Спрятанная принцесса

Он тоже опустился на колени, обхватил ее лицо, приподнял ей подбородок и, глядя в сине-фиолетовые озера глаз, сказал:

– Ты – моя королева. У меня нет другого повелителя.

Она улыбнулась, словно довольный ребенок.

Завоеван. Без всяких армий.

Наступил третий день ожидания. Издали доносились храмовые песни. С тех пор как он привез сюда Мадлен, жрецы принялись за свои ритуалы с особым рвением. Он видел, как его спутница прислушивается, будто впервые слышала мотивы священных песен.

– Мы должны отпустить грехи в обитель Злого Бога, – прошептала она.

Конечно. То, что они делали вместе, наверно, смертный грех. Любой жрец признал бы их деяния несоответствующими природе: мужчина подчинился женщине, принял от нее в стыде и боли плотское наслаждение. Он не раскаивался, однако не хотел подвергать опасности ее.

– Я спрошу Джуно, нельзя ли сделать это тайно, – сказал он, ведя пальцем по ее щеке. – Думаю, он согласится.

– И ты, – быстро сказала она.

– Я не могу, любимая, – покачал он головой с превеликим сожалением.

– Тайно…

– Всё равно, не могу.

Он увидел, что она вспомнила, поняла. Он не имел права и не хотел принимать никаких исповедей перед лицом Единого. Он только чувствовал печаль, что приходят к концу эти короткие дни его служения ей в любом ее безжалостном удовольствии. Очистившись от греха или раскаявшись, она вряд ли будет так им распоряжаться. Вот и хорошо. У него больше нет защиты от нее, а мир снаружи не прощает ни малейшей слабости.

Она задумалась, обняв его за талию. Он мог ждать чего угодно, только не знал, чего именно.

– Ты сам назначишь мне наказание, – прошептала она, уткнувшись ему в плечо. – Твое наказание для меня как благодать.

Она прильнула к нему всем телом, и он хотел спрятать лицо от стыда за то, что жаждал сделать.

– Так бывает со всеми мужчинами? – застенчиво спросила она.

– Нет. Ты знаешь, что нет.

– Только с тобой?

– Прости, Единый. Конечно, нет. Все хранители, наверняка, презирают меня, заставляя получать удовольствие от боли.

Мадлен приподнялась, одной рукой опершись ему на грудь. Даже поза ее, чуть властная, и легкое прикосновение заставили его возбудиться.

– Я люблю доставлять тебе удовольствие, – прошептала она.

Он лежал, не разжимая объятий, чувствовал ее мягкость, теплоту, нежность и со всей ясностью понимал, что она под его защитой. Хотя беспрекословно подчинялся ей. Странная, приятная, вполне терпимая путаница.

Наконец, он выпустил ее из объятий и поднялся. Она не протестовала, только смотрела, как он надевает чистую рубашку и серые штаны, которые принес ему Джуно, идет к креслу, где лежали кинжалы, проверяет остроту лезвий.

– Как тебя наказывали, когда ты был маленьким? – вдруг спросила она. – Кнутом?

Он хрипло засмеялся и покачал головой:

– Это не наказание.

– Хуже?

– Меня вообще не наказывали. По крайней мере, делали это не так, как ты представляешь.

– Никогда? – удивилась Мадлен.

– Отец бы просто убил меня за ошибку.

Мадлен обняла подушку и всхлипнула. Он испугался, что она заплачет.

– Во всяком случае, я так думал. Наверно, только мальчишеский страх.

– Ты хороший лжец.

Вернувшись к кровати, он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал ей пальцы.

– Одевайтесь в дорогу, моя королева.

Джуно все устроил.

Пожилой жрец был верным человеком, тоже из рода Найтона, дальний родственник, нашедший пристанище среди холмов рядом с озером. Семейство Найтона было уничтожено или рассеяно, замки разорены, деревни сожжены. Оставшиеся в живых скрывались, но их объединяла ненависть к де Фрогу, жажда мщения и верность отпрыску последнего из рода. Однако сам жрец нигде не показывался, не хотел, чтобы его видели и узнавали, не хотел лишних осложнений.

Жрец отпустил грехи женщине в вуали, провел над ней ритуал, не задавая неподобающих вопросов о том, кто она и почему тут живет.

В последний момент, когда Джуно, стоявший в тени высокой храмовой двери, подал ему знак, Форту задержал ее.

– Когда будешь отпускать грехи, не говори, что мы с тобой не венчаны. Не делай такой ошибки. Мы женаты пред лицом Единого и остальных богов. У тебя нет обязательств перед де Фрогом.

Он прикусил язык. Ведь ему она тоже не давала согласия. Мадлен молча склонила голову. В черной одежде, с закрытым лицом, она могла сойти за какую-нибудь вдову из окрестностей, пришедшую оставить жертвы во спасение души мужа. Она несла священнику корзинку яиц, на дне которой лежала золотая монета. У Рэя-Форту вдруг возникла безумная мысль упасть перед ней на колени, умоляя не покидать его. Она вернется чужой, снова невинной, какой была, когда они встретились. Она может все забыть или не захочет вспоминать. Его обуяло желание посадить ее в лодку силой и поплыть обратно в замок, где он навеки станет ее слугой и защитником.

Стоя на берегу озера в зарослях камыша, скрытый нависшими ветвями оливкового дерева, он смотрел, как она идет к старому невысокому храму. Вспомнил его внутреннее убранство, каменный пол, тяжелые колонны, разрисованные бело-красными зигзагами, уходящими вверх, к неясным мелким божкам, которые с улыбкой глядели на середину алтаря.

Теперь он стоял тут изгнанником. Когда Мадлен подошла к двери, Форту отвернулся.

Если она не вернется, он сам пойдет за ней, и престарелый жрец его не остановит. Вероятно, так и следовало поступить. Тогда никто уже не мог бы сказать, добровольно она терпела его общество или он ее принудил к этому.

Над вершинами гор начали собираться облака. Форту прыгнул на борт лодки, проверил их поклажу: одежда для путешествия в горах, немного денег, мешочек с трутом, дорожные посохи. Джуно стоял на страже у входа в храм.

Она вышла намного раньше, чем он предполагал. Вместе со жрецом, который держал корзинку и что-то ей говорил. Покачав головой, она почтительно коснулась его рукава, и быстро пошла к Форту.

Он спрыгнул на песчаный берег и жестом приказал Джуно удалиться.

– В чем дело? – резко спросил он, когда она вошла под тень оливы.

Мадлен откинула вуаль и посмотрела на него.

– Я подожду отпускать грехи.

– Подождешь? Но такого случая больше не будет, – прошипел он. – Где-нибудь в другом месте я не смогу гарантировать безопасность.

Жрец глядел на нее, стоя в ожидании у храма. Форту догадывался, с какой настойчивостью тот убеждал девушку облегчить душу.

– Я понимаю, насколько это трудно, – уже более мягко сказал он. – Но жрец тебя не знает и не узнает никогда.

– Я не стыжусь. – Мадлен вскинула подбородок. – Я буду ждать тебя.

– Меня?

– Я знаю, ты не можешь. Пока. Но я буду ждать, когда и тебе отпустят грехи.

– Почему? Я считал, ты хочешь именно этого.

– Потому что я думала… думала… – Мадлен посмотрела в сторону озера, на облака. – А вдруг что-нибудь пойдет не так? Вдруг нас убьют?

– Тем более. Это смертные грехи, ты знаешь. Тебе грозит проклятие Злого Бога.

– И отлучение от богов даже за общение с тобой. Я спросила его, и он мне так сказал.

– Ты спросила его?

– Я не сказала твое имя. Просто спросила, как будто сомневалась.

Форту стиснул зубы.

– И он правильно ответил. Но ведь мы женаты, следовательно, ты можешь общаться со мной без наказания. Я сам интересовался подобными вопросами.