Третье пришествие

Люди по-разному реагировали на это известие. Кто с облегчением откинулся на спинку кресла, кто — наоборот, лег лицом на стол. Некоторые, по моему примеру, выбегали покурить. Но большинством постепенно овладевало радостное возбуждение. А когда с молчаливого согласия Тараса принесли по бокалу шампанского, атмосфера сделалась и вовсе уж радужной. Хлопали по плечам, из пиджаков победоносно выпячивались животы… Каждый чувствовал себя частичным спасителем человечества.

Звонили главы государств, церквей, лидеры парламентов и профсоюзов. К линиям связи прорывались свирепые полчища журналистов. Тарас тут же выступил с обращением к нации, в котором дал понять, что и впредь не позволит слепым силам космоса обижать Россию. Окружающий мир трогать тоже не рекомендует. Вопреки большому недосыпу, президент был и бодр, и свеж, преисполнен оптимизма и уверенности. Посмотрев это обращение шефа, практичный Некумыкин тут же отпустил министров по домам, куда они благополучно и добрались. В тот радостный день один лишь трезвый человек Туманян угодил в клинику доктора Чазова с обострением ишемической болезни.

Тем временем, разминувшись с ликующей планетой, «яркая часть» двинулась к звезде по имени Солнце. И с каждой минутой расстояние до Каменного Гостя увеличивалось почти на тысячу километров…

Мне позарез требовался «Региомонтан». Но даже поговорить с Бабом не удалось ни в тот день, ни на следующий. Америка спасала пострадавших, хоронила погибших, разгребала завалы и подсчитывала убытки. Уоррен был по горло занят более насущными, как тогда казалось, проблемами. А на третий день в советника по национальной безопасности США стрелял некий благодарный соотечественник (есть у американцев такая славная традиция). Довольно удачно стрелял, сволочь. Несколько дней Баб провел в реанимации госпиталя Св. Луки. Хьюстон, штат Техас…

Я отправил за океан теплую телеграмму и решил поискать наши внутренние, российские ресурсы. Никогда ведь заранее не скажешь, что у нас еще есть, а что уже украдено. За исключением мозгов, конечно. Их всегда хватало. И не только нам, а всем, кому не лень, вот в чем корень проблем.

— Но нашими-то умо-мозгами пользуетесь вы, — возразил Дима.

— Мало! Копаетесь как…

— А чего еще не хватает?

— Телескопов.

Дима просто просиял.

— Даже слушать приятно.

— Так вы добудете мне телескопы?

— Кхм. Петрович, пока ты воевал с каменьями, мы тут набросали текст небольшой, но внушительной правительственной телеграммы. С требованием рассмотреть и сфотографировать все то, что осталось от Варяжского Гостя. Одобряешь?

Телеграмму я подписал не глядя, избаловался уже. Но потом все же поинтересовался:

— А куда вы собираетесь ее отправлять, телескопы? То есть телепаты?

— Наиболее подходящая обсерватория находится в станице Зеленчукской Краснодарского края. Туда и собираемся, — любезно сообщил Фима.

— И что, там большой инструмент?

— Да как вам сказать… Диаметр зеркала — шесть метров.

Наверное, это было очень много. В моей прихожей это зеркало явно не поместилось бы. До потолка там только три метра.

— Вы бы отдохнули, Владимир Петрович.

Я послушался, проспал почти сутки. А мог бы этого и не делать.

09

НОВОСТИ МАРСА

Сутки проходили за сутками. Бесценные сутки. Но палеонтологические пасьянсы на парашютных полотнищах все больше складывались в нечто правдоподобное. Особенно продвинулась работа по воссозданию одного крупного скелета. Он принадлежал существу удивительному и для землян совершенно необычному. Скорая на выдумку научная братия окрестила его гиппобатрахусом гои. Что в переводе на нормальный язык означало «конелягушка Го».

У автора открытия это название вызвало недоумение. Если лягушачьи черты и просматривались в большой длине задних конечностей, то с лошадью это чудо роднила лишь форма головы. Причем, гиппобатрахус являлся далеко не мирным травоядным, поскольку обладал внушительных размеров клыками, пара из которых даже торчала из его пасти, примерно как у земных саблезубых тигров. Расчеты показывали, что при невысокой силе гравитации эта зверушка без труда могла прыгать метров на пятнадцать — двадцать, имея таким образом возможность внезапно обрушиваться на жертву из какой-нибудь засады.

— Ничего не скажешь, милого уродца ты откопал, товарищ Го, — сказал Венсан.

— Знай наших, — проворчал Го. — Но разве это самое удивительное?

И впрямь, более впечатляющие результаты принесло изучение марсианских останков на молекулярном уровне. Они очень неплохо сохранились благодаря заморозке и отсутствию кислорода. Даже портативные анализаторы «Спэрроу-2» сумели отыскать в древних костях обрывки нуклеиновых кислот. Выяснилось, что ДНК и РНК гиппобатрахия содержали хорошо известные науке азотистые основания — аденин, гуанин, тимин, цитозин, урацил. Правда, попадалось еще и шестое, редко встречающееся у земных организмов соединение, но это исключение отнюдь не помешало сделать главный вывод: марсианская жизнь и земная жизнь имели поразительно много общего. Настолько много, что не исключалась их родственность в прямом смысле слова. Либо обе планеты заселились из одного источника, либо жизнь на них возникла самозарождением, но вопреки различиям условий принялась развиваться до странности сходным образом, либо…

— Законы природы, конечно, универсальны. Но не до такого безобразия, — сказал Дэвид Очоа, доктор биологии.

— А чем еще объяснить такое удивительное сходство? — спросил Клаус.

— Тем, что планеты могут инфицироваться, — решительно изрек Доктор-Виктор.

И это было не только его мнением. Специалисты давно подсчитали, что при столкновении Марса с крупными метеоритами взрывы порой достигали такой силы, что с планеты выбрасывалось большое количество обломков. Орбиты у мусора получались самыми разнообразными, но в большинстве своем они оставались в плоскости эклиптики. Поэтому вторичные марсианские метеориты могли выпадать на другие планеты, особенно на ближайших соседей. Еще в двадцатом веке на Земле обнаружилось несколько камней, чье марсианское происхождение не вызывало сомнения. Особо интересен был метеорит, выкопанный в Антарктиде. Он содержал нечто, весьма напоминающее остатки бактериальных клеток. Метеорит пробил лед на порядочную глубину, там и замерз. Считалось, что это его надежно предохранило от засорения земными микроорганизмами, и все, что в нем есть, имеет внешнее происхождение. В общем, наша планета вполне могла получить в подарок от Марса некий жизнеспособный материал. Со всеми вытекающими последствиями.

Утренняя тень «Спэрроу» накрывала марсоход. Из этой тени торчала лишь панель солнечных батарей. Впрочем, аккумуляторы зарядки не требовали, поскольку машиной еще ни разу не пользовались. До нее очередь дошла лишь тогда, когда стали заканчиваться припасы.

— Зря мы не прихватили оружия, — вдруг заявил Григорий. — Такого, знаешь… Легкого, стрелкового.

— У тебя богатое воображение, — фыркнул Го.

— Да? А скажи-ка откровенно, ты ожидал найти здесь гиппобатрахия?

Го почесал затыльник шлема.

— Такого здоровенного? Нет. Но живого гиппобатрахия я не ожидаю.

— А он тебя?

— Эй, на Марсе! Яйцо вошло в плотные слои. Ахтунг!

Григорий и Го повернулись к западу. Там над горизонтом вспыхнула новая звездочка. Она принялась увеличиваться в размерах. Росла, росла, пока не превратилась в сияющий шар. Через внешние микрофоны донесся глухой рокот. Вскоре после этого шар исчез. Вместо него в небе раскрылся сначала маленький, а затем большой купол парашютной системы. Медленно вращаясь, он опускался километрах в шести от «Спэрроу».

— «Одиссей», «Одиссей», яйцо вижу, — доложил Григорий. — Азимут засек. Начинаем выдвигаться.

Все шесть автономных двигателей в колесах марсохода получили электропитание. Машина ожила. Переваливаясь на неровностях, она двинулась в проход между невысокими кратерами.