Изнанка неба

– Мне хочется прилечь где-нибудь в салоне. Не могу дремать в кабине: все время продолжаю следить за этими чертовыми приборами, – сказал он и отправился поклевать носом на кресле по правому борту самолета, осторожно разместив на груди свою левую руку.

Я дал дифферент на нос, чтобы уравновесить тяжесть его тела, откинулся в кресле и закурил. Делать было особенно нечего: "Пьяджио" не оборудован автопилотом, но атмосфера за бортом самолета была спокойна и прозрачна как стекло.

Длительный морской перелет совсем не действовал мне на нервы, ведь пара этих двигателей благодаря миллионам набоба содержались в идеальном состоянии. К тому же не приходилось постоянно прислушиваться к их рокоту, "Ликомингсы" для меня были в новинку, и только по шуму работающих двигателей я все равно ничего не смог бы определить. Так что мне осталось просто сидеть, а это занятие обычно и составляет большую часть полета.

Около шести часов двадцати минут я снова поймал "Уилас", и тут же мне посчастливилось перехватить сообщение с Луги. После нанесения показаний радиокомпаса на карту оказалось, что мы точно идем по проложенному маршруту. Я взял на три градуса влево, скорректировав полет относительно направления ветра, тогда самолет не уклонится в другую сторону от рассчитанной трассы.

Радиопередатчик остался настроенным на Лугу, и мне хотелось дождаться, когда они начнут передавать сводку погоды. Наконец голос в динамике сообщил про преобладании над территорией Мальты ливийского западного ветра средней силы, с усилением по мере продвижения на восток; безоблачное небо и никакого намека на то, что происходит восточнее этих мест.

В этих местах штормовой фронт уже побывал, расчистил небо от облаков и оставил после себя западный ветер. Но не было ни одного намека, где он теперь находится; над греческими островами или же рассеялся над горными вершинами полуострова. Я ничего не мог сказать об этом, а афинское радио хранило гордое молчание.

После этого я снова вернулся к своему обычному занятию и стал следить за показаниями приборов, а затем воспользовался радиоальтиметром. Небольшим, но очень полезным устройством, которое может нам понадобиться, если придется проскочить под штормовым фронтом. Ведь обычный альтиметр, соотносивший высоту полета с давлением, в условиях непогоды был бесполезен.

Все шло нормально. Я выключил альтиметр и окинул взглядом циферблаты приборов. Теперь мне становилось ясно как и почему "Пьяджио" был укомплектован именно таким оборудованием. Набоб мог бы набить его новейшими радарами и прочими новшествами нашего времени, но вместо этого на нем было только самое необходимое. Частично это объяснялось отсутствием в Пакистане адекватной наземной службы, кроме того любой автомат требовал для своей четкой работы техников. Китсон мог решить, что лучше иметь только те приборы, с которыми он мог работать, не отвлекаясь от своего основного занятия. Я разделял его точку зрения; ведь куда лучше полагаться на свое умение, чем на сомнительные способности Хертера справиться с радаром.

Я немного подкрутил регулятор термовентилятора кабины и снова погрузился в свои размышления. Меня интересовало, зачем мне вообще стоило суетиться последние двадцать минут, а не спокойно сидеть в кресле первого пилота. К сожалению пищи для ума не хватало: ответ и так был мне известен. Просто стоило вспомнить, как я летал со свободным доступом к любой информации, которую мог предоставить мне эфир. В те времена у меня была полная свобода отменить полет или изменить его маршрут. Но этот в корне отличался от всех предыдущих. Штормовой фронт, где бы он не находился, мог спутать все карты.

30

Ближе к семи часам Кен встал со своего ложа.

– Черт побери эту руку, – пробормотал он и отправился в хвост. По его возвращении в кабине появился горячий кофе и банка с консервированными персиками, из которой торчала ложка.

– Все тебе. Я не голоден, – сказал Китсон.

– Благодарю. Как рука?

– Средне, – было видно, что ему с трудом дается его спокойствие.

– Возьмешь управление на себя, пока я перекушу?

Он пожал правым плечом и сел. Мне показалось, что ему сегодня легче было бы вообще не касаться штурвала, но это могло отвлечь его мысли от раненой руки.

Китсон тронул здоровой рукой штурвал.

– Принял управление на себя.

– Передал управление, – этот короткий диалог показал, что старые летные привычки не умирают.

– Я поймал Мальту. Тебе будет приятно узнать, что наш полет проходит в безоблачном небе и с западным ветром.

– Они ничего не говорили про Грецию?

– Они никогда этого не делают. А мы все еще находимся далековато от Афин.

Он кивнул. К семи часам мы уже преодолели половину пути, оставались последние триста миль. Я расправился с персиками и попытался поставить ее на штурвал.

– Впереди появились тучи, – голос Кена оторвал меня от этого занятия.

Я посмотрел вперед. До настоящих неприятностей еще далеко; еще не одно облако возвестит нам о их приближении. Будем считать их первым предупреждением.

Это были просто кучевые облака, невинные белые создания, заполонившие небо на шесть тысяч футов вокруг. Их появление ни о чем не говорило.

– Можно где-нибудь еще кроме Афин услышать метеорологическую обстановку над Грецией?

– Конечно. Это может сделать любой. Надо только выйти в эфир и запросить метеоусловия. Могу я взять управление самолетом?

– Передал управление, – Кен кивнул, откинулся назад и закурил. Лицо его было спокойным, а свою левую руку он запихнул в свою (а точнее говоря мою) полурасстегнутую куртку.

Мы миновали еще одно скопление кучевых облаков такой же протяженности как и первое, а горизонт бугрился новыми посланцами непогоды.

– По твоим оценкам на острове осталось драгоценностей на миллион фунтов?

– Только в том случае, если там находится все, что еще набоб не вернул себе. А все вместе потянет миллиона на полтора по рыночной стоимости.

Китсон удовлетворенно кивнул.

– Мне не кажется, что стоит выходить на открытый рынок, Джек. Может стоит поискать кого-нибудь с опытом в таких делах?

– Я знаю в Тель-Авиве одного парня. С ним можно будет иметь дело, – правда для меня осталось загадкой, как ему удастся с этим справиться. От его воплей потолок рухнет, если выложить перед ним золотой утвари на миллион фунтов. Но эта проблема меня пока не волновала.

– Во время наших совместных полетов ты, как мне казалось, был далек от всех этих дел, – оживился Кен.

– С тех пор я многому научился, – невозмутимо ответил я и достал сигарету. – Одно только непонятно: как тебе удалось напасть на след первой партии драгоценностей, которую мне нужно было доставить хозяину каравана?

– В Бейруте мы узнали про Миклоса, – тут он пожал плечами. – Его выдал парень, которому тот сбыл украшения.

– Которого Хертер чуть не убил?

– Откуда у тебя эта информация, – резко спросил мой напарник.

– Общие знакомые.

Китсон нахмурился, но затем с облегчением кивнул.

– Ах, она. Ну, да. Не могу сказать, что мне нравятся его методы.

– А кто может? – сказал я прикуривая. – Так что тебя навело на мой груз?

– Все очень просто, берешь пачку долларов и начинаешь задавать вопросы. Этот груз валялся в аэропорту больше недели, и все бумаги были давно оформлены. Пунктом назначения был указан Бейрут, но в день нашего прибытия в Афины он переоформил их на Ливию.

– Этого ты Его Превосходительству не говорил.

– И с той минуты мое сердце просто разрывалось от горя. А тебе нравится быть богатым человеком?

Я просто кивнул и вернулся к своим наблюдениям за горизонтом.

– А что ты сделаешь с этими деньгами? – спросил Кен.

Я выпустил струйку дыма в циферблат компаса и не спеша процедил:

– Мне давно хочется отправиться в Соединенные Штаты и заплатить за переквалификацию на четырехмоторные машины плюс инженерную лицензию. Затем сфера моих интересов переместится в Южную Америку. Там очень большие потребности в воздушном транспорте, и они постоянно создают новые авиалинии. Возможно я буду работать на какую-нибудь компанию или же создам собственную.