Синий, как море

Я вдруг неистово зевнул и понял, что действительно дьявольски устал и очень, очень хочу спать. Я положил книгу в хитрый капкан-ларец, шлепнул его по крышке и беззвучно произнес «Райдок». Щелкнул запор. Книга была в безопасности, а я — в порядке. Затем я с удивлением обнаружил перед собой поднос, налил и залпом выпил чашечку совершенно остывшего кофе.

— Да. Спать.

Как Орбен задул светильню, я уже не видел.

Проснулся я, когда солнце стояло достаточно высоко. Прямо передо мной дымился кофейник. Орбена поблизости не было. По другую сторону кострища слышалась возня. Вяло ругался Данк, почтительно бубнил Хьюма. Кажется, Оранжевый принц не желал признать связь своего поведения с природными силами. В смысле, день-де сну не помеха. Я зевнул так, что за ушами затрещало, и молча с ним согласился.

Зашуршал полог, появился Орбен.

— Доброго утра вашему сиятельству!

— Ага, — сказал я, опять зевая. — Привет, Орбен. А где вчерашний кофе, холодный?

Орбен смущенно улыбнулся.

— По правде говоря, мой принц, я его выпил. Не подавать же вашему сиятельству разогретый…

— Ну и зря, — равнодушно сказал я. — Лучше бы ты этот выпил, горячий. Холодный кофе — тоже кофе.

— Виноват, ваше сиятельство, — особого раскаяния я не уловил. Ладно, поваляемся, поразмышляем.

Все-таки с памятью немного получше стало. Вот хотя бы с той же историей взять. Про Марахский конфликт я почти сразу после первого заклятия вспомнил. А ночью поднатужился — да, действительно, и про Пламенный Союз немного знаю. Хотя, конечно, все это следует обновить. Но главное преимущество — память сейчас податливая, как у ребенка. Прочитал, услышал — значит, запомнил. Как на чистом листе писать. А когда само собой что-нибудь припоминается — ощущение такое, будто утренний туман развеивается.

В оранжевой палатке что-то с грохотом обрушилось.

— Встаю, встаю! — заорал Данк. — Уже встал, отцепись, скотина!

Страшно зазвенело, потом звон был заглушен треском. Судя по всему, Данк споткнулся о таз с водой для умывания, попытался ухватиться за воткнутое в землю копье, служащее шестом для палатки, и сломал древко.

— Так тебя и перетак железным хреном в ухо, детям твоим осиновый кол в жопу! — с чувством сказал благородный Оранжевый принц.

Палатка упала.

Озверевший Данк многословно и убедительно рассказывал о порочных отношениях деда того, кто эту палатку шил, с бабкой того, кто ее ставил. Было приятно послушать. Я налил кофе в чашечку, чтобы остывал побыстрее, и подумал, что я, пожалуй, еще и не главный скандалист в семье.

Снова появился Орбен, на этот раз с тазом и кувшином.

— Возможно, Властитель желает умыться?

Властитель желал. Ополаскивая лицо родниковой водой, прогретой утренним солнцем, я с интересом наблюдал, как Данк барахтаньем мешает Хьюме выпутать его из коварного шатра. Трещала ткань, хлыстами взвивались веревки, втаптывалась в грязь репутация всего населения нашего Домена, охал Хьюма — особенно когда не успевал увернуться от могучей ноги хозяина. Повелитель Ранскурта лягался, как лошадь в репейнике.

Я допивал третью чашечку кофе, когда великое таинство совершилось. Над руинами ночного пристанища появилась взлохмаченная голова Данка. Вслед за головой из праха восстал и остальной Данк. Он некоторое время молчал, щурился на солнце и счастливо улыбался; а потом вдруг неуловимым движением изловил Хьюму за перевязь, подтянул к себе поближе и рыкнул:

— Признайся, ты это нарочно подстроил, чтобы я проснулся?!

Хьюма неопределенно ухмыльнулся и переступил с ноги на ногу. Данк толчком в грудь отправил его восвояси и шагнул ко мне.

— Маленький утренний концерт по заявкам родичей. А ты, юный негодяй, возлежа в непристойном бездействии, высокомерная ты синяя вонючка, пальцем не пошевелил, дабы спасти возлюбленного дядю?

Данк захохотал.

— Как смею я вмешиваться в скромные развлечения старших? — смиренно пробормотал я, не выдержал и тоже засмеялся. — К тебе подойди только, так узнаешь такие подробности из жизни династии…

— Ну, сейчас это тебе особенно полезно, — сказал Данк. — Впрочем, я и так перед тобой в долгу. Придется сдержать слово. Сегодня едем рядом, будешь спрашивать, сколько влезет. Только не в тебя, а в меня!

— Что в тебя? — ошеломленно спросил я.

— Спрашивать будешь, сколько в меня влезет! Если ты, бездонная бочка, дырявый кладезь знаний, решишь за один день вычерпать море, я в этом участвую недолго — часа четыре, не больше!

— Сейчас? — радостно спросил я.

— Я сказал — поедем рядом, пиявка беспамятная! Хьюма, олух, завтракать давай, а сами собирайтесь, вьючить, седлать! Синий принц торопится в дорогу! Я пошел умываться, а ты читай, если за ночь буквы не забыл. — Данк ласково потрепал меня по загривку, как породистую собаку, и вальяжно удалился к груде оранжевого тряпья.

— Читай, читай… пробурчал я недовольно, но рука уже тянулась к ларцу. Завтрак Данка — это много и долго. Тем более, сегодня он явно постарается оттянуться за вчерашнее позорище, когда Белый папа, по существу, выставил его из-за стола с куриной ножкой в зубах. А потом еще… как это он сказал?.. вьючить-седлать, да. Тоже, надо полагать, не две минуты. Хотя насчет Орбена я не уверен. Этот может и в две минуты уложиться. Но распутать то, что его Оранжевое сиятельство содеяли… Я бы и до завтра не управился. Бедные пажи! Хорошо все-таки, что я принц. Надо будет маме спасибо сказать. Только повежливее. Или сразу прибить уши гвоздиками.

Кстати насчет мамы. Отчего же это она на меня так взъелась из-за Кармина? Город как город, ничего особенного. Ну, правда, по ту сторону реки, не на нашем полуострове… Так ведь это в данной ситуации как раз хорошо. Сагастен ведь как говорил — примут нас, говорил, в Кармине, как беженцев, если вдруг что. В смысле совсем-совсем «вдруг что». Так вроде лучше в свой собственный город отступить, чем просить милости у… Ага! У кого просить? Правильно, у Белого Востока. А добродетельная Альда на эти самые Белые Пристани прямо дышать боится. Как, дескать, могут там затеять зло, тем более против любимого моего сыночка? А почему нет? Тут что-то кроется, и мне это необходимо знать. И еще я вроде дружу с кем-то оттуда, с каким-то Нагоном, что ли, или как его там… Хотел бы я знать, кто это. Принц? Какого Цвета? Или молодой, серенький? Желторотенький… Впрочем, сейчас желтизну клювика можно сверять по мне. Нагон, небось, мудрый парень, знает и дважды два, и как звали дедушку… Ох-хо-хо… На первый вопрос я бы еще ответил. Четыре. А до дедушки я еще не дочитал.

Я положил ладонь на крышку и снова затрепетал. Ну!

— Райдок, — голос сорвался в щенячье подвизгиванье.

Ну? Нормально. Хотя и странно. Неужели за целую ночь со мной не стряслось никакой новой пакости?

Похоже, нет. Тогда, возможно, прав Сагастен, и мы спутали неизвестному противнику карты? Вряд ли он мог полагать, что пораженный заклятием наследник престола покинет столицу вместо того, чтобы валяться в постели под присмотром магов. Да, что-то в этом есть. Я нахожусь не там, где должен, веду себя не так, как можно было ожидать… Я даже Цвет получил противоположный ожидаемому! Проклятый Заклинатель снов вполне мог меня потерять из виду. Стоп!

Проклятый. Отринувший Цвета. Наш главный враг.

Уж не его ли чародеи постарались?

Молодец парень. Придумал, наконец. За двое суток упорных размышлений. Это до такой степени лежит на поверхности, что мои цветоносные родственники даже не говорили об этом вслух.

Но ведь не зря говорят: первое подозрение — самое правильное. А это у меня первое осмысленное подозрение.

Хотя вроде бы это не в стиле Проклятого. Он как-то предпочитает жечь и убивать. А разве одно другому помеха?

И еще два вопроса для бедного Данка. Первый: откуда он взялся на нашу голову, этот Проклятый? Читаю, читаю, а о нем пока что вообще ни слова нет. И второй: у нас хоть где-то друзья остались? Помню, слышал — ни Белая Гавань, ни эльфы помощи не пришлют. А кто пришлет? Ой, да, и еще третий! Что такое эти самые Переделы? Подлые «Хроники» начинаются с фразы… Сейчас, секундочку…