Синий, как море

— Что за юношу вновь привел ты в Зал Тайны, о Белый Властитель? Он молчит о праве своем, я не вижу на нем его цвета. Кто он, Повелитель?

— Да предстанет перед огнем Бесцветный принц Райдок, — ответил Сенрайд. — Вновь по моему желанию он здесь.

— Даруешь ли ты…

Я слушал вполуха, а в голове навязчиво билась одна-единственная мысль — неужели я все-таки выкрутился?

— Дарую ему Цвет, и да будет…

Это мы сегодня уже слышали. Глубокого смысла церемонии мне все равно не постичь, пока не вспомнятся уроки Дейненделла.

— …повелевающий радугой, ею сотканный, ее порождающий?

— Дарую ему Цвет Индиговый, цвет чистого моря и дыма родных очагов, доброго яхонта-сапфира и ясных глаз девичьих…

Как же я устал, мамочка милая! Не хватало только выжить в этом водовороте, а теперь умереть от усталости. Ага, вот сейчас должно быть интересно…

— …место у трона и голос в совете, право возвыситься и право наследовать, долг сражаться и долг побеждать, город для Цвета его и войско для Знамени его, и долю во всяком, что есть у меня и у До…

Я удовлетворенно вздохнул и стал искать взглядом свою плошку.

4

Сверкали разноцветные огни, звучные голоса родных и близких произносили красивые слова, у меня перед носом то и дело вспыхивал тревожный перламутровый луч хильфейта — Сельфа была крайне осторожна. Меньше энтузиазма было в словах Данка, тревога проскальзывала в голосе Сенрайда, скорбные нотки наполнили речь Альды, Берилловая же принцесса, напротив, стала не такой отстраненной. Судя по всему, Сельфа решила для себя что-то важное и не собиралась отступаться от намеченного. Только Сагастен был хладнокровен и уверен в себе, как всегда.

Светлая лунная ночь выскользнула из моей плошки в свой срок, синий плащ упал на мои плечи, и венец из серебра, выложенный прекрасными сапфирами, опустился на мое бледное чело. Чело было хладное, покрытое липкими каплями ледяного пота, и со стороны непременно должно было выглядеть надменным и непреклонным. Венец аккуратно окружил шишку и надежно закрепился за пластырь, которым залепили рассеченную кожу. Повинуясь властной руке Сагастена, я направился в угол и сел на маленькую каменную приступочку слева от алтаря. Теперь мы с Данком словно охраняли внутреннюю дверь с двух сторон.

Все закончилось.

Властители Белого Запада неспешно поднялись и направились к выходу на площадь. Сагастен на ходу поднял с пола шкуру, на которой я провел большую часть межцеремониального интермеццо, и небрежно швырнул ее в угол. Потом взялся двумя руками за тяжелое металлическое кольцо на двери и несколько раз сильно ударил во внутреннюю оковку.

— Распахните дверь! — приказал он невидимым стражникам на площади. Властители Домена покидают храм!

Отец и Данк, поднатужившись, сняли главный засов с двери и попытались вертикально прислонить его к стене слева. С первого раза у них не получилось, но тут же вмешался Сагастен, подпер центральную часть толстенной стальной балки мощным костлявым плечом и резко поставил ее концом на каменные плиты. Я еще раз подивился его невероятной силе. Втроем они, перебирая руками вдоль засова, легко и быстро привалили его к стене. Сельфа мягкими, уверенными движениями откидывала и отодвигала остальные запоры, поменьше, закрепленные на самой двери. Да, наш храм, похоже, мог выдержать серьезную осаду!

Дверь качнулась и стала открываться. Прозвучал громовой голос глашатая:

— Склонитесь, Властители Домена покидают храм!

Альда вдруг издала странный звук — то ли фыркнула, то ли застонала. Сельфа обернулась к ней, задавая немой вопрос.

— Не могу понять, что означает его кровь, — объяснила мама, кивая в мою сторону. — Точнее, то, что у него вместо крови.

— Я здесь многого не понимаю, — серьезно ответила Сельфа. — Но знаю одно: он невыразимо странен, и все же не враг. Хильфейт не лжет.

И дверь, наконец, растворилась, и отраженные белым мрамором лучи закатного солнца брызнули в мои глаза. Сзади медленно сходились створки внутренней двери, отсекая нас от звенящей полутьмы, от огня на алтаре и от всего, что было пережито после полудня. И простор площади, почти необозримый после теснящих стен Зала Тайны, казался добрым символом, светлым знаком грядущего. Грядущего без обреченности. Предстояла тяжелая борьба, и несомненно, много в ней должно было встретиться неизбежного, предвиденного и даже вынужденного. Но из смертельной хватки магической безысходности мы все-таки вырвались. И я вдохнул свежий воздух полной грудью.

Мама снова фыркнула.

— Ты чего? — не шевеля губами, спросил Данк.

— Самые умные мысли могут оказаться бесплодными, э-э… как это у Рассаля… «упав на неблагодарную почву бытия». Я-то уже рассчитывала — ты в Янтаре, к следующей луне Райдок заберет Оранж по Теплой линии… Красиво, черт побери, логично… Могучий принц принимает богатый колорат, не без риска, правда, но кому же и рисковать теперь, как не тебе? Сельфа заняла позиции прочно и надолго, из Дэдлока ее не то что враг, но и Сенрайд не вышибет. Белым принцем в нашей ситуации рисковать нельзя, от меня, честно говоря, пользы не больше, чем от Моуриса… Ну, раза в три, может, больше, но это же несерьезно… А ребенку — удобный и относительно безопасный Ранскурт, обжитый, близкий, я, в общем-то, рядом — что здесь, что в Харденанге, что в Дельфосе… Можно сказать, полигон. В Ранскурте можно научиться и управлять, и сражаться, и хозяйничать… Да что я это тебе рассказываю? В общем, думала, дура, все просчитала, все решила, даже с этим вот, — она опять мотнула головой в мою сторону, — сегодня посоветовалась. И как последняя рыбачка!.. Обидно-то как!

— Что обидно?

— Воле истинного принца не могут, не должны мешать обстоятельства! Если я решила, что будет так, и молча сжевала собственное решение — чем ценно тогда мое мнение, мое желание? Чем отличаюсь я, отдающая приказы, от любой мужички, приказам повинующейся? Какие же мы властители, если не властны над собой и судьбами своими?

Данк хмыкнул.

— А кто властен над собой, Изумрудная? Ты от рождения в плену этикета, ты даже засыпаешь и просыпаешься, как предписано, а не по воле своей.

— Но власть предписаний выбрала я, я, еще раз я, и никто, кроме меня! И кстати, эти самые предписания говорят мне: принцы рождаются, чтобы повелевать судьбами стран и народов! А не наоборот!

Данк хмыкнул еще раз.

— Изумрудная, плюнь ты на свои аристократические выдумки. Перед камнем, падающим на голову, принц и нищий равны.

— Нет! Нет и нет! Нищий, чтобы уцелеть, обратить внимание на этот камень обязан, а принц не имеет права! Для этого есть слуги, гвардия, охрана, те же нищие, наконец! Они, именно они обязаны уберечь голову правителя, вплоть до того, что камень вообще не должен упасть!

Данк хихикнул.

— Ореол мощи, не позволяющий камню упасть на землю — да это уже бог!

— А разве величайший из богов не есть только лишь Белый принц небесных Доменов? Мы этого пока что не можем и не умеем, но это стыд наш, а не судьба!

Данк пожал плечами.

— Звучит красиво, но я всегда предпочитал действовать сообразно обстоятельствам. Таков мир.

— Если мир мне не по нраву, его следует изменить, — упрямо сказала Альда и замолчала. Я тут же воспользовался паузой.

— О Изумрудная повелительница, — сказал я с максимальной дозой желчи, — не будешь ли ты так добра перестать называть меня «этот»? К тому же, ты скоро устанешь указывать на меня кивками. У тебя уже тиара съехала.

Мама глянула на меня, неожиданно улыбнулась, остановилась и поцеловала меня в висок.

— Не знаю, кто ты, — сказала она мягко, — и потому мне трудно обращаться к тебе, как к сыну — не хотелось бы обмануться…

Я кивнул. Это я хорошо понимал.

— …но ведешь ты себя, как истинный принц. Как Райдок. Так и хочется надрать тебе уши за наглость!

Судя по всему, сейчас прекрасная Альда мысленно показывала Данку длинный ехидный язык.

А мы медленно шли через площадь наискось, по верхней террасе, от ворот храма к воротам дворца. И толпа молча глазела на нас — таких разноцветных, сияющих и могучих.