Страница 48 из 211
— Согласен! — Слово вылетело прежде, чем он решился.
И он решился.
Глаза бородатого соперника вспыхнули торжеством. Тот уже был уверен, что одержал победу.
«Рано радуешься, дорогой мой! — подумал Осетр. — Ты не знаешь, что такое "росомаха"! Ты, наверное, думаешь, что эти парни набивают себе цену, распускают слухи про свои умения, чтобы на девушек впечатление произвести! Как же ты будешь разочарован!»
— Оружие какое?
— Любое. Кроме огнестрельного.
— У меня с собой никакого нет.
— У импресарио найдется. Какое хочешь…
— Надо посмотреть, что там у него. Тогда и определимся окончательно.
— Хорошо, — Гладиатор расправил плечи, и сквозь футболку со словами «Ave, Caesar, morituri te salutant» проступили рельефные мышцы.
Осетр с трудом подавил в себе желание сделать то же самое. Картина получилась бы смешной. Во всяком случае, для гладиатора, с его мышцами, — точно…
— Бьемся до первой крови?
— До первой крови. Хотя, если есть желание…
— Нет, — Осетр мотнул головой. — Только до первой крови, и никак иначе.
— Как скажешь. Я вызываю, ты решаешь… Ужин здесь в восемь. Бои начинаются в шесть. Так что ужинать будешь не там, где обедал. За другим столом!
— Да? Не кажи «гоп», пока не перепрыгнул!
— Ишь как окрысился! — Гладиатор усмехнулся. — Ладно, ладно… Не долго осталось.
Осетр глянул на браслет — было без малого три.
— В половине шестого будь на самом нижнем этаже, — продолжал соперник, — там, где выход на пляж. Я буду тебя ждать.
На том и договорились. Гладиатор ушел заниматься своими неведомыми делами. А Осетр пошел искать тренажерный зал.
Глава сорок четвертая
Когда сознание вернулось, рядом не оказалось ни господина Костромина, ни избушки. И храппового леса вокруг тоже не было. Осетр обнаружил себя на странной планете, на которой не было ничего, кроме гор, оранжевого песка и багрового неба, похожего на залитую кровью простыню.
А еще была тревога, переполнявшая душу смертным страхом.
Осетр некоторое время стоял, озираясь, но от этого не появились ни лес, ни избушка, ни Костромин-Муромец. Зато багровое небо вдруг полыхнуло алыми молниями, заволновалось, забурлило, в нем возникали десятки водоворотов. Точнее, небоворотов… Небовороты закручивались в воронки, неслись вниз, тянулись к Осетру, окутывая его багровым мраком, в котором не было ничего, кроме все той же беспросветной тревоги.
А когда мрак ушел, открылась обитаемая Вселенная. Осетр видел сотни планет одновременно, и на всех на них не было мира. Полыхали величественные здания, похожие на причудливые деревья. Они разлетались в пыль, рушились обломками на землю, медленно и неотвратимо — будто лепестки умирающих цветов облетали, будто осенние листья. Вот только листья через полгода распустятся, а для этих зданий весны уже не будет. Никогда!.. А потом с неба на землю начали падать странные каплеобразные создания, и среди них распускались не менее странные живые цветы. Если такой цветок касался каплеобразного создания, оно взрывалось и продолжало мчаться к земле пылающей кометой. Но цветов по сравнению с каплеобразными было мало, и львиная доля атакующих достигала поверхности, и тут у них вспарывались бока, распахийаясь наружу подобно десантным люкам, и на волю устремлялась толпа существ, в которых даже женщина признала бы солдат. Вооруженные неведомыми предметами, они неслись по улицам человеческих городов, сея смерть и разрушение, шестилапые, похожие на пауков с крокодильими головами, стремительные, как молния, и неуязвимые, как ураганный ветер, и там, где они вершили свою поступь, не оставалось ничего, кроме засыпанных пылью обломков и залитых кровью останков, ничего, кроме смерти… Осетр не выдержал такой картины и тоже умер…
А когда он ожил, вокруг опять не было ни пропавшего агента Муромца, ни лесной избушки. Но и странной багровой планеты не было. Над головой царил деревянный потолок, выкрашенный белилами. Похоже, был день. Искусственный свет вроде бы другой, не такой яркий…
Осетр закрыл глаза, снова открыл их и понял, что веки действуют. Потом он повернул влево-вправо голову, чуть-чуть, самую малость и обнаружил, что мышцы шеи тоже работоспособны. Дальше пошло быстрее — обнаружились руки и ноги. И тогда проверить, шевелится ли тело, оказалось проще некуда. Тело шевелилось.
Вот и прекрасно!
Осетр сел на койке и пощупал правой рукой затылок.
Чем это его так отоварили? Каблук, наверное, сволочь, подкрался сзади, морда бандитская. Шишки, правда, нет…
И тут же, вместе с именем Каблук, всплыло все остальное, добавилось к агенту Муромцу, избушке и лесу. Матвей Спицын-Чинганчгук, кабатчик Макарыч и дочка его Маруська, а за ними вышли из небытия пьяные рожи клиентов «Дристалища», и майор Мурашко, и господин Бабушкин, и погибший врач Герасимов… И Дед, и ВKB, и Его Величество Владислав Второй…
И Осетр вспомнил наконец, кто он такой. И понял, что находится в лазарете, где уже был однажды, беседуя с медсестрой, которую тоже убили.
Откуда-то послышался женский голосок. Мягкий и добрый. Знакомый. Кажется, Маруськин…
— Маруся! — Осетр попытался встать, но тут же пошатнулся и снова сел на койку: ноги хоть и имелись, но держать не хотели. По крайней мере, пока…
За дверью кто-то протопал, и на горизонте объявилась девушка, но это оказалась вовсе не Маруська.
— Ой, больной, зачем вы встали? Вам нельзя! Ни в коем случае!
— Почему это?
— Врач запретил.
— Как это врач? Его же убили..
— Ой! — Девушка смутилась. — Да, их тут убили обоих. Но когда вас привезли, врача вызвали из соседнего города. Администрация даже глайдер выделила. И меня временно сюда перевели. Я вообще-то в Етоеве работаю…
— Откуда меня привезли? — перебил Осетр.
— Из лесу. Вас же всех из лесу привозят. Правда, не всегда. Некоторые порой так там и остаются.
— Нас? — Осетр поднял правую руку и поскреб затылок. Рука слушалась хорошо. — Кого нас?
— Заключенных. Правда, обычно они окончательно с ума сходят, и тогда просто приводят приговор в исполнение. Но изредка бывает, что и выкарабкиваются. Правда, насколько мне известно, амнезии еще ни у кого не бывало.
— Я не заключенный, — сказал Осетр и снова попытался встать. На этот раз успешно. — Я вольный торговец, и мне надо идти.
— Никуда вы не пойдете! — Девушка цепко взяла его за плечи и усадила на койку. — Теперь понятно, почему и врача вызвали, и меня сюда перевели. За вами, наверное, стоят большие деньги. Или большие люди.
«А вот тут ты, голубушка, ошибаешься. Не стоят за мной ни большие деньги, ни большие люди, потому что я слишком маленький человек для этого. Но думай так и дальше. Для моей же пользы думай…»
— Сегодня вы никуда не пойдете, — повторила сестра. — Завтра опять прилетит врач, осмотрит вас. Тогда, возможно, и отпустит. Если посчитает здоровым.
«Ага, — подумал Осетр. — А за это время мне снова дадут по голове. И теперь уже так, чтобы больше не встал. Нет, надо срочно посылать донесение руководству. Черт с ней, с этой треклятой "суворовской купелью". Живы будем не помрем, пройдем "купель" и со второго раза».
— Как вас зовут, сестричка?
— Алина.
Он взял ее за руку и погладил теплые пальцы:
— Алиночка! Мне действительно надо выйти отсюда. Позарез надо! Сегодня надо! Меня, может, убьют до завтра.
— Но вы же еще очень слабы! — Сестра мягко высвободила руку, отодвинулась. — Подождите секунду!
Она двинулась к двери. Он попытался последовать за нею, его снова шатнуло, и он опять сел на койку. Потом прилег, но тут его замутило, и пришлось снова сесть, чтобы не запачкать белье и себя.
Пока он боролся с наваливающейся слабостью, Алина вернулась. Она принесла серую пилюлю на блюдечке и стакан воды.
— Вот, примите-ка это. Вам сразу станет лучше.
«Мне сразу станет лучше», — подумал Осетр.
Эти слова звучали в его мозгу музыкой. Свадебным маршем Мендельсона…