удобно — что ж, тогда наша карета совершенно к вашим услугам. Кстати, и Мэри рада будет случаю повидаться с вашей сестрой.

Эмма только того и желала — ведь бедная Элизабет совсем одна, и было бы так хорошо воротиться домой хоть к обеду! — и предложение было с благодарностью принято.

— О нет, — горячо протестовал гость, — вы не можете лишить меня счастья быть вашим провожатым! Право, я этого не перенесу. Уверяю вас, что ни моего экипажа, ни моих лошадей вам нечего бояться. Хотите, можете править ими сами — они совсем смирные, ваши сестры имели случай в этом убедиться. Что же до меня лично, то любая из ваших сестер доверится мне без малейшего колебания хоть на скаковом кругу. Верьте, — тут Том Мазгрейв понизил голос, — вы со мной в полной безопасности! Если и существует какая угроза, то лишь для меня самого!..

Эмма, несмотря на все услышанное, не выказала ни малейшей готовности переменить решение.

— Выезжать в карете Эдвардсов на другой день после бала? Нет, нет, это совершенно невозможно! — продолжал настаивать Том. — Кучер, как услышит, что приказано опять закладывать карету, сделается, пожалуй, еще чернее своих вороных лошадей; так ведь, мисс Эдвардс?

Но мисс Эдвардс, как и остальные дамы, хранила неколебимое молчание, и гость наконец принужден был перевести разговор на другую тему.

— Что за бал был вчера — просто чудо! — воскликнул он. — Долго ли еще вы наслаждались им после того, как мы с Осборнами покинули почтенное собрание?

— Еще два танца.

— Танцевать допоздна, по-моему, так утомительно! Верно, и танцующих было уж немного?

— Сколько и прежде, только без Осборнов. Места в зале едва хватало, все танцевали до конца с необычайным одушевлением, — отвечала Эмма, возможно несколько греша против истины.