Страница 27 из 59
— Я существую во всех мирах и в любом времени их. Для меня нет границ в пространстве и во времени. Я знаю все обо всех, кроме, увы, вас. Вы — странная загадка, объявившаяся ниоткуда. Только вчера утром все было просто и понятно — здесь были войны, идиотские крестовые походы, мелкие интрижки ничтожных королей, одним словом, обычная размеренная жизнь, виденная мною бессчетное количество раз. Везде. Вас здесь раньше не было, вот в чем дело. А теперь вы есть. А зачем — не знаю. И не забудьте, для стоящего перед вами Князя Ночи тысяча девятьсот сороковой год такая же реальность, как и тысяча сто восемьдесят девятый, двухтысячный, или пять тысяч триста второй, например. Повторяю, я знаю все, обо всем, всегда и во все времена. Но вас и случившегося вчера в истории Вселенной нет. Вы отсутствуете в конкретной истории конкретного времени. Предназначение некоего Гунтера фон Райхерта состояло в короткой, непримечательной жизни, и гибели на рассвете тринадцатого августа тысяча девятьсот сорокового года. Английская пуля должна была пробить вам подключичную артерию, а самолет просто обязан был упасть в трехстах метрах от южного въезда в местечко Дартфорд. Есть такое, к юго-востоку от Лондона, совсем рядом с британским аэродромом который бомбила ваша группа. Видите, как я хорошо обо всем осведомлен? Но, пускай такое немыслимо, Предназначение не исполнилось… Почему? Зачем? Я докопаюсь до истины.
— Докапывайтесь, — пожал плечами Гунтер. — Кто вам мешает? Я-то тут причем?
— Да притом, — совершенно теряя выдержку, прошипел Лорд в лицо германцу. — Представьте, что с роли статиста вас перевели на роль главного героя некой пьесы, без ведома зрителей и других актеров, одному режиссеру известно — для чего. А вот ассистента режиссера, отвечающего очень за многое, в том числе за ход и качество пьесы, известить об изменениях не соизволили. Быть может, режиссер обнаружил в статисте великого актера всех времен и народов? Не замечал. Но один актер, сколь гениальным он ни был, не сумеет вытянуть пьесу к триумфу. Должен быть еще один не менее талантливый артист, ну, может быть два. Сейчас я не понимаю вас, не вижу… таланта, если возвратиться к моей метафоре. Вы правы, я действительно хотел вас изолировать. Почему? Да просто вы превратились в инструмент способный в иных руках сокрушить равновесие, повернуть спираль истории в противоположную сторону. Воображаете, что произойдет если вы случайно убьете, ну например, предка Наполеона? Или канцлера Бисмарка? Игнатия Лойолы? Примеров можно привести сотни… Я не смогу удержать такой инструмент в руках, и не позволю другим его использовать. А пока мировую историю можно удержать от необратимых изменений. Путь спектакль идет по предрешенному сценарию. Уезжайте в баронский замок и живите спокойно.
Гунтер, медленно и тяжело роняя слова, произнес:
— А если я — талантлив? Гениален? Переплюну и помощника режиссера, и… самого автора пьесы?
Лорд схватился за голову, прошелся от одной стены до другой, пиная мелкие камешки валявшиеся на полу. Гунтер приметил у него на затылке лысину. Наконец, сатана остановился и произнес яростно:
— Вы болван, Райхерт! Переплюнуть, как вы изволили выразиться, меня не-воз-мож-но! Понимаете? Не говоря уж об авторе. Вы — статист. Извольте скромно держать салфетку и провозглашать: «Кушать подано!» Усекли?
— Пошел ты в задницу… — грубо ответил Гунтер. — Я сам знаю, что мне делать… Здесь.
— Ни хрена вы не знаете, — в тон ему отозвался Лорд. — И сдохнете, как собака. Готов душу заложить, только кому, не представляю…
Гунтер вдруг прыснул со смеху, поднеся ко рту кулак. Снова вспомнились книги. Тот же Данте. Джудекка. И вмерзший в ледяное озеро Враг.
— Что вы ржете? — поморщился Лорд. — Можете сохранить серьезность хоть на минуту?
— Вспомнилась одна вещь, — хихикнул Гунтер. — Простите, а где ваши рога и хвост?
— Дома, в шкафу! — гневно рявкнул Лорд. — Вас еще удивляет, отчего у меня нет пятачка? Почему не пахнет серой и не шныряют нетопыри под крышей? Повторяю исходный диагноз — вы болван! Рога с хвостом, адское пламя и прочие театральные эффекты оставьте деревенским священникам, пугать детишек да неграмотных прихожан! Что, захотелось посмотреть на меня в истинном обличье? Значит, испустите дух прямо сейчас. Я мало похож на человека, и ваши нервы могут не выдержать. Хотели — получите!
… Ослепительная вспышка больно ударила по глазам, белый мертвящий свет разлился вокруг, уничтожив в себе ставшие вдруг прозрачными стенки сарая, на мгновение осветил пустую Вселенную и рассеялся, оставив мерцающий ореол. Внутри бесконечной пустоты, дышащей ледяным мраком, полыхнул язык багрового огня. Разгораясь, пламя стремительно меняло цвет на ярко-красный, оранжевый, охристый, бледно-желтый, затем белый, голубоватый, вплоть до густого фиолетового, снова возвращавшегося в багровый. Свет лился тугим осязаемым потоком, пронизывая тело, просвечивая его насквозь, но не давая тепла. И вот самом сердце клубящегося пламенного облака возникла исполинская фигура в призрачных развевающихся одеяниях, будто сотканных из того же мертвого света, обнимавшего Вселенную, — силуэт, коронованный переливающимся кроваво-красным нимбом. В руке был зажат пронзительно черный жезл, и он казался живым — извергавшее потоки света создание удерживало извивающегося крылатого змея. Пятно мрака шевелилось, размывало судорогой свои границы, и Гунтер зачарованно следил, как полоса струящейся мглы обращает огненные сполохи в себя, в бездонную черную щель, поглощая краски подобно капле чернил. А вокруг сияло кольцо холодного, неживого огня.
Гунтер потерял ощущение времени, собственного тела, разум забивался потоками нисходящего от державшего жезл тьмы создания могущества… Мир исчез, растворился в жадно сосущем свет жезле, сгорел…
«Во имя Господа, да что же это такое? — промелькнула мысль, чудом пробившись сквозь плотный поток чужеродной силы. — Это он? Почему свет? Не тьма?»
Медленно возникла догадка, закрепилась в сознании.
… Сэр Мишель, кубарем скатившись с сеновала, прыгнул к Гунтеру, рванул его за плечо.
— Что это, Джонни? — послышался его сдавленный голос. — Что ты тут наделал? Кто этот…
— Люцифер, Ангел Света, — выдавил из себя Гунтер. — Вот он, каков есть.
— Откуда он тут? — прошептал сэр Мишель, озираясь и не находя вокруг привычного мира, который был здесь еще вчера вечером. Или это было не вчера? Вокруг теперь только холодный свет, пронизывающие потоки пламени, незаметно для глаза меняющие цвет — миг назад красные, и вдруг понимаешь, что они уже стали темно-фиолетовыми, а потом — желтыми, почти белыми, багровыми… И страшная фигура с поглощающим свет, змеящимся жезлом в руке… Что это — тень конца мира? Призрак Апокалипсиса?
И пала тьма. Все исчезло, радужные переливы поблекли, сгинула фигура титана, свернулся в неприметную точку жезл, начали возвращаться запахи, звуки, появилось осязание. Остался сарай для сена, принадлежащий трактирщику Уиллу Боулу. И стоял рядом высокий седовласый господин в камзоле черного бархата. Сэр Мишель держался за плечо Гунтера сзади, ровно боясь упасть.
— Ну, насмотрелись? — надменно спросил он, скрестив на груди руки. — Однако не ждал, что ваших душевных сил хватит выдержать подобное зрелище. — И, наклонившись к Гунтеру, он доверительно прошептал: — Мне и самому иногда страшно бывает…
Слегка кивнув головой, Лорд развернулся на каблуках, подошел к балке, на которой сидел, снял оттуда берет и, тщательно очистив от былинок и пару раз встряхнув, аккуратно надел на голову.
— Что ж, — сказал он, потирая руки и зябко поеживаясь, — жаль, очень жаль. Я полагал, наш разговор будет более содержательным, а вы, герр Райхерт, окажетесь благоразумнее. Значит не судьба.
Сэр Мишель по-прежнему стоял за спиной Гунтера, осторожно выглядывая из-за его плеча. Особого страха, впрочем, он не испытывал. Лорд, почувствовав на себе взгляд рыцаря, глянул на него свысока и скривил губы в усмешке.
— Голова с похмелья не болит? — осведомился он чуть издевательским тоном. — И вообще, какого… гм… дьявола, ты вылез и вмешался в беседу, не предназначенную для твоих ушей?