Вариант «Бис». Дилогия

Но это – если забыть, что на войне «по плану» бывает настолько редко, что каждый отдельный случай можно записывать в учебник. Куда чаще при малейшем соприкосновении самых точно разработанных планов с действительностью возникает бардак, удивительно напоминающий что-то такое, что однажды в присутствии старшего капитана Пак Хен Ю советский военный советник при штабе КНА метко назвал «бредовым видением в воспаленном мозгу пьяного диабетика». Будучи переведено дословно, это определение навсегда запомнилось всем присутствовавшим при разговоре – и особенно потому, что приведено оно было удивительно к месту.

– Время, ребята, – скомандовал старший капитан тем, кто лежал рядом с ним. Для полноценного или даже хотя бы минимального отдыха этих минут, разумеется, было мало. Пульс только-только пришел в норму, и резь в освобождающихся от излишней крови мышцах стала разве что едва переносимой. Но времени не хватало: несколько километров – это огромное расстояние, если его надо пройти в тылу врага.

– Пошли… Айо – головным, смени молодого. Ли-старший – замыкающим. Пора.

Остальным, кто был дальше и не мог слышать его шепота, команда была выдана жестом – простым и доступным, как корейский алфавит. Дождавшись, пока менявший находившегося в головном дозоре бойца сержант, согнувшись, уйдет вперед, старший капитан Ю махнул рукой еще раз, выдавая «исполнительный» приказ. Разведчики, уже поднявшиеся к этому времени на ноги, осторожно двинулись вперед. Короткая цепочка одетых в белое людей семенила по пробитой уже несколькими парами ног тропке, наклоняясь все больше и больше.

Когда ложбина окончательно сошла на нет, они снова легли на землю и поползли – один за другим. Это требовало таких усилий, что усталость, едва отступившая, навалилась почти сразу. Час, потом еще один. Дважды группа упиралась в необозначенные на их картах проволочные заграждения, и хотя советский «нож разведчика» позволял их быстро преодолевать, опасение нарваться на противопехотную мину или столкнуться с какими-либо мерами сигнализации оба раза привело к тому, что бойцам группы приходилось аккуратно, каждую секунду готовясь прикрывать друг друга, отползать назад в поисках обходного пути. Один раз вновь сменившийся в головном дозоре разведчик почти уткнулся в мину, вывернутую из земли и торчащую почти ребром; но мина оказалась противотанковая, и он просто указал на нее остальным, даже не собираясь тратить время на вывинчивание хотя бы одного из взрывателей. Кто знает, насколько тот успел проржаветь…

Между тремя и четырьмя часами ночи группа едва не погибла. Боец Ли-старший, в очередной раз поменявший свое положение в строю на соответствующее тыловому дозору, неожиданно решил, будто что-то слышит. Это был один из тех участков местности, где можно было не ползти, а бежать – и то, что он услышал хоть что-то, задыхаясь под тяжестью собственного тела и навьюченного на него оружия, было почти чудом.

Сначала Ли-старший бесшумно, не звякнув ни одной железкой, рухнул на землю, а потом так же поступили все остальные, сумевшие заметить его отчаянную, обращенную вперед жестикуляцию, или даже просто почувствовавшие его вздох. Через несколько секунд тела разведчиков были уже неразличимы на занесенной снегом земле, там и сям покрытой темными контрастными пятнами торчащих из-под снега веток. Только через две-три секунды стало ясно, что Ли-старшему не показалось: все-таки опыт – это великое дело. Мимо шел патруль лисынмановцев – три человека, двигающиеся короткой слитной цепочкой, негромко переговаривались между собой, посмеиваясь чему-то. Это было их ошибкой – в дозоре двигаться положено молча.

– Да все мы знаем… – донесся до лежащих бессмысленный отрывок какого-то разговора. – Такая война… Если не мы, то коммунисты всю страну себе заберут: будем на собраниях сидеть целыми днями… Проклятая война… Проклятые коммунисты…

Старший капитан Ю осторожно, чтобы не стукнуть локтем о землю, вытянул из поясного кармана маскхалата пистолет. Южнокорейцы двигались «наискосок», под острым углом к их курсу, но всегда была вероятность, что они кого-то заметят. Три человека, ничего не ожидающие в нескольких километрах от линии фронта, не представляют угрозы сами по себе. Скорее всего, это двое караульных и разводящий, и они идут менять какой-то секрет или наблюдательный пост. Чуть что – и его ребята изрешетят их в несколько автоматных стволов. Но вспышки и звук перестрелки, как бы быстро она ни закончилась, приведут к тому, что через какой-то десяток минут их группу начнут активно убивать.

Попытаться снять бесшумно? Старший капитан накрыл пистолет телом и как можно более мягко, стараясь избегнуть громкого щелчка затворной рамы, дослал патрон в патронник. Малокалиберным пистолетом можно хотя бы попытаться сработать тихо, но и в этом случае исход окажется тем же: исчезновение караула можно интерпретировать лишь одним способом, а искать диверсантов начнут задолго до того момента, когда они смогут приступить к выполнению своей задачи. Лишь тогда можно будет почти не обращать внимания на то, что твориться вокруг.

– Когда же нас по домам пустят, к детям да женам… – в последний раз пожаловался уже совершенно исчезнувший в темноте вражеский солдат на родном языке большей части разведчиков группы. Можно было без особого труда узнать даже диалект – что-то северо-восточное, из района Капсана или Хапсу. Значит, или перебежчик, или насильственно мобилизованный. Ребят оттуда, из горных поселений, с удовольствием берут в разведку – они всегда отличаются выносливостью. Таких всегда тяжело убивать.

«К женам и детям, – повторил командир группы про себя, когда враги ушли, так и не заметив лежащих всего в нескольких метрах от них разведчиков. – Больно молод для жен и детей. Но, может, и правду сказал, – и тогда им будет хороший урок. Предателям – одна дорога».

Вперившись взглядом в ту сторону, где растаяли темные силуэты, старший капитан продолжал лежать, все еще сжимая в руке пистолет, направленный в спины врагов. Вроде бы пронесло, но лучше потерпеть холод лишнюю минуту, чем рисковать, что тот же северянин или кто-то из его товарищей услышит шорох поднимающихся тел сквозь стук собственных ботинок по снегу. За то, что их с такого расстояния увидят, Пак Хен Ю уже не беспокоился – ночь шла на убыль, но было еще достаточно темно.

«Вперед», – подал он команду в очередной раз, теперь уже не издав ни шепота. Очень осторожно поднявшись, разведчики несколько десятков метров шли медленно, переставляя ноги одну задругой, чтобы лишний раз не скрипнул снег. Согнувшись так, что со стороны его фигура должна было напоминать иероглиф «Мей», старший капитан продолжал прислушиваться. И только когда за всю следующую минуту ничего не случилось, он подал сигнал переходить на бег. В этот раз бежали сравнительно неторопливо, больше слушая и глядя по сторонам, чем заботясь о секундах. Хотя выражений лиц в темноте было не различить, а ни одного слова никто не произнес, было ясно, что произошедшее впечатлило всех.

Еще час. Еще тридцать минут, и еще десять. Ни одного привала разведчики больше не сделали. Единственное, что позволяло им хотя бы условно отдохнуть, – это «ориеитационные» паузы, которые регулярно приходилось осуществлять. Ориентирование ночью – это само по себе непросто, а когда оно производится в пространстве, густо пронизанном ухищрениями военных инженеров сразу нескольких схлестнувшихся армий, то превращается в сложнейшую задачу. Решению такой задачи нельзя научиться в классе, на теоретических занятиях. Такое приходит только с опытом.

То, что карта была сравнительно неплохой пятисотметровкой предвоенного выпуска и датировала последнее обновление январем 1950 года, помогало слабо: за три года войны она устарела. Останавливаясь, чтобы внимательно послушать окружающее и тщательно осмотреть ближайшее пространство перед собой (это было второй, а скорее и первой важнейшей задачей таких остановок после собственно контроля за направлением движения), командир группы почти вслепую наносил на карту замеченные объекты: изорванные, неохраняемые участки проволочных заборов, абсолютно новый, судя по ровно отбитым краям, противотанковый ров, тянущийся почти точно с запада на восток. У рва они потеряли еще десять с лишним минут, потому что подходы ко рвам и эскарпам было принято защищать противопехотными минами, подготовленными для вражеских саперов. Пока несколько выдвинувшихся вперед бойцов щупали землю, старший капитан в очередной раз согнулся над наброшенной сверху плащ-палаткой, такой же серой, как и все вокруг. В свете слабенького фонарика он тыкал карандашом в карту, мучительно пытаясь справиться с дрожанием рук. Перчатку снимать, а потом снова надевать было некогда, и карандаш то и дело выпадал из неловких пальцев, заставляя старшего капитана внутренне рычать от злости.