Запретное

Вдруг он поднимает голову и награждает меня пронзительным взглядом. Смущаясь от его внимательного осмотра моего внешнего вида, я осознаю, что моя прическа растрепалась, непокорные локоны свисают мне на лицо, влажные от стояния под мелким дождем.

- Да, - медленно отвечаю я. - А что?

- Ты ушла в семь. Сейчас почти одиннадцать.

Я не могу поверить, что это говорит Лочен.

- Ты хочешь сказать, что я должна быть дома в определенное время? - мой голос становится громче от возмущения.

- Конечно же нет, - раздраженно огрызается он. - Я просто удивлен. Четыре часа - это чертовски много для ужина.

Я закрываю за собой дверь в гостиную, когда чувствую, что у меня начинает подниматься давление.

- Он длился не четыре часа. Пока мы проехали полгорода, пока нашли место на стоянке, пока дождались столика… Мы просто говорили - много говорили. Оказывается, он очень интересный парень. Ему точно также не повезло в жизни.

Как только у меня с губ слетают эти слова, Лочен вскакивает, широкими шагами подходит к окну, затем дико начинает раскачиваться взад-вперед.

- Мне наплевать, что бедный маленький богач не получил желаемой машины на восемнадцатилетие - я наслышан об этом в Бельмонте. Чего я не могу понять, так это, почему, черт возьми, ты притворяешься, будто была на ужине, если тебя не было четыре часа!

Этого не может быть. Лочен сошел с ума. Он никогда в жизни так со мной не разговаривал. Я никогда раньше не видела его таким злым на меня.

- Хочешь сказать, что я должна отчитываться о каждом своем шаге? - Я бросаю ему вызов, у меня в недоумении расширяются глаза. - Ты действительно просишь меня рассказать тебе шаг за шагом все события сегодняшнего вечера? - мой голос продолжает повышаться.

- Нет! Я просто не хочу, чтобы мне врали! - начинает кричать Лочен.

- Что я делала или не делала на свидании - не твое собачье дело! - кричу я в ответ.

- А почему это должно быть секретом? Ты просто не можешь быть честной?

- Я и говорю правду! Мы сходили поужинать, поговорили, он отвез меня домой. Конец рассказа!

- Ты действительно думаешь, что я настолько доверчивый?

Это уже последняя капля. Скандал с Лоченом после недели игнорирования - идеальный конец вечера горьких разочарований, который, признаюсь, мог бы быть таким замечательным. Все, чего я хотела, когда пришла домой, - это забраться в постель и попытаться выбросить из головы все упущенные возможности. А вместо этого меня подвергают обвинениям.

Я начинаю пятиться к двери, поднимаю руки, как бы сдаваясь.

- Лочен, я не знаю, в чем твоя чертова проблема, но ты полный ублюдок. Что с тобой случилось? Я пришла, ожидая, что ты спросишь меня, хорошо ли я провела время, но вместо этого ты допрашиваешь меня, а потом обвиняешь во лжи! Даже если что-то и случилось на этом свидании, с чего ты вообще взял, что я захочу тебе рассказать?

Я разворачиваюсь к двери.

- Значит, ты спала с ним, - решительно говорит он. - Какая мать - такая и дочь.

Его слова рассекают воздух между нами. Моя рука замирает на холодном металле ручки. Медленно, болезненно я оборачиваюсь.

- Что? - слово срывается с губ маленьким дуновением воздуха, едва громче, чем шепот.

Время, кажется, остановилось. Он стоит передо мной в зеленой футболке и потертых джинсах, сжимая пальцы одной руки ладонью другой, спиной к огромной части ночи. Я оказываюсь перед незнакомцем. На его лице любопытный болезненный взгляд, как будто он плакал, но огонь в его глазах жжет мне лицо. Какой я была глупой, обманывая себя, что знаю его так хорошо. Он и до сих пор мой брат, но впервые мне кажется незнакомцем.

- Я не могу поверить, что ты это сказал, - мой голос, дрожащий в недоумении, исходит от существа, которое я едва узнаю: разбитого, травмированного без возможности восстановления. - Я всегда думала, что ты единственный, - вдох, - единственный человек, который никогда не причинит мне боль.

Ему, кажется, больно, его лицо отражает боль и недоверие, которые я испытываю.

- Мая, я нехорошо себя чувствую - это было непростительно. Я больше не знаю, что говорю, - его голос дрожит, он такой же потрясенный, как и мой. Прижимая руки к лицу, он отворачивается от меня, расхаживая по комнате, задыхаясь, его глаза наполнены диким, почти маниакальным взглядом.

- Мне просто нужно знать - пожалуйста, пойми - я должен знать, иначе я сойду с ума! - он крепко сжимает глаза и прерывисто вдыхает.

- Ничего не было! - я кричу, и мой гнев внезапно сменяется страхом. - Ничего не было. Почему ты мне не веришь? - Я хватаю его за плечи. - Ничего не было, Лочи! Ничего не было, ничего, ничего, ничего! - Я практически ору, но мне все равно. Я не понимаю, что с ним происходит. Что происходит со мной.

- Но он поцеловал тебя, - его голос пустой, лишенный всяких эмоций.

Отстраняясь от меня, он садится на корточки. - Он целовал тебя, Мая, он тебя целовал. - Его глаза полуприкрыты, лицо бесстрастное, как будто он истощен так, что нет сил реагировать.

- Он не целовал меня! - я кричу, схватив его за руки и пытаясь встряской привести в чувства. - Ладно, он пытался, но я ему не позволила! Знаешь, почему? Ты хочешь знать, почему? Ты действительно хочешь знать, почему? - Все еще сжимая его обеими руками, я подаюсь вперед, задыхаясь, когда слезы, горячие и тяжелые, стекают по моим щекам. - Вот почему… - рыдая, я целую Лочена в щеку. - Вот почему… - С приглушенным стоном я целую Лочена в уголок его рта. - Вот почему!.. - Закрыв глаза, я целую его в губы.

Я падаю, но знаю, что со мной все в порядке, потому что я с ним, с Лочи. Мои руки на его пылающих щеках, в его влажных волосах, на его теплой шее. Сейчас он целует меня в ответ, со странными тихими звуками, предполагающими, что он тоже плачет, целует меня так сильно, что содрогается, крепко хватая меня за руки и прижимая к себе. Я пробую на вкус его губы, язык, острые края передних зубов, мягкое тепло его рта. Я оказываюсь верхом на его коленях, желая стать еще ближе, желая раствориться в нем, смешать свое тело с его телом. Мы на миг отрываемся, чтобы вдохнуть, и я ловлю взгляд на его лице. Его глаза наполняются слезами. Он издает прерывистый звук; мы целуемся дольше, мягче и нежнее, а затем снова жестче и сильнее, его руки хватаются за лямки моего платья, скручивая их, сжимая ткань в кулаках, как будто борясь с болью. И я знаю, что он чувствует - это так до боли хорошо. Мне кажется, что я умру от счастья. Мне кажется, что я умру от боли. Время остановилось; время летит. У Лочена губы грубые, гладкие, жесткие, но нежные. Его пальцы сильные: я чувствую их на волосах, шее, руках и спине. И я не хочу, чтобы он меня отпускал.

Над нами разрывается звук, подобно удару грома; наши тела одновременно отталкиваются, и мы вдруг больше не целуемся, хотя я цепляюсь за воротник его футболки, а его руки крепко и сильно обнимают меня. Слышен звук сливаемой воды в туалете, затем знакомый скрип лестницы Кита. Ни один из нас не в состоянии двинуться, хотя в наступившей тишине ясно, что Кит вернулся в постель. Моя голова лежит у Лочена на груди, я слышу громкие звуки его сердца: очень громкие, очень быстрые, очень сильные. Я также слышу его дыхание - острые зазубренные шипы пронзают застывший воздух.

Он первым нарушает молчание:

- Мая, что, черт возьми, мы делаем? - хотя его голос не громче шепота, слышно, что он готов опять расплакаться. - Я не понимаю, почему… черт, почему это происходит с нами?

Я закрываю глаза и прижимаюсь к нему, поглаживая кончиками пальцев его обнаженную руку.

- Все что я знаю сейчас - это то, что я люблю тебя, - в тихом отчаянии говорю я, слова льются сами собой. - Я люблю тебя намного больше, чем просто брата. Я… я люблю тебя… во всех смыслах.

- Я чувствую то же самое … - его голос потрясенный и болезненный. - Это… это чувство такое большое, что иногда я думаю, будто оно поглотит меня. Оно такое сильное, что я чувствую, будто оно может меня убить. Оно продолжает расти, и я не могу… я не знаю, что сделать, чтобы остановить его. Но… но мы не должны этого делать - вот так любить друг друга! - его голос срывается.