Третье пришествие

В Пересекающихся Пространствах возможно все. Если иметь нужные знания, необратимых явлений не бывает. Дело только в энергетических затратах. При известном напряжении Аншарх способен переиграть сложившуюся ситуацию в самой основе. То есть повлиять на изначальные условия. Суть в том, что любое развитие постоянно проходит через точки бифуркаций, то есть раздвоений, когда существуют сопоставимые по вероятности направления дальнейшего потока событий. Угол расхождения между ними сначала невелик, касается частных деталей, и лишь со временем разница становится все более явной. Выбор в точке бифуркации определяется малозначительными изменениями, которые не требуют больших затрат. Если вернуть Землю к последней перед кажущейся необратимостью бифуркации (что самое трудное), есть способ подтолкнуть историю в иное русло. Тогда Карробус может не прилететь вообще. Хотя это и не значит, что он не прилетит никогда. Просто у Земли появится второй шанс. Сумеет ли она им воспользоваться, — вопрос. Но надо постараться, бефобастрон не может постоянно пребывать в окрестностях Солнца, зона его ответственности слишком велика. Сначала предстояло найти и обезвредить Карробуса. Потом его ожидали во многих других измерениях и пространствах.

Бефобастрон очень дорожил частицами Основополагающего Хода Изменений, то есть временем. Поэтому его лекция касалась только самого необходимого, второстепенные детали и частности отсекались. И все же он задержался, чтобы ответить на немой, страстно невысказанный вопрос.

— Нет, память землян полностью не очистится, люди имеют право ее сохранить. Удастся это, прежде всего, тем, кто хотя бы смутно осознал причины катастрофы. Однако человеческое сообщество окажется в очень похожем, но все же ином пространственно-временном континууме. В самом начале этот континуум всего на шаг отстоит от нынешнего. Но потом неизбежно последуют дальнейшие шаги, миры продолжат расходиться. А это значит, что многое сложится иначе для каждого члена сообщества, включая место в социальной иерархии и характер отношений с другими личностями. В результате у части людей возникнет огромное желание забыть пережитый ужас, считать его чем-то вроде массового помешательства. Например, под влиянием неопознанного летающего объекта по имени «Аншарх». У других, и таких будет намного больше, появятся религиозные объяснения. Причем более аргументированные, чем во времена древнего Рима. Хотя и более далекие от действительности. Но таково охранительное свойство психики ранних этапов развития. Оно потом постепенно отмирает.

— Как вас теперь называть? — тихо спросила Алиса.

— Аншархом, — сказал Аншарх. — Этого вполне достаточно.

И впервые улыбнулся. А я понял, что он вполне живой.

15

ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Опять десятое января выпало на воскресенье. Но начало дня не предвещало чего-то сверхъестественного. За окном гудел перехватчик. Часы в прихожей пробили половину девятого. Шумела вода в ванной. Только из детской доносились неприятные завывания.

— Послушай, твой сын опять прилип к экрану. Даже не умывался еще.

— Минутку.

Я изучал надпись «абонент временно недоступен». Пытался понять тайный смысл. Не постиг. Но вскоре получил эсэмэску:

«Извини, старик, экстренное совещание. На прием я тебя записал. Просто жди, теперь точно вызовут».

Мой кремлевский приятель обладал правительственным чувством юмора. На дисплее мобильника возник вид Красной площади с мавзолеем пламенного революционера товарища Л. Д. Троцкого. Следовало понимать так, что пребывание в Кремле бесследно ни для кого не проходит. Хотя и не всех там хоронят.

У моего ребенка на компьютере вид был еще более устрашающий. Как раз то, что меньше всего хотелось видеть папе, которому хватало и ночных кошмаров, и вполне реальных воспоминаний. Там, на экране ребенка, вращался внушительных размеров астероид, утыканный кратерами, как сыр дырками.

А из динамиков нудило голосом человека с крепко заложенным носом:

— Карробус, карробус, карробус…

На этот звук в комнату пришла Алиса.

— Ох. Выключи, пожалуйста.

Митрий недовольно повернул регулятор. Звук исчез.

— Эй! Вы почему такие отсталые? Это же новая игрушка, просто игрушка. Очень клевая, ее сейчас во всех офисах гоняют. Говорят, даже наша директриса закрывается в кабинете и того… после педсоветов.

— Видимо, она еще молода, ваша директриса.

— Какое там! Ей уже за тридцать.

Мы с Алисой улыбнулись. После разговора с Заступником у нас многое получалось одновременно.

— Ма, прикинь, один космический урод собирается спалить Землю. Поэтому нужно всех пиплоидов срочно упрятать в андеграунд какой-нибудь, типа в шахты. А там газы взрываются.

Алиса поморщилась.

— Господи. Ну что за лексикон.

— Не поможет, — сказал я. — Андеграунд.

— Да ну?

— Точно говорю. Тектоника.

— А, тектоника. Да, страшная вещь. Па, а это правда, что Фобос внутри пустой?

— Вряд ли, — сказал я. — На этот раз.

— Жалко, что в прошлый раз меня вообще не было.

— Не было. Хотя жалеть не стоит.

— А вот Люда Царапченко считает, что Фобос все-таки полый.

— Кто считает?

— Ну Люда Царапченко. Она отличница. Я ж тебе про нее рассказывал.

— А, Царапа. Она что, и впрямь царапается?

— Если сильно пристают, — сказал Митрий и сильно покраснел.

Я увидел, что Алиса с трудом сдерживает смех.

— А как там вообще на этот раз? — поспешно спросил Митрий.

— Где?

— Да на Марсе.

— Ничего особо интересного. Здоровые мужики в большой песочнице копаются.

— Нет, — сказал Митрий, зевая. — Должна там быть чертовщина, должна. Я сам проверю.

— Если мама разрешит.

— Как это? Я же буду астронавтом.

— Слушай, садись-ка за уроки, астронавт. Проверяльщик.

— Пап, ты с Луны приземлился?

— Ну… можно и так сказать. В определенном смысле. А что такое?

— Каникулы же.

— А. Ну да, ну да. Тогда маме помоги. Хватит торчать за компьютером. Вечером гости будут.

— О! Дядя Ваграм?

— Обязательно. И еще анкл Баб.

— Вау! Ковбой-грохотун?

— Йес.

— Надо овощи порезать, — сказала Алиса.

— Чо? Овощи? А папа у нас для чего?

Никак не могу понять, откуда у нашего московского кролика взялось это сибирское «чо». Мода, чо ли?

— А папа у нас для другого. Он по делам уезжает.

Митрий возмутился.

— Почему это у всех дела, а у меня одни овощи?

— Надоело быть ребенком?

— Мамик! Не то слово!

— Эх, — сказала Алиса. — Поверь, папа с удовольствием резал бы сейчас овощи.

Она сказала сущую правду, но Митрий не поверил. Такое случается с детьми и политиками.

Как ни меняй историю, большая часть денег упрямо оседает у меньшинства. А это не может не приводить к стихийному недовольству.

Автомобильные погромы в Москве необычайно обычайны. Достается всем моделям — от кичливых «Майбахов» до несчастных «Жигулей». Я давно усвоил истину: если дорожишь железным другом, то, будь добр, держи его на платной стоянке.

Вот с этим в первопрестольной — полный порядок. Охрану нашей стоянки, например, возглавлял очень симпатичный вояка, подполковник в отставке и бывший астронавт.

— Как вам нынешняя жизнь, Григорий Михайлович? — спросил я.

Астронавт усмехнулся.

— Прошлая была забавнее.

Я перекрестился.

— Свят, свят. Неужто тоскуете?

— Тосковать не положено по уставу. А некоторые вещи вспоминаю даже с удовольствием. Например, вашу радиограмму об отправке «Синдбада».

— Это было инициативой Джефа.

— А ответственностью вашей. Машину будете забирать?

— Да.

— Распишитесь-ка, господин президент.

— Бросьте, Григорий Михайлович. Президентом я был всего двое суток, в другой жизни и на другой планете.

— Какая разница. Был, значит был. И точка. Чем плохо?

Чем плохо, чем плохо… я назвал только одну из причин.