Страница 16 из 19
Правда, разбавляли линейцев порой всяким сбродом, бегущим с севера. Говорили беглецы, что родства не помнят, и приписывали их на несколько лет к казачьим семействам, потерявшим отцов или сыновей на войне с горцами. У них беглецы работали, учились владеть конем и оружием и, по прошествии определенного времени, поступали навсегда в казачье сословие. Ни войсковое начальство, ни рядовых линейцев это, казалось, особо не заботило. Сама обстановка на Линии, суровая и безжалостная, беспощадно выбраковывала всех слабых, неспособных к казачьей жизни и службе.
Ниже по Кубани стояли черноморские казаки, которых Бакланов так и не видел, но по слухам были они у всех начальников в загоне и держались в черном теле.
И русские солдаты здесь оказались совсем не такими, как в турецкую компанию. Не унывают, веселятся, несмотря на усталость и труды, поют и пляшут. Шапки на них косматые, шинели потертые, амуниции вроде и пригонка не касалась. Но служат и дерутся — залюбоваться можно. Своих не бросают, даже убитых до последней возможности выносят.
Есть русские, что к черкесам бегают. Вместе с ними против своих воюют. Были случаи, что из черкесских толпищ в бою «ура» слышали. В. Потто отмечал, «как были дерзки и предприимчивы наши беглецы, отвергшиеся родины, и точно торопившиеся загасить в потоках крови последние вспышки своей совести».
С начала службы Бакланова в Прочноокопском отряде особых боев здесь, кроме зассовских набегов, не было. Русские свои усилия сосредоточили на черноморском побережье. В 1833 году строили новую линию от Ольгинской до Геленджика. В 1834-м строили укрепления на Абине, на землях шапсугов и натухайцев, и все вокруг разоряли. Солдаты потом эти две операции назвали: «первый перевод людей» и «второй перевод людей». «Перевод» в смысле — истребление.
В 1835-м выстроили укрепление Николаевское и решили вести новую линию по Атакуафу через перевал Нако до Суджукской бухты. В 1836-м Вельяминов с отрядом прошел этим путем и построил на морском берегу укрепление Кабардинское.
Данные об этом периоде жизни Я. П. Бакланова у его биографов отрывочны. Подлинных документов под рукою у нас мало. Берем воспоминания самого Якова Петровича, берем ярко и эмоционально пишущего Потто и создаем, опираясь на свой жизненный опыт и свое видение мира, некий третий, виртуальный (?), мир, в котором поселяем жить нашего героя.
Потто в биографии Бакланова, составленной с опорой на воспоминания и рассказы самого Якова Петровича, приводит такой случай…
До 1836 года никаких особых приключений с Баклановым вроде бы не было, а вот в июне часть полка Жирова взяли в отряд для истребления черкесских аулов между Псефиром, Лабой и Белой.
К главному аулу подошли за два часа до рассвета. Аул укрепленный, сразу с налету его не возьмешь. Охотники выдвинулись вперед. Поставили им задачу захватить главные ворота или разбросать плетни, окружающие аул, чтобы смогла пройти кавалерия. Командиром охотников, естественно, поставили Бакланова (иначе и истории нашей не было б). Подползли охотники к аулу, присмотрелись — аул укреплен со знанием дела: плетни двойные, меж ними насыпаны земля и камни, ворота дубовые, заперты на железные засовы (как они снаружи эти железные засовы разглядели — большой вопрос, но не будем прерываться).
Бакланов и два пластуна обошли вокруг аула, но слабинки не нашли — всюду одинаково хорошо укреплен. Вернулись к воротам. И тут над выездными воротами разглядел Бакланов лазейку. Видно, ночью, когда ворота запираются, служила она для пешеходов, которых срочные дела заставляли аул покинуть или, наоборот, в аул зайти.
Пока Бакланов раздумывал, взлетела ракета. На штурм!
Кинулся Бакланов вверх по насыпи, к лазейке. Казаки за ним. Над воротами горец на стене стоял, часовой. Оглянулся он на ракету взлетевшую. Это — хорошо, ракета его на какой-то миг ослепила. Но шума от баклановских шагов черкес не расслышать не мог. Бакланов, наверное, лез по осыпающейся насыпи с медвежьей грацией, но и с медвежьей быстротой.
Приложился черкес по нему из ружья — осечка, прицелился из пистолета — осечка. Двух этих неудавшихся выстрелов хватило, чтоб Бакланов вскочил на ворота. Горец не растерялся, перехватил пистолет за дуло и Бакланова — курком по голове. Бакланов покатился по валу и упал в ров. «Долго ли я пролежал без памяти, я не знаю, но когда опомнился, казаки были уже в ауле, ломали плетни и сбивали ворота. Я не получил за это ни креста, ни чина, но был награжден выше моих заслуг вниманием Засса, который с этих пор начал оказывать мне знаки особенного своего расположения».
Струсевич в своей работе о Бакланове отметил: за этот набег Бакланов получил Высочайшее благоволение. Но полковник Герасимов, человек военный и надежный, написавший биографию Бакланова для «Баклановского сборника», об этом бое вообще не упоминает.
Взяв же в руки подробную «Историю Кубанского казачьего войска» Ф. Щербины, находим мы иные данные, которые позволяют нам сделать поправку по времени.
Ф. Щербина события на Линии описывает подробно, но ни в 1835-м, ни в 1836-м годах подобного эпизода у него не встречается. Нечто похожее случается, согласно Ф. Щербине, в 1834 году. Осенью 1834 года Засс, «чтоб еще больше устрашить… горцев», решил взять Тамовский аул. Аул представлял собой неприступную крепость, из-за этого слыл самым богатым, а кроме того давал приют абрекам.
«Против них Засс выбрал лучших казаков из двух донских полков, трех казачьих линейных — Кубанского, Хоперского и Ставропольского, и солдат из трех полков — Тенгинского, Навагинского и Кабардинского»[6]. Всего набралось 581 пехотинец и 750 казаков при 4 орудиях. Интересно, что здесь в первый и в последний раз при описании зассовских набегов упоминаются донские казаки.
Аул был взят приступом и сожжен. Уцелело 24 жителя, которых увели в плен. Засс же доложил по начальству, что 4 ноября 1834 года аул взят, и «ни скалы, ни даль, ни снег не могут служить препонами для войск наших»[7].
Итак, 4 ноября 1834 года… Первый бой полка. Бакланов сразу же просится в охотники и сразу же получает по голове. Совсем как под Браиловом. Но Засс, в отличие от отца, Петра Дмитриевича, Бакланова не выпорол, а обратил на него внимание и стал оказывать знаки расположения. Возможно, брал Бакланова с собой в другие набеги, штурмовать другие аулы.
Аулы войска обычно разбирали на дрова, а хлеб косили для лошадей. Если торопились, просто жгли.
Во время этих экспедиций Бакланов, возможно, впервые вблизи разглядел черкесский аул. В аулы к мирным черкесам или ногайцам командование казаков старалось не пускать, чтоб не перессорились, поскольку любая ссора могла спровоцировать мятеж и побег мирных за Кубань или Лабу.
Как и всякий казак, он все примечал. Сакли чисто вымазаны глиной внутри. Глина вместо пола и потолка. Печи нет. Есть труба, прикрепленная к стене между окном и дверью, она расширяется книзу и не доходит до пола на аршин. Род нею разводят огонь и готовят кушанье. Места для постелей сделаны немного повыше пола. Окно всего одно, очень низкое, закрывается деревянными ставнями. Крыша покрыта соломой. Под одной крышей с жилым помещением — конюшня для лошадей. Во дворе амбары, в одних хлеб, в других шелковые черви. В саду виноград, абрикосы, персики. В ауле таких дворов под пятьдесят.
Пол аулом по деревьям вилась виноградная лоза, росли кустарники диких роз. На полях, огороженных плетнями, росли жито, овес, ячмень, конопля, лен, кукуруза. Можно было разглядеть даже привитые фруктовые деревья.
Рассматривая черкесский быт, собирая при помощи лазутчиков сведения, наслушался юный Бакланов много чудесного. На юго-восток отсюда стоит самая высокая гора мира, к ней еще Ной на своем ковчеге приставал. С тех пор там есть чудесное озеро с водой бессмертия. Кто постоянно будет пить эту воду, тот никогда не умрет…
6
Щербина Ф. История Кубанского казачьего войска. Т.2. Екатеринодар. 1913. с. 408.
7
Там же.