Одно лето в Сахаре

После «Доминика» в литературной деятельности Фромантена наступил значительный перерыв. Слава его как живописца упрочилась, и материальное положение тоже укрепилось, но при этом ему приходилось очень много трудиться в ущерб здоровью. Он нередко рисовал картины в нескольких экземплярах, что сказывалось на их качестве. С течением времени, по мере того как в процессе художественной практики формировались его эстетические идеи, все чаще у него появлялось желание высказаться по поводу живописи, и в частности по поводу картин Делакруа. Только нежелание писать о современниках, связанное с опасением так или иначе их обидеть, а также отсутствие времени удерживали его от этого шага. Случай высказать свое мнение о современной и классической живописи ему представился в 1875 году, когда по совету одного из друзей он отправился в путешествие по Бельгии и Голландии с целью написать серию очерков о фламандской и голландской живописи. Поездка длилась всего месяц, но была настолько насыщена впечатлениями, что из них родилась целая книга.

Путешествие это подвело итоги многолетним размышлениям, и поэтому вскоре написанная книга «Старые мастера» сочетала в себе зрелость суждений с живостью непосредственных впечатлений. Так же как и предшествующие книги, она явилась результатом синтеза опыта художника и наблюдений писателя. Не ставя целью систематически исследовать художественные школы Бельгии и Голландии, не пытаясь классифицировать тенденции и направления, Фромантен остановил свое внимание на личностях нескольких живописцев и попытался выразить свое собственное, сугубо индивидуальное восприятие их творчества. Вначале рассказ идет о фламандцах, где авансцену повествования занимает Рубенс, затем автор делится своими впечатлениями о голландской школе, завершая свою книгу рассмотрением шедевров Рембрандта. Вольная форма изложения материала превосходно гармонирует с исходной мыслью произведения, согласно которой любое творчество является выражением субъективной истины художника. В разработке этого постулата романтической эстетики Фромантен выступил продолжателем Делакруа и Бодлера.

Однако было бы столь же неправильным чрезмерно подчеркивать романтические истоки эстетики Фромантена, как и солидаризироваться с нередко встречавшимися в зарубежной критике радикальными противопоставлениями ее эстетике Ипполита Тэна. В отличие от Делакруа и Бодлера Фромантен без устали призывал учиться у природы, а живая, непринужденная манера изложения и внешняя произвольность подачи материала отнюдь не являются решающими признаками литературного импрессионизма и пренебрежительного отношения к науке, хотя в книге и налицо отказ от классификации живописи по жанрам и сюжетам. Фромантен выразил и здесь не только романтические веяния своей эпохи, но и рационалистические традиции предшественников. Кроме того, ему отнюдь не было свойственно игнорирование исторических и социальных факторов. Поэтому его противостояние Тэну отражало лишь несовпадение в манерах изложения — литературной и академической — идей, порой весьма близких тэновским.

По структуре изложения «Старые мастера» несколько напоминают «Одно лето в Сахаре». Здесь тоже задан маршрут, отраженный в наименовании частей: Бельгия, Голландия, снова Бельгия. Некоторые главы носят названия городов: Брюссель, Мехелен, Антверпен, Гаага, Схевенинген, Вейвер, Амстердам. Может даже показаться, что структуры, собственно, и нет и есть только разгул топонимики, подчиняющей себе воображение художника. То, что аморфность книги лишь кажущаяся, становится очевидным при сопоставлении двух главных ее частей: обе они открываются экскурсами в историю; рассказу о том или ином художнике, как правило, предшествует описание той среды, в которой происходило формирование личности и становление таланта. О том, что повествование выходит далеко за рамки рассказа о дорожных впечатлениях, говорит и широкое использование техники сравнительного искусствознания. Путешествие лишь завершало огромную предварительную работу, что подтверждается многочисленными высказываниями автора. «Можно ли, не побывав в Голландии, но зная Лувр, составить себе правильное представление о голландском искусстве? Да, несомненно. С точки зрения общего облика школы, ее духа, характера, совершенства, разнообразия ее жанров… Лувр дает почти полный исторический обзор и, следовательно, неисчерпаемый источник для изучения»[9]. Таким образом, как и в прошлые времена, жанр записок путешественника послужил Фромантену лишь формой, за которой скрывалось нечто новое, до него не существовавшее.

Впрочем, пожалуй, в еще большей степени, чем этой форме, единство «Старых мастеров» обязано методологии критического анализа. Эта книга является искусным примером сочетания исследования и полемики. Она обращена не в прошлое, а в будущее. Рассматривая фламандскую и голландскую живопись, писатель хотел проверить правильность оценок шедевров, освященных традицией и временем, чтобы по возможности внести в них уточнения и обсудить проблемы современной французской живописи, которую он стремился уберечь от упадочнических тенденций, направить на верный путь через познание духа и истоков искусства былых времен.

Для методологии Фромантена характерен подход, при котором рассказ о впечатлениях от конкретных произведений так дополняется биографической, психологической, социологической и исторической информацией, а также перечислением существующих мнений, что помогает выявить проблему, нуждающуюся в разрешении. Так, встреча с Рубенсом в Брюссельском музее позволяет поставить вопрос об итальянском влиянии, которым искусствоведы традиционно объясняли достижения художника. Фромантен же мягко, но настойчиво проводит мысль о том, что главным компонентом его гения была не «итальянская выучка», а фламандские истоки. Именно в этой связи он призывает обратить внимание на Адама ван Норта, одного из учителей Рубенса, бунтаря и «единственного из живописцев, оставшегося фламандцем в то время, когда фламандцев по духу во Фландрии уже не осталось»[10].

По этой же причине, противопоставляя уже сложившимся академическим традициям итальянцев школу жизни, Фромантен настаивает и на том, что главными учителями художника были природа и родной город, где на набережных Шельды он мог найти неиссякаемый материал для своих громадных полотен. Он сравнивает Рубенса с режиссером, который руководит, ставит декорации, создает роли, но в качестве актеров берет не профессиональных артистов, а людей с улицы. «Он брал их такими, какими они существовали вокруг него, в современном ему обществе, из всех слоев и классов, при необходимости из всех народностей — принцев, воинов, церковников, монахов, ремесленников, кузнецов, лодочников, преимущественно людей тяжелого труда»[11]. Простонародный акцент, проницательно подчеркивал писатель, связав искусство Рубенса с массами, стал одним из главных условий проявления в его творчестве национального фламандского гения. Все эти замечания небезынтересны для понимания эстетических принципов самого Фромантена, который выделяет в искусстве Рубенса те черты, которые были свойственны ему самому.

Фромантен не декларирует принципов Тэна, но стремится обстоятельно исследовать влияние различных социальных и политических факторов на искусство, иногда непосредственно связывая закономерности развития последнего С историческими событиями. Весьма радикально, например, звучит его суждение об истоках голландского искусства: «Для того чтобы родился на свет голландский народ и чтобы голландское искусство увидело свет вместе с ним, нужна была революция (вот почему история этого народа и этого искусства так убедительна!), притом революция глубокая и победоносная»[12]. Именно благодаря успешной буржуазной революции голландское искусство стало разительно отличаться от фламандского. Она обеспечила голландцам свободу и процветание, но, изменив верования и подавив прежние потребности, подорвала саму основу прежней живописи. Поскольку стали ненужными изображения как античных, так и евангельских сцен, голландская живопись стала портретировать саму Голландию, ее людей, их нравы, поля, улицы, площади, небо и море. В своем критическом и историческом обзоре фламандской и голландской живописи Фромантен стремится выявить принципы, объединяющие школу, и приходит к выводу, что голландскую живопись характеризуют честность, следование законам подражания, прозаический реализм, тогда как итало-фламандской школе свойственны поиск героического идеала и стремление к драматическим эффектам.

9

Эжен Фромантен. Старые мастера. М., 1966, с. 147.

10

Там же, с. 32.

11

Там же, с. 79.

12

Там же, с. 115.