Третье пришествие

— Камень здорово уменьшился. Конец света откладывается, шеф, Гоминиды на этот раз выживут. Особенно в Китае.

— Хорошая новость, — усмехнулся я. — А в чем же плохая?

— А в том же. Камень все-таки большой. Так что мало не покажется. Особенно Европе.

В обширном сводчатом помещении светились компьютеры. Здесь были подготовлены рабочие места для членов кабинета министров и совбеза. Однако многие пустовали, поскольку министры-силовики имели собственные бункеры. По понятным причинам отсутствовали начальник Генштаба, глава МЧС и командующие родами войск. Зато перед своим столом топтался премьер Нестор Иванович Некумыкин в пестром, съехавшем набок галстуке. Он раскладывал кипу бумаг и что-то бормотал.

— Здравствуйте, Нестор Иванович, — сказал я.

Премьер Некумыкин, по прозвищу Ниньзя Низя, глянул на меня поверх шпионских дымчатых очков и кивнул.

— Вот, — сказал он. — Выражаясь коряво, дожились перед концом света.

Я кивнул. Да, коряво. Однако не ново. С давних пор чуть ли не каждого второго российского премьера поражало фатальное косноязычие. Как ни странно, это не мешало им исполнять обязанности. Напротив, роднило с народом и кормило батальоны юмористов. К этому изрядно попривыкли, люди с нормальной речью у нас долго правительство не возглавляли. Либо в отставку уходили, либо в президенты выбивались.

— Вы прогнозируете уцелевание последствий? — загадочно спросил Некумыкин.

Я знал, что отвечать нужно рублеными, но заковыристыми фразами. В его же стиле, упоительно свободном от синтаксических оков.

— Частично. По мере вызревания фондов сверху вниз, — осторожно выразился я.

Услышав слово «фонды» премьер нахмурился.

— С этим почти низя. Кобыла сдохнет.

— Оно еще как поскачет, Нестор Иванович. По поводу жирком обросла.

Премьер даже поперхнулся.

— Жирком?! Это как еще? Экономика задыхается от вас двоих с МЧСом и Левитиным. Крючканов-то почему? Так совсем четверо получается.

— Крючканов, потому что везде. Должен ведь кто-то свободу душить. Хотя и жалко.

— А экономику?

— Жаль и экономику. Только без воздуха кобыла еще больше сдохнет. Оно же кислород.

— Без воздуха стращаешь? Да где ваша ядреная зима за стеклами? И когда повсюду?

— Сразу, как только поздно.

— Ну да.

— Артефакт вашим сомнениям, Нестор Иванович!

— Послушай, бацбезопасность. Низя хвататься за что попало двумя руками.

Я впал в замешательство.

— А как зя?

— Давай, что ли, выползем из астероидов путем усилия.

— Предупреждаю, будет много неприглядного на ощупь.

— Это как с девкой. Щупать можно. А тут нужно государственно! Так оно нас поставило. Даже неприлично выходит.

— Да кто поставило? — все-таки не понял я.

— Оно, — с досадой пояснил Некумыкин. — Космическое тело, антипротон ей в апекс.

— Лучше денег. В горнопроходческий комплекс.

— Сейчас без толку рукавами засучивать. Это раньше пригодится.

— И позже, — вздохнул я.

— Позже? Тогда да.

Это означало, что деньги он даст не раньше, чем прояснятся последствия взрыва. То есть позже.

— Что ж, Нестор Иваныч, понять могу.

Ниньзя обрадовался.

— Похрустеть хотите? Из тамбовской картошки. Заместо курения убивает лошадь, сам пробовал. Полезно и под землей.

— Насовсем не смогу.

— А чего так?

— Холестерин заместо уцелевания.

— Бросьте, — мудро посоветовал Некумыкин. — Куда и я кинул. В четверг там много оставалось. Хотите бесплатно?

— О! А сколько?

— Да примерно дюжину.

Я сильно не понял, что он, собственно, предлагает, но отказываться не стал. Под землей все пригодится.

— А давайте.

Выяснилось, что чипсы. Двенадцать тонн. Действительно, из тамбовской картошки.

Военные спутники всех стран нащупывали все новые и новые осколки. До их входа в стратосферу оставалось чуть больше двадцати минут. Я сел в свое кресло, надел наушники и обхватил голову руками.

По общему каналу шли беспрерывные доклады. Из них следовало, что авианосцы вышли в районы старта и разворачиваются против ветра. Европа тонула в гуле прогреваемых авиационных двигателей. А с аэродромов Канады уже взлетали первые истребители. Мы видели их по линиям межправительственной видеосвязи. Увешанные гроздьями ракет, боевые машины набирали высоту, занимали место в едином ордере. Командиры авиагрупп устанавливали контакт с командными пунктами системы АВАКС. Шестнадцать таких летающих штабов ходили по тысячемильному кругу, в центре которого находилось ожидаемое место падения.

Незадолго до начала событий в зал ворвался Тарас, на ходу отдавая распоряжения взмыленным секретарям да адъютантам. Сел, запросил обстановку в стране.

В стране все еще продолжалось массовое перемещение населения. По старым каналам в Белое море уходили новые корабли Балтийского флота. Из Белого моря предполагалось увести их вверх по Северной Двине как можно дальше от побережья. Генштаб вывозил возлюбленные свои боеприпасы, а Некумыкин — промышленное оборудование. МЧС упорно рыло землянки. ГАИ сбивалась с ног, расшивая пробки. Туманян запускал все пригодные ракеты с обычными ТНТ-боеголовками, стараясь хоть что-нибудь разбить у самой Земли. Мой штаб строил компрессорные станции, создавал замкнутые экосистемы и монтировал реакторы. Все — под землей. Мы также договорились с несколькими КБ о проектировании двигателей, кабин и шасси для безвоздушной среды. С чего это пришло мне в голову — сам не знаю. В принципе правильная была мысль, но реализовать ее не пришлось.

— Сколько людей можешь упрятать в шахты? — вдруг спросил Тарас. — С полным обеспечением?

— Двести пятьдесят четыре тысячи триста восемнадцать человек сроком на один год.

Тарас внезапно побагровел.

— Четверть миллиона?! Мало! Копаетесь как… — он запнулся и, так и не подобрав приличного сравнения, топнул ногой по ковру. От избытка чувств и недостатка средств.

А я только развел руками. Хотя впору было взвыть: а деньги-то где, Тарас вы наш Григорич?! С барского стола МЧС перепадали крохи, президентский фонд высох до дна, а Некумыкин только и делал, что сипел про инфляцию. Даже то, что к нам просачивалось, удавалось вырвать по большей части благодаря криминальным навыкам Фимы с Димой. Однако спорить с президентом в тот день мог только малость идиот.

— Вот-вот начнется без предупреждения, — предупредил председатель правительства, нервно ерзая в кресле. — Вроде зимы у коммунальных служб.

И оно началось. Даже внезапнее, чем у коммунальных служб. Взвыла сирена, под потолком мигнули лампы. Это означало, что осколки Варяжского Гостя входили в ионосферу.

Входили они с сумасшедшей скоростью. Над северными провинциями Канады вспыхнули страшные искры. Десятки, сотни, тысячи. Хлопоты вроде посевной компании в Южной Сибири сразу ушли далеко на задний план. Хотя мы и были озабочены возможным дефицитом продовольствия, до этого дефицита следовало сначала дожить. Что в землянке, что в Кремле.

Первым боевой пуск произвел капитан канадских ВМС Уолтер Найсмит. Это случилось над Гудзоновым заливом. Истребитель находился на высоте в девять миль, когда с ближайшего АВАКСа сообщили, что вскоре над ним должен пролететь крупный обломок и что его можно поразить только на встречном курсе, иначе ракеты отстанут и потеряют цель. Найсмит и шел почти встречным курсом. Он мгновенно довернул, задрал нос самолета и одну за другой выпустил весь запас ракет, поскольку никакого второго захода на цель не предвиделось.

Секунд через сорок АВАКС передал:

— Йеху! Да ты герой… Четыре попадания по касательной. Сматывайся, парень!

Канадец положил свой самолет в крутое пике. Требовалось оставить над головой как можно более толстое воздушное покрывало. Каждый лишний фут воздуха лишал метеоры скорости, а каждая лишняя секунда уменьшала их массу. Большинство мелких камней до поверхности вообще не долетало, сгорая в атмосфере. Но хватало и крупных. Выровняв машину над самым заливом, пилот был вынужден заняться настоящим слаломом, лавируя между огненными стрелами. Ему повезло, он дотянул до аэродрома всего с парой пробоин в плоскости, с водорослями в правой турбине, и с минимальной дозой радиации. Первым частенько везет в любом деле. Расхлебывают последние.