Посох. Тетралогия

— И все ж таки в нем есть сила, — негромко заметил отшельник. — Правда, не та к которой ты привык. Возможно, когда он сам ощутит ее, она поможет вам справиться с приступами.

— Хотел бы я на это надеяться… — пробурчал посох.

— А ты надейся, — посоветовал отшельник. — Ну что? Будем спать?

— Пора, — согласился посох.

Эти двое уснули довольно быстро. Ну еще бы, они же проснулись гораздо раньше Курта. Они спали, а он лежал на спине, на мягкой толстой шкуре и смотрел на далекие звезды, таинственно мерцающие между зубов дракона…

А утро застало их уже в пути. Отшельник не любил нарушать обещания, данные самому себе, да еще и в присутствии двух свидетелей. Курт осторожно спускался вниз по склону горы вслед за отшельником, Мур пристроился у него за спиной — для такого дела отшельник не пожалел одного из своих крепких дорожных мешков. Кроме посоха, в мешке обреталось некоторое количество весьма странной еды, которая не была похожа ни на что виденное Куртом ранее. Тем не менее отшельник утверждал что это не только питательно, но и вкусно… конечно, если привыкнуть. Главными же достоинствами этих невзрачных серых комочков были их легкий вес и то, что они могут храниться практически вечно."Боюсь, они не испортятся даже после того, как ты их съешь!" — ехидно заметил тогда Мур.

Курт посадил его вместе с ними в один мешок практически в отместку.

Утро открыло глаза, и рассвет зазвенел пронзительно и тревожно. Рассвет звенел странной томительной ноткой, словно меч в руках диковинного певца и сказителя из некоей чужедальней страны, как-то раз случайно забредшего в Денгер. Сказитель пел, аккомпанируя себе на клинке — и подошедшие, дабы разобраться по-свойски, костоломы из гильдии уличных музыкантов стояли молча, не решаясь приблизиться, не то что напасть, стояли, слушая загадочную и грозную музыку. Что там их дурацкие дубинки, когда у этого парня — меч. Да какой! И он явно умеет с ним обращаться получше городских стражников. А как он играл! Курт ни разу не слышал, чтоб кто-нибудь извлекал из меча что-либо подобное, он и вообще не знал, что можно играть на мече, а вот поди ж ты — можно, оказывается! Вот только музыка эта уж очень тревожная, тревожная и грозная. Прямо как сегодняшний рассвет.

Что-то невидимое и грозное глядело на Курта из начинающегося утра, что-то похожее на тот давний звон клинка. Словно сквозь яркие глаза рассвета медленно и недобро смотрел кто-то другой.

Конница появилась неожиданно, причем со всех сторон. Отступать было поздно, да и некуда.

— Старею, — вздохнул отшельник. — Просмотрел…

— Так. И что теперь? — прошептал Курт.

— Сейчас посмотрим… — отозвался отшельник.

— А ну стой! — заорали конные. — Кто такие?!

— Прохожие, — ответил отшельник густым сильным голосом. — Приятеля моего Куртом Путешественником величают, а меня люди Горным Старцем кличут.

— Это не имена, — брезгливо бросил кто-то из конников.

— Да вы сами-то кто такие будете? — прокричал отшельник.

— Мы не обязаны отвечать! — долетело до них.

— На такой вопрос только воры и разбойники не отвечают, — рассмеялся отшельник. — Потому что им самих себя стыдно!

— Закрой свою поганую пасть, пока ее стрелой не заткнули! — заорал начальник отряда всадников и, пришпорив коня, ринулся к ним. Однако отшельник стоял как скала, и конь, внезапно заупрямившись, как перед чересчур высоким препятствием, остановился шагах в трех от него.

— Так кто же вы все-таки? — мягко спросил отшельник. — Как я уже сказал, на этот вопрос не отвечают только воры и разбойники. Если вы и сейчас промолчите, я буду считать что ваше молчание мне уже ответило.

— Мы — новые хозяева этой земли! — грозно ответил начальник всадников, понукая коня. — А ты, старик, нарвался!

— У земли не может быть хозяев, — сказал отшельник. — Только друзья или враги.

— Надо же, какие мы ученые… — насмешливо произнес начальник всадников. — А я тебя чуть было не зарубил сдуру. Похоже, тебе есть о чем порассказать, а?!

— Возможно, — в голосе отшельника была неприкрытая издевка. — Возможно, но вот сумеешь ли ты меня упросить? Ворам и разбойникам я сказок не рассказываю.

— Не беспокойся, сумею, — тон, которым начальник всадников произнес эти слова, был страшен.

— Да неужели?! — расхохотался отшельник.

Начальник всадников выхватил меч; лицо его исказила гневная гримаса.

— Человек, впервые заявивший что у земли не может быть хозяев, великий Санга Аланда Линард — давно мертв, — прошипел он. — Не знаю, кто ты, правнук или просто последователь — но ты безумец. Твой путь обречен, потому что все идеи твоего учителя рухнули, а сам он был изгнан королем после своей знаменитой речи, и теперь, когда от Оннерского Союза остался жалкий прах — теперь мое время. Мое!!! Потому что я принадлежу к младшей ветви правителей Голорской Империи, и в отличии от Линарда — я жив.

— Это поправимо, — усмехнулся отшельник, но начальник всадников, казалось, перестал его замечать: собственная речь пьянила его похлеще вина, приводя в неистовство. Он словно позабыл, где он и что с ним.

— …от имени королевства Рон, представляющего здесь тень Голорской Империи!.. — вещал он. — Мы пришли, чтобы окончательно втоптать в грязь все, что когда-то звалось Оннерским Союзом, все, что осталось от Джанхара — и тогда из возросшего королевства Рон возродится то, что дремлет веками укрывшись собственной тенью.

— Вынужден тебя разочаровать, красавчик, — негромко проговорил отшельник — но Курт вздрогнул от звуков его голоса.

Мельком взглянув на него, Курт вздрогнул еще раз и поспешил отодвинуться от своего попутчика. Линард был страшен. Казалось, до этого мига он сберегал себя и свой гнев в неких невидимых ножнах. Теперь он сдернул эти ножны единым движением — и Курт с трудом боролся с желанием завопить от ужаса и сбежать под защиту всадников. "Так вот как выглядит ярость настоящего воина, " — отрешенно подумал он. Враги казались желанным прибежищем — а ведь ярость была направлена не на него…

— Вынужден тебя разочаровать, красавчик, — медленно и со вкусом повторил отшельник. — Санга Аланда Линард жив. Я — Санга Аланда Линард!

И такая сокрушительная сила была в его словах, что грозный начальник всадников сломался в одну минуту. Он весь поблек, как бы выцвел, в его глазах метнулся страх. Он старался не смотреть на стоящего перед ним отшельника.

— Этого не может быть… — прохрипел он; на лбу его вздулись вены, лицо, казавшееся совершенно белым, вдруг пошло багровыми пятнами, потом на него опять возвратилась безжизненная белизна. — Не может быть… время… не…

— Может! — яростно возразил отшельник — и начальник всадников поверил. А поверив, умер. Совершенно самостоятельно.

— Ты… он… — прохрипел он с вытаращенными от ужаса глазами. — Зачем ты… явился…

Прохрипев свой заключительный монолог, он рухнул с коня и больше не поднялся.

— Магия! — заорал кто-то из всадников. — Чародейство! Колдун! — дружным хором поддержали его остальные.

Они натянули луки, и на Курта с отшельником обрушился дождь стрел. Впрочем, отшельник знал свое дело. Так что Курт мог спокойно стоять под смертоносным дождем и задумчиво наблюдать, как превратившийся в белое пламя меч в руках отшельника вершит невероятное чудо, сохраняя их жизни в целости и неоцарапанности.

Наконец стрелы перестали падать. Всадники опустошили свои колчаны. Пустить в ход мечи они не осмелились и растерянно топтались на месте. Сомнения и страх ясно читались на их обескураженных лицах. Человек, в одиночку отбивший такой ливень стрел — полно, человек ли он? И если с ним не справились стрелы, справятся ли мечи? Не лучше ли попросту отступить, сбежать… кому пользы будет от их бессмысленной гибели? Конечно, если бы командир был жив и приказал атаковать… они бы подчинились не задумываясь. Подчинились — и погибли бы, исполняя свой долг. Но командир убит, и некому отдать приказ к атаке. Командир убит — и некому повести их за собой. Командир убит… так может быть лучше… Но и на бегство не могли решиться эти бедняги: ведь командир убит… и некому отдать приказ к отступлению.