Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 12

II

Из всех возможных вариантов урегулирования датского вопроса, которые сулили герцогствам некоторое облегчение по сравнению с наличными условиями, я считал наилучшим присоединение герцогств к Пруссии, что и высказал однажды в совете тотчас после кончины Фридриха VII[19]. Я напомнил королю, что все его ближайшие предки, не исключая даже брата, добивались того или иного приращения владений государства: Фридрих-Вильгельм IV присоединил Гогенцоллерн и область Яде; Фридрих-Вильгельм III — Рейнскую провинцию; Фридрих-Вильгельм II — Польшу; Фридрих II — Силезию; Фридрих-Вильгельм I — Переднюю Померанию (Altvorpommern), великий курфюрст — Восточную Померанию (Hinterpommern), Магдебург, Минден и т. д. Я советовал ему итти по их стопам. Мое заявление не было внесено в протокол. Когда я осведомился о причине этого у тайного советника Костенобля, которому было поручено составление протоколов, он сказал, что, как предполагал король, мне будет приятнее, если мои слова не будут включены в протокол. Его величество, кажется, думал что я сказал это после возлияний Бахусу[20] за завтраком, и что я буду рад, если об этом не будет больше речи. Я настоял, однако, на включении, что и было исполнено. Слушая мою речь, кронпринц воздел руки к небу, как бы сомневаясь, в здравом ли я уме; мои коллеги хранили молчание.

Если бы оказалось невозможным достигнуть максимума, то мы могли бы, несмотря на все акты отречения Августенбургов[21], пойти на возведение этой династии на престол и на создание нового второстепенного государства при условии обеспечения прусских и немецко-национальных интересов, в основном — в соответствии с позднейшими февральскими условиями[22], военной конвенцией, Килем в качестве союзной гавани и каналом между Северным и Балтийским морями.

Если бы тогдашняя европейская ситуация и воля короля сделали и это недостижимым без того, чтобы Пруссия не оказалась изолированной от всех великих держав, включая Австрию, тогда встал бы вопрос, каким путем — в форме ли персональной унии или как-либо иначе — можно было бы достигнуть временного решения, которое должно было все же несколько улучшить положение герцогств. С самого начала я неуклонно имел в виду аннексию, не теряя из виду и других возможностей. Я считал себя обязанным, во что бы то ни стало, не допустить создания такой ситуации, которую наши противники выдвигали в качестве программы перед общественным мнением: борьба и война Пруссии за создание нового великого герцогства, проводимая во главе газет, ферейнов, добровольческих отрядов и союзных государств, кроме Австрии, без всякой уверенности, что союзные правительства, невзирая на опасности, пойдут по этому пути до конца. К тому же развивавшееся в этом направлении общественное мнение, да и президент Людвиг фон Герлах[23] питали ребяческую веру в помощь, которую Англия окажет изолированной Пруссии. Гораздо скорее, чем с Англией, можно было бы добиться сотрудничества с Францией, если бы мы захотели заплатить цену, в которую оно, вероятно, обошлось бы нам. Ничто ни разу не поколебало меня в убеждении, что Пруссия, опираясь только на оружие и на союзников 1848 г., на общественное мнение, ландтаги, ферейны, добровольческие отряды и небольшие армейские контингенты в их тогдашнем состоянии, затеяла бы безнадежное предприятие и нашла бы среди великих держав, в том числе и в лице Англии, только врагов. Министра, который снова вступил бы на ложный путь политики 1848, 1849, 1850 гг., неизбежно подготовившей бы новый Ольмюц[24], я счел бы шарлатаном и предателем. Но пока Австрия была с нами, отпадала вероятность коалиции других держав против нас.

Хотя единство Германии и не могло быть создано решениями ландтагов, газетами и стрелковыми празднествами, все же либерализм оказывал давление на князей и делал их более склонными к уступкам в пользу империи. Дворы колебались в своих настроениях, между желанием, наперекор давлению либералов, укрепить позиции князей обособленной партикуляристской и автократической политикой, и между опасением, как бы мир не был нарушен какой-либо внешней или внутренней силой. Ни одно из германских правительств не оставляло никаких сомнений на счет своего германского образа мыслей. Но единодушия в вопросе о том, каким образом должно быть создано будущее Германии, не было ни между правительствами, ни между партиями. Невероятно, чтобы на том пути, на который при новой эре[25], первоначально под влиянием своей супруги, вступил император Вильгельм, можно было когда-либо побудить его — как регента, а впоследствии короля — сделать то, что было необходимо для достижения единства — порвать с Союзом и использовать прусскую армию для германского дела. Но, с другой стороны, невероятно также и то, что его удалось бы направить на путь, приведший к датской, а тем самым и к богемской войне[26], если бы он не пережил предварительно стремлений и не осуществил попыток в либеральном направлении и не принял, таким образом, на себя соответствующих обязательств. Быть может, не удалось бы даже удержать его от участия во Франкфуртском съезде князей (1863), если бы либеральное прошлое не оставило и у государя некоторой потребности в популярности среди либералов. Потребность эта была ему чужда до Ольмюца, но с тех пор она стала естественным психологическим следствием стремления искать на поприще германской политики удовлетворения и исцеления от раны, которую нанесли здесь его прусскому чувству чести. Гольштейнский вопрос, датская война, Дюппель и Альзен[27], разрыв с Австрией и разрешение германской проблемы на поле битвы[28] — на всю эту, связанную с риском систему, он, вероятно, не пошел бы, не будь того тяжелого положения, к которому привела его новая эра.

Конечно, еще в 1864 г. стоило немалого труда расторгнуть узы, которыми под влиянием своей либеральничавшей супруги он был связан с этим лагерем. Не вдаваясь в исследование запутанных юридических вопросов престолонаследия, он твердил: «Я не имею никаких прав на Гольштейн». Мои доводы, что Августенбурги не имеют никаких прав в отношении герцогской и шаумбургской доли[29], никогда этих прав не имели и что дважды — в 1721 и в 1852 гг. — они отказались от королевской части наследства, что Дания в Союзном сейме[30] голосовала обычно вместе с Пруссией, что герцог Шлезвиг-Гольштейнский, опасаясь перевеса Пруссии, пойдет вместе с Австрией, — все эти доводы не произвели никакого впечатления. Если приобретение этих омываемых двумя морями провинций и мой исторический экскурс на заседании совета в декабре 1863 г.[31] не остались без влияния на династическое чувство государя, то, с другой стороны, на него действовала и мысль о неодобрении, которое встретит король, отрекшись от Августенбурга, у своей супруги, кронпринца и кронпринцессы, у различных династий и у всех тех, кто составлял тогда, по его представлению, общественное мнение Германии.

Общественное мнение образованных кругов среднего сословия Германии было, несомненно, в пользу Августенбурга; здесь проявлялась та же неспособность к здравому суждению, которая еще ранее допустила подмену германских национальных интересов полонизмом, а позднее искусственным воодушевлением в пользу баттенберговской болгарщины[32]. Махинации печати при обеих этих несколько схожих ситуациях дали, к сожалению, полный эффект, а публика со свойственной ей глупостью была к ним, как всегда, восприимчива. Склонность к критике правительства была в 1864 г. на уровне суждения: «Мне новый бургомистр не по душе, ей-ей»[33]. Я не знаю, остался ли еще теперь кто-либо, кто считал бы разумным, чтобы после освобождения герцогств из них было создано новое великое герцогство с правом голоса в Союзном сейме и естественным призванием бояться Пруссии и держать руку ее противников; но в то время приобретение герцогств Пруссией считалось бесчестным всеми теми, кто с 1848 г. выдавал себя за выразителей национальных идей. Мое уважение к так называемому общественному мнению, т. е. к шумихе, создаваемой ораторами и газетами, никогда не было особенно велико, но что касается внешней политики, оно упало еще ниже в результате обоих случаев, которые я сопоставил выше. Насколько сильно, благодаря влиянию супруги и фракции карьеристов Бетман-Гольвега[34], образ мыслей короля был до этого времени проникнут шаблонным либерализмом, показывает то упорство, с каким он держался за противоречившую прусским стремлениям к национальному единству австро-франкфуртско-августенбургскую программу. Логически обосновать эту политику перед королем было бы невозможно. Не подвергая химическому анализу ее содержание, он воспринял ее, как принадлежность старого либерализма с точки зрения прежней критики престолонаследника и советников королевы в духе Гольца, Пурталеса и пр. Забегая несколько вперед, привожу основные места письма Бетман-Гольвега королю от 15 июня 1866 г., представлявшего собой последнее проявление партии «Еженедельника»[35]:

19

Датский король Фридрих VII умер 15 ноября 1863 г.

20

Бахус, или Вакх, – бог вина в греческой и римской мифологии (у греков обычно именовался Дионисом).

21

В 1852 г. решением Лондонской конференции держав (см. прим. 2) отец принца Фридриха Августенбургского герцог Христиан (1798–1869) был вынужден передаточным актом от 30 декабря 1852 г. уступить свои владения датскому правительству за 2 250 тысяч прусских талеров. В этот же акт была включена статья, в которой Христиан обязывался не препятствовать закону о престолонаследии, основанному на датском порядке престолонаследия по женской линии. Указанный закон впоследствии (в 1863 г.) привел на датский престол Христиана Глюксбургского. Сила этого вынужденного акта оспаривалась. Брат герцога и сын его, наследный принц Фридрих, в форме специальных протестов отстаивали свои права. После смерти Фридриха VII в 1863 г. Христиан Августенбургский актами от 16 ноября и 25 декабря 1863 г. отрекся от своих прав на Шлезвиг-Гольштейн в пользу старшего сына, претендовавшего на титул Фридриха VIII.

22

В феврале 1865 г. Пруссия предъявила выдвинутому ранее Союзным сеймом и поддерживаемому на данном этапе Австрией и Пруссией претенденту на датский престол принцу Августенбургскому условия образования отдельного Шлезвиг-Гольштейнского государства и признания суверенитета герцога Шлезвиг-Гольштейнского наряду с включением нового государства в Германский союз. Эти условия предусматривали особые права Пруссии. Так, Шлезвиг-Гольштейн заключает с Пруссией нерасторжимый оборонительно-наступательный союз; военные силы Шлезвиг-Гольштейна поступают в распоряжение Пруссии, а флот включается в состав прусского флота. На территории Шлезвиг-Гольштейна Пруссия получает ряд стратегических пунктов. Шлезвиг-Гольштейн навсегда включается в прусскую таможенную систему; управления почты и телеграфа также сливаются.

23

Людвиг фон Герлах (1795-1877), брат генерала Леопольда Герлаха; один из основателей реакционной «Крестовой газеты» («Kreuzzeitung»). Бисмарк называет его президентом, имея в виду официальное положение, какое занимал Герлах, состоя председателем (президентом) суда в Магдебурге.

24

В городе Ольмюце (Моравия) 29 ноября 1850 г. было заключено соглашение между Пруссией, Россией и Австрией. Пруссия была вынуждена иод давлением России отказаться от попыток объединить Германию под своей гегемонией и соглашалась на восстановление Союзного сейма, прекратившего свое существование в 1848 г.

25

«Новой эрой» называют период, когда у власти в Пруссии находилось министерство, возглавлявшееся князем Гогенцоллерн-Зигмарингеном. Это министерство было образовано в 1858 г. с установлением регентства принца Вильгельма (будущего прусского короля и германского императора – Вильгельма I) и пробыло у власти до 1862 г., до «конституционного конфликта».





26

Датская война – война Пруссии и Австрии против Дании в 1864 г.; Богемской войной Бисмарк называет австро-прусскую войну 1866 г., так как ее военные действия развернулись на территории Богемии.

27

Дюппель – селение в Шлезвиге, сильно укрепленная позиция, взятая прусскими войсками 18 апреля 1864 г. Альзен – остров в проливе Малый Бельт, был важной военной базой датчан во время войны 1864 г.; взят прусскими войсками 29 июня 1864 г. После падения Альзена датское правительство было вынуждено подписать 1 августа 1864 г. предварительный мирный договор, по которому Шлезвиг, Гольштейн и Лауенбург были переданы Пруссии и Австрии.

28

Имеется в виду австро-прусская война 1866 г.

29

В 1721 г. владения герцога Августенбургского были им утеряны в результате захвата Данией; в 1852 г. герцог Августенбургский отказался от своих владений (см. прим. 21).

30

В соответствии с решениями Венского конгресса 1814-1815 гг. датский король как владетель герцогств Гольштейна и Лауенбурга был включен в состав Германского союза, образованного в 1815 г. Поэтому в единственном общем органе Германского союза, Союзном сейме, в числе посланников германских государств был и представитель Дании.

31

Точнее, 2 и 3 января 1864 г. (Прим. нем. изд.)

32

Немецкий принц Александр Баттенбергский (1857-1893) в 1879 г. был возведен на болгарский престол при содействии русского правительства и управлял с помощью русских генералов. Вынужденный под влиянием недовольства его политикой в Болгарии изменить эту политику, он в 1883 г. восстановил упраздненную им за два года перед тем конституцию. Под давлением русского правительства Александр Баттенбергский в 1886 г. отрекся от престола. Александр Баттенбергский пользовался симпатией среди некоторых кругов Германии. Бисмарк считает, что проявление симпатии к Александру Баттенбергскому, а также и к польскому национально-освободительному движению (называемому Бисмарком полонизмом) не соответствует германским интересам.

33

Цитата из трагедии Гете «Фауст», часть первая, сцена вторая.

34

Фракцией карьеристов Бетман-Гольвега Бисмарк называет близкую к королеве Августе группу, возглавлявшуюся Морицем БетманГольвегом (1795-1877), политическим деятелем, временами склонным пойти навстречу либералам. Термины «фракция» и «партия» Бисмарк употребляет не только в общепринятом значении, но и в смысле придворных и иных группировок.

35

Партия «Еженедельника» — элементы, группировавшиеся вокруг выходившего в Берлине в 1851–1861 гг. органа весьма умеренного либерализма: «Прусский еженедельник для обсуждения политически злободневных вопросов» («Preussisches Wochenblatt zur Besprechung politischer Tagesfragen»).