Страница 2 из 5
— Скоро стемнеет. Вы идите, тетя Нюра, дальше я сама справлюсь.
— С чем справляться-то? Все уже перемыли — расставили — застелили, — опешила молочница. — Хоть бы поблагодарили, что ли…
— Ой, извините — спасибо! Спасибо вам большое!
— Давайте молочка вам занесу? Завтра, с утренней дойки, свеженькое, парное…
— Молочка не надо. Ничего больше не надо. До свидания. — Ольга пожала женщине руку, скоренько выставила за калитку и побежала обратно в дом.
Почему, почему она оставила в Москве отцовский наградной браунинг? Ольга набросила жакет и оглядела комнату в поисках подходящего оружия. Дедушкина двустволка не подходила — слишком большая. Кухонный нож? Она со звоном вытряхнула посуду из ящика. Нет — затупился! Это не финка, даже не заточка… Заточки — любимого оружия городского хулиганья — в их доме, конечно, нет. Зато есть острый складной нож, с серебряной змейкой на ручке, отец называет его «егерским». Таким ножом очень удобно открывать банки с тушенкой и сгущенным молоком. Ольга схватила нож, бросила в сумочку, притворила дверь и через огороды помчалась на станцию.
Молочница, обиженно поджав губы, посмотрела вслед девушке. Признаться по правде, она рассчитывала на более существенное вознаграждение, чем обычное слово. Наглость командирской дочки глубоко задела трудолюбивую женщину. Пусть не пятерку, но хоть бы трояк на корм скотине могла выделить?! За «спасибо» корова не доится! Она со вздохом поправила косынку и направилась к дому номер тринадцать, на другой стороне улицы.
Неделю назад здесь появился новый жилец. Человек высокой культуры, поскольку поет романсы и арии не хуже репродуктора, и зажиточный, если судить по сплошь заграничной одежде, и вообще — что называется, видный мужчина, статный и высокий, похожий на артиста из заграничной киноленты. Сравнение напрашивалось само собой, потому что говорил он с вязким иностранным акцентом.
Пожалуй, он был красивым, только молочница не решалась назвать его так из-за суеверного чувства — смутная тревога закипала в груди под цветастым крепдешиновым платьем. Встретиться глазами с новым дачником было все равно, что встать на краю высокого обрыва над рекой и смотреть в быструю воду. Оттолкнись, пролети один миг как вольная птица, и окажешься за чертой, в совсем другом мире, про который смертному человеку знать до поры не положено!
От этих мыслей женщина зябко передернула плечами и в нерешительности остановилась у калитки — по счастью, дачник большую часть времени носил очки с дымчатыми стеклами, как обыкновенный научный работник. Таких в поселке, прозванном «профессорские дачи», полным полно. В большинстве ученые — народ безобидный и непрактичный. Молочница решительно вошла во двор и окликнула дачника, дремавшего в плетеном кресле на тенистой веранде:
— Молочко брать будете? Пятьдесят копеек кружечка, с утра занесу… Другие по семьдесят просят, так у них молоко стоит в подполе по три дня. На керогазе разогреют и продают как парное. А я нет — мне чужого не надо…
— Ладно, занесите, — дачник потянулся и указал на высокий белый кувшин, — сколько сюда войдет?
— Кружки три-четыре…
— Хорошо, пусть будет четыре. — Он подошел к калитке, артистически повертел в руках модную мягкую шляпу, протянул ей хрустящую трешку. — Не заметили, случайно, куда побежала та милая девушка? Кажется, ее имя Ольга?
— Ольга, точно. Александровых старшая дочка. — Молочница стала рыться в кармане в поисках сдачи. — Думаю, на станцию побежала — куда еще ей бегать? В клуб они не ходят, на танцы тоже. Женихов нету. Понеслась телеграмму, что ли, отправлять папаше своему. Ох и нравная девица, скажу вам по-соседски, а меньшая — та совсем малахольная…
Дачник не дослушал, провел ладонью по безупречно уложенным волосам, темным как вороново крыло, надел шляпу, с кошачьей грацией перемахнул через забор и тоже помчался в сторону станции.
— Сдача! Сдачу возьмите! — крикнула молочница вслед. Она была женщиной порядочной и, поколебавшись, решила оставить деньги под кувшином. Прошла по дорожке, поднялась на крашенную ярко-зеленым, увитую виноградом веранду, и осмотрелась. Дверь в комнаты была прикрыта, на венском стульчике лежала вышитая подушка и шелковое кашне, а в темном, прохладном углу стоял молочный бидон.
Неужели расторопная Сычиха уже приспособилась продавать денежному дачнику прогорклое молоко целыми бидонами? Хорошо бы узнать точно — любознательная молочница настороженно оглянулась и чуть сдвинула крышку. В бидоне обнаружилось что-то темное, и запах пошел странный — тяжелый, сладковатый. Так пахнет в сарае, когда зарежут кабанчика. Поморщившись, она подняла крышку — густая, бурая жидкость в бидоне очень напоминала кровь…
Женщина охнула, ноги стали ватными, пришлось ухватиться за дверную ручку, чтобы устоять. Под тяжестью навалившегося тела дверь скрипнула, приоткрылась — потянуло мертвым, кладбищенским холодом. Во рту у молочницы пересохло от страха — из комнаты донеслось глухое рычание, сверкнули в темноте желтые волчьи глаза!
Перепуганная женщина глухо охнула, суетливо спустилась с веранды и попятилась к калитке, сжимая в кулаке злополучную рублевку. А когда ее неожиданно и резко окрикнули, схватилась за сердце:
— Гражданочка! Вы чем занимаетесь на чужом участке? — У калитки притормозила мотоциклетка участкового.
— Я?.. — Молочница рысью помчалась к нему с нехорошей дачи — откуда только силы взялись. — Ох… Вы? Павел Карпович! Я пока сдачу искала, дачник через забор убег, так я зашла оставить. Только…
— Непорядок обнаружился?
— Бог с ним со всем. Собака огромная в комнатах, думаю, сейчас ка-а-ак кинется на меня… зачем им такую в доме держать? Ей на цепи самое место! — тараторила молочница. — Чуть сердце не выскочило! Счастье, что вы ехали по нашей улице, товарищ Квакин!
— Хозяин куда убег-то? Разговор у меня к нему.
— Кто ж его знает? Увидел дочку Александровых, подхватился и за ней.
— Дело молодое, — хмыкнул в усы милиционер. — Побежали в клуб, точно говорю. Сегодня демонстрируется заграничная кинокартина «Шпион в маске».[2] Единственный сеанс! Сходили бы, Анна Никифоровна, развеялись. Совсем вы захлопотались и лицом бледные…
Молочница поправила косынку, улыбнулась, но в силу природной скромности и вдовьего положения принялась отказываться:
— Что вы, что вы… Я только сейчас ужаса натерпелась. Кино, небось, тоже про страшное. А я — женщина одинокая, мне боязно по ночи из клуба возвращаться!
— Так я вас доставлю в лучшем виде, — пообещал участковый, хлопнув рукой по пустой коляске. — Мне по должности предписывается беречь покой граждан в ночное время суток. Садитесь, Анна Никифоровна!
— Так сдачу же я задолжала… — Женщина оглянулась на дом номер тринадцать.
— Сдачу себе оставьте. Тутошний жилец копейничать не станет — на днях моему племяннику-охламону, шутка сказать, трояк дал, чтобы вещи поднес…
Анна Никифоровна смущенно улыбнулась, кивнула и грузно уселась в мотоциклетную коляску.
Несмотря на скромную должность, участковый был мужчина положительный, вдовой женщине где искать лучшего? Поэтому с его главным недостатком в виде племянника-урки, похлеще Сычихиного бандитского внучка, она была готова смириться. Но в историю про трояк, добровольно врученный гражданином поселковому хулиганью, все равно не поверила. Молочница давно верила исключительно тому, что видела собственными глазами! Только свидетелей у происшествия не имелось. То, что случилось на станции ровно неделю назад, было скрыто от всех любопытствующих особ…
Глава 2
В ту ночь, неделю назад, воздух замер — прозрачный и тихий, каким бывает только перед грозой. Единственный тусклый фонарь освещал перрон, на который прибыл московский скорый. Из мягкого вагона проводник с почтением выставил два кожаных чемодана. Следом за багажом выпрыгнула огромная овчарка с рыжими подпалинами: на широком кожаном ошейнике сверкала латунная бирка с кличкой животного — «Bertha». Собака уселась рядом с вещами, вывалив влажный язык. Только после этого на утоптанную платформу легко спрыгнул гражданин в модных кожаных ботинках, полосатом костюме заграничного покроя и кремовой шелковой рубашке. Гражданин, сделав шаг в сторону от света, вытащил из кармана желтую пачку иностранных сигарет, щелкнул зажигалкой и прикурил. Лицо у него оказалось властное, с высокими скулами и тонкими губами.
2
«Шпион в маске», популярный художественный фильм производства Польши, 1933 года, режиссер Мечислав Кравич.