Босфорская война

В 1680 г. русский священник Тимофей в письме из Стамбула в Москву излагал мнение иерусалимского и константинопольского патриархов, что царю Алексею Михайловичу следовало бы не воевать на Украине, а овладеть Крымом и Азовом и пустить по морю донских казаков для разорения турецких земель и непропуска запасов в Стамбул. В письме указывалось, что османы сильно боятся русских, поскольку не имеют ни казны, ни войска, и что «крепко дивятся все», почему царское величество не бьется с ослабевшими турками. А представитель Венеции в Стамбуле, вернувшийся в июле 1684 г. на родину, рассказывал «о великом тамошнем смятении великой ради скудости живностей, и зоне (потому что. — В.К.) от стороны Черного моря, от казаков множество осажены; а когда б к ним из Белого моря 60 чайки (шаик. — В.К.) не пришли с запасом, то б голод великой терпети».

В 1680—1690-х гг. в Западной Европе не раз отмечали урон, который казачьи действия на Черном море наносили подвозу продовольствия в столицу Турции.

В связи с изложенным довольно странно видеть явную недооценку воздействия набегов казаков на положение Стамбула и империи у такого блестящего знатока истории османской столицы второй половины XVII в., как Р. Мантран. Мы уже говорили во введении, что, по мнению этого историка, казаки больше угрожали Крыму, чем Турции, и что их первое появление на Босфоре, датируемое к тому же неверно, вызвало только «некоторое волнение». Р. Мантран считает, что при этом и причинили они лишь «известные убытки» (впрочем, «многим селениям»). Причину такой недооценки приходится видеть в том, что наиболее значительные казачьи набеги на Босфор и Анатолию осуществлялись за пределами любимого времени историка, а само это излюбленное время являлось периодом «угасания» и затем полного прекращения казачьих походов на Босфор и Анатолию[599].

Ущерб, причинявшийся казаками Стамбулу, не следует понимать только в узком смысле. Речь должна идти не об одних казачьих набегах на Босфор, вследствие которых происходило его прямое блокирование, или о вызывавшем такой же результат присутствии запорожских и донских судов перед Босфором, поблизости от его устья. Мы должны иметь в виду и нападения казаков на турецкие суда вообще в Азово-Черноморском бассейне, даже в отдаленных от Стамбула районах.

Можно привести несколько примеров подобных нападений, в том числе и перехватов грузов, предназначавшихся для столицы, хотя далеко не все такие случаи отложились в источниках. Уже излагались жалоба крымцев, сообщенная Т. Роу 1 мая 1624 г., о взятии казаками многих судов с провизией для Стамбула и известие 1651 г. о захвате донцами в одном из районов Черного моря трех торговых судов, которые везли в столицу пшеницу и орехи. Атаман донской станицы Федор Прокофьев 26 сентября 1662 г. рассказывал в Посольском приказе в Москве, что казаки «взяли на море карабль, а шол тот карабль ис Кафы в Царьгород со пшеницею и с ясырем… а тою… пшеницею (донцы. — В.К.)… кормились, варили и ели»[600].

Дело доходило до того, что из-за активных действий казаков крымский хан иногда не мог переправить в Стамбул регулярные подношения султану, великому везиру и другим высшим сановникам государства. Бахадыр-Гирей I в письме второму адмиралу империи Узуну Пияле-паше в Очаков, датируемом, по-видимому, летом 1639 г., приносил извинения за то, что не смог послать подарки падишаху в связи с присутствием казачьих судов на море, и просил прислать два или три корабля османского флота, чтобы «поохотиться за казачьими чайками». Адмирал отвечал, что такое решение может быть принято только с позволения султана и капудан-паши.

Тем временем хан писал и великому везиру: «В соответствии с обычаями Чингизидов мы приготовили вам наши подарки и подношения, но между тем чайки казаков из Озю появились и проникли в гавани вплоть до пристаней. Мы сообщили вам через вашего слугу, нашего кетхуду Осман-агу, что нас охватили страх и растерянность и что мы ждали прибытия имперского флота, несущего победу. [За отсутствием такового] мы попросили прислать, по крайней мере, одну или две галеры, которых хватило бы, чтобы обеспечить перевозку подарков».

Перехват казаками судов, шедших с солдатами, боеприпасами и продовольствием в обратном направлении, из Стамбула и других портов Малой Азии в города и крепости Северного Причерноморья, косвенно в конечном счете также оказывал влияние на положение столицы и всего государства, так как ослаблял боеспособность османских сил и их возможности остановить выход казаков в море[601].

Еще большее воздействие на Стамбул производили непрестанные налеты казаков на черноморские порты, из которых в турецкую столицу доставлялись различные товары. Впечатляющую картину разрушений и страха в этих портах рисовал Эвлия Челеби в описании всех своих путешествий по побережью. Что касается Румелии, то он писал о сожжении казаками Балчика, о размещении «всех зданий» Каварны «близ горы» из-за страха перед казаками, о проживании торговцев Мангалии с ее большой пристанью, через которую «отправляют зерно в Царьград», в прочных домах, «поскольку… боятся казаков», о Кюстенджи, которая из-за того, что «находится на морском побережье», «не слишком богата и хороша, так как много раз подвергалась нападению, разорению и сожжению со стороны казаков», и т.д.

Припомним заявление П. делла Балле о том, что на Черном море уже нет мест, которые не попадали бы в руки казаков. Эта констатация относится к 1618 г., и еще предстояли казачьи действия 1620-х гг., сопровождавшиеся особенно большими убытками Турции.

Военно-морские операции Запорожской Сечи и Войска Донского разрушали внутреннюю торговлю Османской империи с крайне негативными последствиями для Стамбула. Турецкие требования к странам, поощрявшим, по мнению султанского правительства, казачьи действия, о прекращении урона черноморской торговле становятся постоянными с середины XVI в. Еще в 1585 г. турецкий сановник Осман-паша, беседуя с русским послом Борисом Благово в Кастамону (южнее Инеболу), требовал, чтобы московский царь, если он хочет дружбы султана, «с Дону от Азова казаков велел свести, чтоб… от донских бы казаков… Азову и на море торговым людем шкоты и тесноты никоторые не было». Результат этих «шкод» был самым разнообразным и подчас важным не только в экономическом, но и в политическом отношении, о чем скажем в главе ХII.

На продовольственном и вообще экономическом положении Стамбула сказывались и дезорганизация, сокращение и даже прекращение турецкого торгового судоходства во время активных казачьих действий на море. Временами черноморское судоходство совершалось «только тайком, украдкой»: капитаны судов старались прижиматься к берегу, совершать лишь быстрые короткие переходы или просто не выходить в море. П. делла Балле в 1618 г. свидетельствовал, что «турецкие карамюрсели и другие их торговые суда почти не осмеливались этим летом плавать по морю».

Из-за казачьих набегов страдало и сельское хозяйство приморских областей, что, естественно, ухудшало снабжение продовольствием городов. К примеру, Эвлия Челеби, путешествуя в 1640 г. от Синопа к Самсуну и прибыв к устью реки Кызыл-Ирмака, отметил, что там «нет поблизости села, которое было бы возделано, из-за страха перед казаками».

Если верить этому автору, то четверть века спустя, в 1666 г., он слышал от волжских татар просьбы об усилении борьбы Турции против Москвы, казаков и калмыков с таким обоснованием последующих выгод: «Избавьте Азов и Крым от мучений, [претерпеваемых ими] от казаков и калмыков. И тогда мы заставим поток сала течь через Черное море [прямо] в ваш Стамбул. И каждый год мы станем отправлять несколько сотен тысяч баранов, а также сало на кухню цезаря-падишаха».

Надо заметить, что особый урон столице и всей Османской империи наносила борьба казаков с Азовом. По словам Ш. Лемерсье-Келькеже, в XVI в. «любая угроза, направленная против Азова, немедленно отражалась на продовольственном положении Стамбула, особенно в период крайнего недостатка в продовольствии, а также во время голода… поскольку Азов был портом довольно значительного сельскохозяйственного района, снабжавшего Стамбул продовольствием. Эта территория в значительной степени была поставщиком зерновых культур (зерновой хлеб, ячмень), сухих овощей, растительного масла…»

599

Ю.А. Петросян утверждает, что в XV—XVII вв. «столица практически не знала серьезных перебоев в снабжении, тогда как во многих провинциях голод был нередким явлением, особенно в конце XVI — начале XVII в.», но на следующей же странице говорит, что венецианская блокада 1656 г. не замедлила сказаться на продовольственном снабжении Стамбула, вызвав рост цен и ропот народа. Автор, видимо, полагает серьезными перебоями в снабжении только те, что вызывали непосредственно голод. Впрочем, вопреки Ю.А. Петросяну Шанталь Лемерсье-Келькеже указывает, что по крайней мере в XVI в. султанская столица часто страдала от голода.

600

Н.А. Мининков датирует этот случаи 1661 г.

601

Приведем один пример такого перехвата. В статейном списке русских послов, бывших в Крыму в 1655 г., Тимофея Хутынского и Ивана Фомина, отмечено: 22 июня приезжал к ним Багатырша-мурза Сулешов, который сообщил, что «тому… ныне 4 день шли из Царягорода к Кафе шесть кораблей с хлебом и с товары, и… донские казаки к тем кораблям приступали и взяли два корабля, один с хлебом, а другой с товары».