Страница 10 из 11
Под неоновыми огнями вывески стояли две полицейские машины, и мигалки на их крышах рассыпали в ночи синие всполохи. На тротуаре уже собралась небольшая толпа.
У меня екнуло сердце. Возможно, это была пресловутая женская интуиция, не знаю. Зачем-то согнувшись в три погибели, я отлепилась от столба, перебежала улицу и смешалась с толпой.
– Это ужасно, — говорил высокий сухопарый старик. — Просто ужасно. Я вышел, как обычно, на прогулку с моим Жожо и обнаружил его…
Зеваки слушали с благоговением. Маленький белый пудель прижался к ноге хозяина, мелко дрожа всем телом, — очевидно, это и был тот самый Жожо.
– Такой приличный молодой человек, светловолосый, в красной майке… Ему перерезали горло, представляете? — Несмотря на волнение, он произнес слово égorger[5] с явным удовольствием, смакуя его, как хорошее вино.
У меня же было ощущение, что перерезают горло мне. Полиция копошилась в темном дворе, куда никого не пускали, но мне во что бы то ни стало нужно было взглянуть на того, кто там лежит. Потому что — может быть, я читала слишком много детективов — мне показалось, я могу знать этого человека. Слишком многие приметы совпадали.
Покрепче перехватив сумку (эх, знали бы полицейские, что в ней находится…), я двинулась прямиком на представителя закона.
– Сюда нельзя, мадемуазель! — строго сказал мне ажан.
– Но я живу в этом доме! — объявила я, уверенно махнув рукой в сторону двора.
Полицейский смерил меня недоверчивым взглядом. Мне показалось, он собирался спросить у меня документы, но тут к нему подскочил лохматый тип с микрофоном, которого сопровождал оператор с камерой. Тип выглядел так, словно его с утра по ошибке засунули в стиральную машину, а когда вытащили, забыли погладить. Все у него стояло дыбом: волосы, брови, даже очки. Не тратя даром времени, он набросился на полицейского.
– Это убийство? Кто его расследует? Могу я задать несколько вопросов?
– Еще ничего не известно толком, месье, — осадил его полицейский.
– Но это хотя бы серийное убийство, а? — ухмыльнулся тип с микрофоном.
– Это вы лучше спросите у инспектора Миртиля, — твердо ответил ажан.
– У этого? Да он терпеть нас не может!
Воспользовавшись тем, что полицейский отвлекся на перепалку с представителем прессы, я беспрепятственно проскользнула во двор.
Лавируя все время так, чтобы оставаться, насколько возможно, вне поля зрения остальных полицейских, я наконец подобралась к группе из трех человек. Тот, что стоял ко мне спиной, был худ, как щепка, с лысиной на макушке и говорил слегка в нос. Мне подумалось, что это и есть пресловутый Миртиль. Второй, которого я видела в профиль, — курносый плечистый малый лет тридцати пяти с белокурыми вьющимися волосами, сложением напоминающий хороший шкаф. Третий, судя по тому, как он кружил возле распростертого на земле тела, был всего-навсего врач — врач для тех больных, которым он в принципе уже не нужен.
– Четыре часа, может быть, пять, — изрек он.
– М-да, — сказал блондин и поглядел на лысого.
Я воспользовалась этим и подкралась еще на два шага, но и отсюда не было видно лица жертвы — его заслоняли спины стоявших.
– Ни денег, ни документов, — буркнул лысый. — Жильцы этих домов его не знают.
– Может быть, турист? На туриста он вполне похож. Надо будет проверить ближайшие гостиницы.
– Звери, — продолжал лысый. Он достал сигарету, повертел ее в пальцах и закурил. — Ну хочешь ограбить — грабь, но зачем убивать?
– Это-то меня и беспокоит, — заметил блондин. — Слишком чисто нанесен удар. Смерть наступила практически мгновенно.
– Вы преувеличиваете, Миртиль. В таких делах…
– Я перевидал немало трупов, Клеман, и знаю, о чем говорю. Этого человека убил профессионал.
Он повернулся, и тут я увидела лицо зарезанного. Я узнала его, хотя оно было заляпано кровью. Я ожидала этого — и все-таки надеялась, что ошибусь в своих предположениях. Да, это был Денис.
Появились санитары. Тело упаковывали в мешок, когда я со всех ног бросилась бежать в направлении, противоположном тому, откуда пришла. Мне не повезло — с этой стороны двора я тоже напоролась на полицейского.
– Стой! — заорал он и крепко ухватил меня за сумку, которую я держала не менее крепко. — Какого дья…
– Я живу в этом доме! — заорала я в ответ. — Мне дела нет до ваших убийств! Месье Миртиль сказал, что я могу идти, я опаздываю на вечеринку!
Неизвестно, что произвело на него более магическое впечатление — имя его начальника или слово «вечеринка». Для француза власти и праздник одинаково святы.
– Ладно, идите, — пробурчал он.
И я пошла, нет, я побежала. Через соседнюю улицу я вернулась на бульвар и, порядочно поблуждав по нему, внезапно увидела в витрине очередного магазинчика манекены — безрукие и безголовые торсы с надетым на них женским бельем.
Как же я могла забыть? Ведь именно эту витрину мы первым делом увидели с Денисом, когда вышли из гостиницы и свернули на бульвар, и я еще как-то удачно пошутила насчет пластмассовой расчлененки… или голов с руками, которые ищут своих хозяев и не могут найти…
Я приму душ, соберусь с мыслями и пойду в полицию. Или в посольство. Должны же они помочь мне, в конце концов? Должен же хоть кто-нибудь мне помочь?
По почти безлюдной улице, мимо вьетнамцев, которые последними убирали на ночь фрукты и овощи с прилавка, выставленного на тротуар, и наконец вот она — моя гостиница. Добро пожаловать, мадемуазель Вероника!
Это была стандартная парижская гостиница, в одном из обычных парижских домов в четыре-пять этажей, где есть узенькая лестница, и лифт величиной с носовой платок, и стойка ресепшен занимает треть вестибюля, а на завтрак дают ровно столько, чтобы турист не умер с голоду до обеда. Мадам за стойкой вперила в меня непонимающий взгляд.
– Что-то не так, мадемуазель?
Я уже подумала, что мое лицо отражало чувства, которые я испытала при виде мертвого Дениса, лежащего с перерезанным горлом у каких-то грязных мусорных баков, когда администраторша добавила:
– Вы забыли что-то из вещей? В ваш номер скоро вселятся новые жильцы, но, если вы что-то потеряли…
Я сглотнула. Мне казалось, не так-то просто выбросить из головы близкого человека, которого вы только что видели бездыханным, и все же — я напрочь забыла о нем, едва осознав смысл того, что мне говорили.
Не требовалось семи пядей во лбу, чтобы понять, что кто-то пришел от моего имени, забрал наши вещи, выехал из номера и растворился в городе, где у меня не было никаких шансов его найти.
Я заставила себя улыбнуться. И пошла напролом.
– Нет, кажется, все в порядке, но дело вот в чем. Мой приятель куда-то запропастился. Ему и правда показалось, что чего-то не хватает, и вот я его жду, а его все нет. Может быть, он заходил к вам? Он такой… — я улыбнулась так широко, что, наверное, заткнула за пояс даже чеширского кота, — рассеянный…
– Ваш приятель? Тот, с которым вы поселились в номере, или тот, который приехал с вами позже?
Ах, эта чертова французская точность! Но в голосе немолодой администраторши звенели совсем другие нотки, и я даже ушам своим не поверила, когда услышала их. Да она просто мне завидует! Она решила, что у меня аж два поклонника…
– Меня интересует второй, — уточнила я. — Блондин… в сером костюме.
– Да, я помню. Вы еще приехали с ним на машине…
– В черной машине, да.
– Нет, он больше не заходил.
– Ах вот как.
Я готова была схватить ее за горло — или прямо тут же, в крошечном вестибюле, повалиться на пол в жесточайшей истерике. Это некрасиво, но эта милая дама, такая любезная, такая… такая безжалостная… И я — обманщица без денег, документов и вещей.
– Я не должна ничего подписывать? — осведомилась я. — Я понимаю, я огорчила вас. Решила переехать…
– Нет-нет, вы уже за все заплатили и расписались.
– В самом деле?
Она, улыбаясь, показала мне какую-то бумажку и ткнула пальцем в низ страницы.
5
Перерезать горло (франц.).