Страница 31 из 112
Удивительно, сейчас, когда идет война Китая с Вьетнамом, большинство американцев, которых я знаю, хотят только одного — войны России с Китаем. По-моему, только русские, включая русских эмигрантов, не хотят этого.
Сейчас 17.00. Успокоился. Все понять, все простить. За что на них обижаться, у них своя жизнь.
Сейчас собираюсь с Лин Биссоу, хозяйкой квартиры, посмотреть, где она играет в свои «шары». Игру, которой она занимается по вечерам два раза в неделю. Она большая мастерица на все руки, настоящая хозяйка семьи. Все денежные дела идут только через нее. Хотел взять ее девочек с собой посмотреть, как мама играет, — не получилось. Их отец как раз сегодня запретил им гулять целую неделю.
— Что случилось, Элл, за что такое сильное наказание, — спрашиваю.
— О, Игор, они проспали церковь сегодня утром…
18 февраля, понедельник. Встал в 9.30. Спал в каком-то забытьи. Побаливает сердце. Решил не пойти на работу. Позавтракал. Пытаюсь понять, что творится. С одной стороны — вежливые люди, помощь со всех сторон. С другой — глухое непонимание. Ведь война же.
Поехал покупать продукты и развеяться.
Второе после «Кентакки-фрайд», что можно увидеть везде в Америке, — это «Мак-Доналде». Так сначала назывались (по имени создателя) бутерброды: половинка круглой (размером с калорийную) булочки, слой сыра, помазанный душистым майонезом, дальше слой опять булочки, потом пара листочков салата, слой негорькой горчицы и тонкая, плоская котлетка по размеру булочки. А все накрыто второй половинкой булочки. И весь этот тройной бутерброд подают подогретым в специальной пластмассовой коробочке. Бутерброд называется «Биг Мак» (стоит 99 центов), с этого начал Мак-Доналд, и сейчас по всей стране — у дорог, торговых центров, везде в Америке стоят специальные, одинаково построенные домики, в которых продают изделия Мак-Доналдс. Где бы вы ни были, вкус и качество «Биг Мака» абсолютно одинаковы, как бутылки кока-колы.
После покупок, на которые ушел почти весь день — не потому, что очередь, а потому, что глаза разбегались, — я решил зайти в «Мак-Доналдс». Съел «Биг Мак», выпил большой бумажный стакан кока-колы (все вместе — 1 доллар 45 центов) и здесь же, за столиком, пишу.
Все в помещении максимально механизировано и, несмотря на стандарт, выглядит очень привлекательно и весело. Много детского визга, смеха, как в кафе около Московского зоопарка. Дети почему-то обожают «Мак-Доналдс». У них — свой вкус.
Домики «Мак-Доналдс», стилизованные под «таверны у дороги», квадратные, кирпичные, с огромными, до пола, окнами. Помещение зала перегорожено невысокими кирпичными перегородками, примерно по пояс, а выше на них стоят деревянные, мореные, декоративные как бы загородочки, колонночки колониального стиля, стулья яркие, красные, спинки белоснежные, музыка — веселая, народная, негромкая, на стенах — яркие картины, кругом цветы (искусственные, но яркие). Девушки и юноши, работающие здесь — им всем лет по 18–20, — обслуживают весело. Собственно, дел немного: бутерброды уже сделаны на фабриках и лежат в больших ящиках с ячейками. Ребята все подносят с улицы эти ящики и кладут их друг на друга, и тогда нижние ящики уходят куда-то под пол. Там, по-видимому, они попадают в нагреватель и через некоторое время вылезают с другой стороны уже тепленькие, душистые, их укладывают в коробочки — и все. А у стойки четыре девушки, у каждой своя касса, выписывают в книжечку (по целой странице на каждый заказ) и отдают его дальше через стенку в заднюю часть, в кухню. А потом получают деньги, дают сдачу, сами наливают коку, сок или кофе. За это время через стенку уже подают твою горячую коробочку. Дальше — дело техники.
Не забыть — трудно было приучиться не запирать машину, даже тогда, когда в ней лежат покупки. Но здесь никто не запирает, запирать — считается плохим тоном.
Уже темнеет. Сижу у большого окна, дорога и торговый центр в десяти шагах. Там бесшумно, медленно и спокойно катит Америка. Еще дальше — черные на фоне лилового заката горы.
Какие «старинные» абажуры у этого «Мак-Доналда»…
Да, не забыть: номерные знаки у всех штатов имеют свой цвет. В середине, как и у нас, — крупный номер, ниже мелкими буквами — название штата. Сверху номера каждый штат имеет надпись, утвержденную штатом. Обычно это что-то рекламирующее, привлекающее в штат. Помню, в Вашингтоне часто встречались машины с надписью: «Вирджиния — для любовников». Штат Вирджиния был рядом.
На моей машине — она принадлежит штату Вермонт — написано: «Голубые горы». На номере штата Нью-Гемпшир, который гордится тем, что из него во время гражданской войны Севера с Югом вышли «северяне», янки, в отличие от жителей южных штатов, которых здесь называют «ребеллс» — «мятежники», написан девиз янки гражданской войны: «Жить свободным или умереть».
Еще пару лет назад этот лозунг был выгравирован и на всех удостоверениях водителей штата Нью-Гемпшир. Но именно тогда полиция арестовала за превышение скорости какого-то гражданина. Назовем его Эн. Как всегда, велели предъявить права. Верхняя часть прав, где был лозунг «Жить свободным или умереть», оказалась заклеенной, замазанной.
«Почему права не в порядке, я отбираю их, а вы должны получить новые и заплатить штраф за порчу прав», — сказал полицейский.
«Нет, не буду, — отвечал Эн, — я не могу принять этот лозунг, я пацифист и не хочу умирать, даже если бы пришлось поступиться свободой…»
Полицейский вытаращил глаза. Дело пошло на принцип. Полиция отобрала права. Эн подал в суд. Суд обязал полицию выдать новые права, а Эн — взять и хранить их, какие есть, с лозунгом.
«Нет», — сказал Эн и снова стер лозунг. Тогда его по решению суда посадили в тюрьму за подчистку официальных документов, дети его подверглись гонению в школе. Но Эн был не робкого десятка. Он обжаловал решение суда штата в федеральный суд страны. Долго тянулось дело. И наконец федеральный суд решил: «Да, надпись выходит за рамки нейтральной, нельзя заставлять свободного человека принять такой лозунг, так как это противоречит конституции». Поэтому сейчас на моих правах написано просто «Нью-Гемпшир».
Передали сообщение о том, что Вьетнам объявил о «выдающейся победе: убито 3,5 тысячи китайцев, уничтожены сотни танков». А ведь перед этим всем казалось, что китайцы разобьют Вьетнам в один день. Поэтому сейчас дикторы обескураженно объясняют: «Конечно, вьетнамцам верить нельзя, ведь китайцы должны быть сильнее…»
Да, пресса меня разочаровала. И так же, как всегда, грипп из Европы здесь называется «русский грипп», а война Китая против Вьетнама пошла под названием — «вьетнамская агрессия» (а не «китайское наказание Вьетнама», как было еще вчера). Уже полночь. Надо спать. Письмо домой так и не дописано.
19 февраля, вторник. Сейчас десять часов вечера, если верить часам на огромном камине. Я сижу в библиотеке Дартмут Колледжа. Библиотека, казалось бы, не очень большая, три этажа. Огромные залы, огромные дубовые столы. Раздевалки нет, все сваливают свою одежду и сумки куда попало.
Один из залов библиотеки всегда открыт до трех ночи, а одна из комнат — ночь напролет. В каждом из залов на первых двух этажах кроме столов и стульев стоят еще и большие кожаные диваны. На одном из них лежала, сняв сапоги, девица и, подложив под голову куртку, что-то читала. Как ни странно — очень тихо. Все учатся, но учатся и пользуются библиотекой как-то не так, как мы. Пока еще не знаю, «как надо», но чувствую, что я еще здесь «чужой».
Сижу на третьем этаже. Это серия очень высоких, длинных и темных залов. По центру их стоят несколько невысоких, круглых, как бы журнальных столиков, а вокруг них по четыре-пять огромных старинных мягких кресел. Около каждого кресла большой торшер. Вдоль стен — полки, наполовину заполненные книгами. Полки еще стоят и как бы поперек, разделяя пространство у стен на отсеки. Внутри каждого отсека, лицом к стене, в сторону от людей, от прохода, стоят тоже одинокие кресла и торшеры.